МХТ им. А. П. Чехова: 12 вопросов Андрею Бурковскому

- Есть ли у Вас кумиры, авторитеты в профессии?

— Если с ходу, то Евстигнеев, Андрей Миронов. Кумиры моего детства, кумиры настоящего. Лучшие артисты, которых я когда-либо видел. Сегодня я обожаю Кристофа Вальца, который снимается у Тарантино. У него такая легкость в любых его проявлениях. Еще, конечно, Де Ниро — признанный гений.

- Вы еще студентом Школы-студии стали играть в МХТ, потом Вас взяли в труппу. Вас такое легкое вхождение в Художественный театр не пугает?

— А это легкое считается? Вообще не легкое! Скорее долгое. В 16 лет хотел поступить в театральный институт и так и не поступил, потому что родители хотели, чтобы я занимался другим делом. Еще одна попытка в 26 лет — поступил в Школу-студию МХАТ. Это было долго и мучительно, но я стремился. И теперь играю в том театре, о котором мечтал всю жизнь.

- А МХТ сразу был той точкой, куда надо было стремиться?

— Я из города Томска, из Сибири. И мне оттуда сложно было разобраться, какой театр мне нужен, какой театр выбрать. Когда-то МХАТ приезжал в Томск, и моя мама всю жизнь рассказывала о том, что видела на главной улице Ленина Евгения Александровича Евстигнеева. Он, мама вспоминает, был в красивом велюровом костюме. Интерес к МХТ пришел уже «во время еды». Я, конечно, переживаю и, думаю, буду все время переживать и думать о том, как бы моя жизнь сложилась, если бы все это случилось чуть раньше. Уж сколько я мог бы сделать. А, может, и надо было, чтобы моя жизнь сложилась так. Пока же радуюсь тому, что есть.

- Была ли точка, после которой выбор профессии стал необратимым?

— Это было с самого начала, с самого детства. У меня есть запись 1993 года, где мы выступаем на камеру. Мне десять лет, и мы с другом делаем разные приколы. Но поменять резко свою жизнь, когда я все-таки поступил в Школу-студию, было непросто. Это было связано с трагическими событиями, погиб брат. Мне нужно было сделать какой-то резкий шаг в жизни, добиться этой профессии. Сперва я отучился у Германа Сидакова, потом Школа, курс Игоря Золотовицкого и Сергея Земцова.

- Самая странная зрительская реакция в Вашей жизни?

— Узнают, подходят, говорят: «Ааа, ну ты ваще там даешь! Молодец!» Однажды в клубе, кстати, в Томске, я мыл руки, и сзади подошел человек и сказал: «Братуха, ну ты ваще пена! Ты просто пена вообще! Такие вещи делаешь, ну красава». То есть он употреблял слово «пена» в смысле поощрения!

- Сложно быть всегда позитивным?

— Очень сложно. Я много нервничаю и все время уговариваю себя делать это чуть поменьше. Я не имею в виду нервничать за роль или нервничать по роли, я имею в виду нервничать за все на свете, за всех думать. Я перфекционист и все время пытаюсь «спасти ситуацию». Даже когда этого не надо делать. Такой характер. И это накапливается, усталость, и получается какой-то коллапс. Пока не научился «отпускать» ситуацию.

- Что Вас заставляет грустить?

— Когда ты понимаешь, что ты мог это сделать, но не сделал. Хотя в моей жизни так получилось, что все, что проходило мимо меня и меня расстраивало, было не мое. И слава богу — я доверяю интуиции и доверяю обстоятельствам. Я не заставляю себя преодолевать какие-то слишком явные обстоятельства. Ну и от потерь, конечно, грущу. Хотя тут уже не грусть, а другое слово.

- Вы домосед или путешественник?

— Люблю путешествовать, просто редко получается. Двое детей. Хочется быть с ними в свободное время.

- Самое экзотическое место, где Вы побывали?

— Пока не было слишком экзотических. Любое место связано только с людьми. Можно и в Подмосковье прекрасно отдохнуть, если есть хорошая компания. Хотя что может быть более банально? Иногда и на море холодно, но есть друзья. Но когда со съемок бежишь в театр, а из театра бежишь на съемки, и спишь по три часа, в эти периоды мечтаешь только о том, как я поеду туда, где белый песок и океан, и ты просто лежишь и всё. Но я твердо знаю, что три дня полежишь и запросишься в свою привычную среду.

- Что нового Вы приобрели в этом году?

— Опять начал в хоккей играть. Закончил я с хоккеем в 18 лет, сейчас мне 30. Появилась в Москве актерская хоккей-команда «КомАр», и меня затащили на тренировку. Вспомнил старые времена.

- Может ли театр изменить жизнь?

— Может. У меня много в памяти таких сюжетов. Театр имеет реальное терапевтическое влияние на публику. И, прежде всего, жанр комедии, который, как мне кажется, гораздо более сложен, чем иные. Люди спасаются от жизни в театре, расслабляются, выходят из него с другой головой. Театр заставляет нас понять, что не так уж все сложно в жизни. Вот я был на прекрасном спектакле Саши Молочникова «19.14» в МХТ, ничего не знал про Первую мировую. Стал читать, думать — у меня ощущение, что со мной хорошо поговорили. Театр меняет жизненные принципы. Дело театра — посеять сомнение. Посеять росток, горошину чего-нибудь, что в человеке может развиться. Недавно своих знакомых водил в МХТ, потом рассказывал им про историю нашего театра — они были в настоящем шоке, когда узнали, где были. Говорили, что почувствовали связь времен.

- Есть ли у Вас афоризм, который Вам помогает жить?

— Табаков говорит часто: «Театр — это веселенькое дело». Оно сложное, с ним связано много труда, нервов, чувства долга. Но это все равно «веселенькое дело». Или как Станиславский сказал: «Проще, легче, выше, веселее». Нельзя делать эту профессию со значительным лицом. И еще нам Рыжаков говорил на курсе: «Нельзя слишком серьезно относиться к себе».

АФИША	БИЛЕТЫ	СПЕКТАКЛИ
ТРУППА	ИСТОРИЯ	КОНТАКТЫ