Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Евгений Миронов: «Я борюсь до конца»

Елена Груева, Ваш досуг, 15.10.2004
22 октября начинается уникальный театральный фестиваль «Сезон Станиславского»: полтора месяца в Москве будут показывать спектакли лауреатов премии Фонда Станиславского. Евгений Миронов рассказал «ВД» о фестивале и премии, которой в этом году исполняется 10 лет.
Евгений Миронов — один из немногих актеров поколения, стартовавшего в 80-е, кто снискал славу не только в кино, но и на театральной сцене. За свои кинороли он получил множество призов и наград, а за работы в театре его выбрали еще и в постоянно действующее жюри, присуждающее одну из самых авторитетных театральных премий — премию Фонда Станиславского. В юбилейном 2004 году Миронов стал председателем этого жюри.
 — По-моему, это единственное жюри, в работе которого вы участвуете?
 — Когда-то я поклялся, что никогда не пойду ни в какое жюри судить своих товарищей. Cудить — странное занятие для артиста: у каждого художника свои критерии. Очень часто премия — абсолютно необъективная вещь, случайная. Но когда меня в жюри премии Станиславского позвал Олег Николаевич Ефремов — первый председатель Фонда — и когда я узнал, кто в это жюри входит, то понял, что не могу не пойти. И потом, это все-таки премия имени Станиславского. Отсюда и отсчет. Надеюсь планку, поставленную еще Ефремовым, мы не опускаем. Для нас главное — увидеть и отметить живые события в сегодняшнем театральном мире. Никогда мы не прикидываем: этому уже давали премию, у того и так много. Нам важна собственная репутация. Что же касается председательства в жюри, то просто в этом году пришла моя очередь …
 — В жюри входят руководители театров: Марк Захаров, Олег Табаков, Петр Фоменко, профессора-театроведы, известные актеры — все люди авторитетные и очень занятые. Даже просто собрать их в одном месте —и то дело непростое. Как же проходят заседания? Кстати, голосование у вас тайное?
 — Нет, голосование у нас открытое. И по поводу каждого номинанта идут споры. Иногда долгие. 
 — Вы едва ли не самый молодой член жюри. К вам прислушиваются?
 — Я сразу решил, что не имею права тихо выслушивать мнения мэтров. Стеснялся, краснел, но всегда высказывал свою точку зрения. В позапрошлом году я внес кандидатуру моего педагога Валентины Ермаковой, профессора саратовского театрального вуза, на соискание премии. Она великая актриса, замечательный преподаватель, но за педагогику ничего никогда не получала. А ведь еще Табаков на ее спектаклях рос.
Сейчас болею за Галину Тюнину. Она безусловно лидер своего поколения, хотя еще недостаточно «засвечена», поскольку человек не тусовочный. Ее кандидатура много раз обсуждалась, но все как-то звезды не сходились. Надеюсь, в этом году все получится. Из дебютантов болею за молодого режиссера Диму Петруня, который поставил замечательных «Солдатиков» в театре Табакова.
 — По какому принципу жюри отбирало спектакли для участия в фестивале «Сезон Станиславского»?
 — Это новые постановки лауреатов премии за минувшие 10 лет. Нам интересно, что они делают сейчас, как развиваются, куда идут.
 — А какой спектакль ближе всех лично вам?
 — Мне ближе всех, эгоистически признаюсь, то, в чем я участвую, — «Вишневый сад» Някрошюса. На мой взгляд, это даже не спектакль. Някрошюс разговаривает с Антоном Павловичем Чеховым на вечные темы. Разговаривает о нас, о времени и о себе — обо всем. Спектакль соткан из ассоциаций: детство, любовь, смерть?
 — Играя в «Вишневом саде», вы чувствуете, что участвуете в великом спектакле?
 — Если я начну думать, что сегодня вечером буду играть в чем-то великом, то просто на сцену не выйду. Я не могу представить, что один спектакль — событие, а другой я играю просто так. У меня роль в спектакле «Чайка», который двадцать с лишним лет назад поставил Ефремов. Каждый раз я решаю что-то для себя и для Треплева. Ищу выход, не нахожу? и стреляюсь.
 — Вы работали со многими знаменитыми театральными режиссерами: Валерием Фокиным, Петером Штайном, Декланом Доннелланом и вот теперь с Эймунтасом Някрошюсом. Легко ли вы поддаетесь их воле?
 — Я из тех актеров, кто не очень доверяет режиссеру. Только когда понимаю, что мое собственное видение роли разбивается о что-то очень интересное, — отступаю. Все равно, правда, борюсь до конца и что-то свое впихиваю. Но я хорошо понимаю, что встреча с такими режиссерами — большая удача, и я обязан использовать такую возможность сполна. Мне важно взять от них все. Някрошюс, например, очень любит молчать. Порой более красноречиво, чем многие разговаривают о роли. И расшифровывать молчание очень интересно.
 — Пока что вы не выходили за границы психологического театра. А интересно было бы?
 — Интересно поработать с Бобом Уилсоном — режиссером стерильной формы. Только я бы постарался ее разломать, обжить ее своим нутром. Он предлагал мне сыграть Гамлета в его моноспектакле. Но пришлось отказаться. Сейчас я Гамлет у Петера Штайна.
А насчет «психологического театра»? Многие его хоронят, причем давно, путая психологический театр с бытовым. Но никакой авангардист не сможет отменить законов человеческой психологии. А в театре только это по-настоящему и трогает. Что и доказывал Станиславский. К открытию фестиваля «Сезон Станиславского» выйдет книга — альбом о шести лучших постановках «Вишневого сада» в мире. Пьесе — 100 лет, Чехову — 100 лет. 22 октября Фонд передаст экземпляры книги в подарок театральным институтам и библиотекам. В ней есть трактовки «Вишневого сада» от Станиславского до Някрошюса: и Стрелер, и Брук, и Штайн. И вся великая шестерка оказалась согласной с «дедушкой» Константином Сергеевичем — он до сих пор остается для театра символом постоянного обновления.