Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Жулик на честном пиру

Валерий Бегунов, Современная драматургия, 1.07.2005
Может быть, за последнее время «Кукла для невесты» — один из самых «равновесных» спектаклей «Табакерки». Здесь и артистам дана возможность разгуляться, и режиссер Александр Мохов смог продемонстрировать многие свои умения и при этом вполне программно высказался по поводу нашей жизни.

И сценограф Ольга Шагалина, создавая театрально-условный мир, но с весьма подробно и точно проработанными реалистичными знаками, поддержала общий тон этой работы: такая вот «современная сказка», почти сказка… она, может, и ложь, но в ней непременно намек, и добрым молодцам… сами знаете что. И зал с удовольствием общается с театром. А театр в этом спектакле отвечает зрителям полной взаимностью, почти нигде не допуская вульгарности и пошлости, излишней вольности и не провоцируя амикошонства. При том, что не все и не всегда актеры на высоте и - при всей искренности — порой играют неровно.

Какое-то село или поселок… словом, место в глубинке, забытое Богом. Но тут живут люди. Всюду жизнь! Очень такая… «расейская». Потому что полное рассеяние мозгов и минимальной деловитости. Мозги пропиты, мастерство — не до конца. Поэтому самогонка получается классная. А поиск спиртного, даже когда за него нечем платить, происходит на уровне глубинного безошибочного чутья. Некая девушка Лиза собралась наконец замуж. За торгующего в городе зеленью (и не раз ее надувавшего) кавказца. Девушка Лиза — матерая: мужика на скаку остановит и горящую избу снесет. Потому как ей уже под сорок, и пойдешь за любого, чтоб все как у людей. Люди — рядом. Чудные. Соседский сын, сорокалетний Колька, с которым когда-то у Лизы «не случилось». Она с тех пор все еще девушка, а он все еще любит, ревнует, пьет и всех бьет. А она бьет его: потому что он бестолочь, отваживает от нее женихов и еще он за справедливость, что требует постоянно ввязываться в драки по всему селу. Мать Лизы, мастерица варить самогон и устраивать свадебные застолья, и соседский отец Kольки, Митрич, не дурак выпить, — оба теперь одиноки. И когда-то что меж них. .. Не важно? Нет, важно… Потому что старые чувства не ржавеют. Ведь в село явился международный аферист и мошенник Сергей. Случайно попало в руки ему письмо, писанное Митричу дальними родственниками. И он, Сергей, прикинулся воином, пострадавшим в Афгане, и теперь завернувшим к родне, по пути в Москву, а там и в Германию, на операцию, которую проплачивает наше Минобороны; но тут вдруг — облом по части платы, и надо «ехать на разборки»… Лиза, влюбившись впервые в жизни, отдает Сергею все… ну, накопленное к свадьбе, а он смывается. Аферу вскрыл пьяница Колька (хоть и задружился он поначалу с Серегой, но сердце чуяло правду). В итоге жениться отправились Митрич и Андреевна. Но и Сергей вернулся (он же не вор, а честный мошенник), и отдал неверное богатство. Лиза, не желавшая «чтоб как у всех» — куклы на бампере свадебной машины, осталась с огромной куклой-персонажем американского мультика — прощальным даром Сергея. Ибо это она хотела целовать Сергея, а он все сомневался, надо ли это ему… Самые сильные моменты в спектакле — дуэты Лизы и Сергея: ее тело выдает все ее чувства и надежды; а он, ясно понимая, какая перед ним женщина… какая неземная возможность потрясающей жизни… не уверен, что это ему нужно, и честно это показывает. В точной игре актеров… и как бы не в игре — тонкий юмор поверх легкой грусти и глубокой печали.

Я не столько пьесу Александра Коровкина пересказываю, сколько показываю то, как она поставлена в «Табакерке» Александром Моховым. В спектакле, как и в пьесе, есть все приметы того, какова наша сельская глубинка: вернее, того, как принято ее представлять и о ней рассказывать. Чуток ужасаясь, слегка журя, но по-доброму и сочувственно: что с них возьмешь, «дети гор»… то есть полей. Но за этим — своя правда жизни, правда чувств и ситуации. И Лиза Кристины Бабушкиной предстает во всей могучей красе нерастраченной женственности. Как она поет! И как могла бы любить… Кого?! Колька Сергеем Угрюмовым сыгран точно (хотя порой с пережимом): душа-то его заслуживает большой любви, но оболочка! «Старшие» — очень хорошие работы Владимира Краснова (Митрич, который умеет только орать и запрещать, но вовсе бестолковый воспитатель) и Раисы Рязановой (Андреевна; хотя порой ее «хитрованное селянство» отдает городской окраиной) — эти «родители» построили такую жизнь, в которой ничего нет верного, а самый лучший из мужиков, Серега, — и тот мошенник. ..

Эта работа театра и драматурга доставляет много легкой (но не легкомысленной) радости. Прежде всего, радуешься за автора. Коровкин приобрел мастеровитость, уверенное, осознанное владение ремеслом. Реализует замысел лаконично, емко, точно. (Правда, сама «затравка» с найденным письмом выглядит очень условной или, скажем, неточно прописанной в пьесе. Но режиссеру удалось сделать это не очень заметным.)

Тут и масса режиссерских и актерских комичных, «а ля рюс этнография», трюков, умело вписанных в тесный пятачок сцены, на которой художник уместил стык двух соседских дворов — некуда уединиться, никакого интима, все на глазах людей… Поводом для актерской игры становится и фактура актера: «качок» Сергей срывает аплодисменты виртуозной игрой с топором.

На этом можно было бы и закончить. Но есть еще кое-что, требующее продолжения разговора. В конце, разрубив топором объявление о своем розыске (вроде как «отсекая» прошлую жизнь), Сергей затихает в одиночестве и раздумье. Сороковник почти, пора остепениться. Но он не знает: стоит ли эта жизнь, тут, такая, как она есть, того, чтоб в ней укрепляться. И никаких чувств ни Лизе, ни, прежде всего, самому себе он не обещает… Сергей — добротная работа Александра Фисенко. Но порой не ясно: разобрались ли режиссер и актер, кого нам показывают: сельского прохиндея, пусть и ушлого, или все же это интеллектуал мирового уровня? Все же парень из села, а до чего дорос! Учит селян деловитости, чести, объясняет политическую и социальную проблематику и так доходчиво говорит о внутренней вине, о психологической подоплеке такой нашей росcийской жизни.

Если всерьез, без боязни погружения на дно, вдуматься в суть, в смысл предложенной автором ситуации, то она видится гораздо более трагически-неопределенной (если не сказать — безнадежной), нежели трагикомической. Извращенность и печаль нашей жизни еще и в том, что «правду режет» прохиндей… И все же автор относится к своим героям и к их бытию не осуждающе, а сочувственно-добродушно. А режиссер и актеры доносят до зрителя в полном объеме и богатстве оттенков (и даже слегка усиливают) этот ироничный, но сердечный и добрый взгляд на персонажей сыгранной истории. 

Возможно, сейчас не случайно очень многие театры избирают такой стиль общения со зрителем. По крайней мере, с большинством зрителей. Возможно, ныне проповедническая функция театра, «огненное вещание с кафедры», «обвиняющая проповедь» должны отойти на второй план, уступив первую линию (частью вынужденно, частью неизбежно) иной корневой способности театра: освобождать душу от суеты и скверны жизни, просветлять ее надеждой. Зрителя при этом не уводят от правды жизни. Ведь ни театр, ни драматург не молчат о темных сторонах жизни и людской природы. Хотя «злодеи» — плуты и краснобаи политики, мошенники-начальники, чинуши-мздоимцы, «плохие» генералы — не показаны; но они все время присутствуют в сюжете, они влияют на судьбу персонажей. И все недостатки персонажей, личные и типические, включая бессмысленное пьянство, безалаберность, нежелание ни во что вдумываться, тоже не прячутся. Но дело в том, как об этом говорить. Спектакль «Табакерки» — не язвящая социальная проповедь или сатира. Здесь легкая — и при этом вполне откровенная и честная — ирония одета флером легкого сентимента. Да, такой способ повествования. В мировой культуре у него своя традиция — О?Генри, в немалой степени М. Твен, еще больше Дж. К. Джером. Можно вспомнить и фильм «Игрушка» с П. Ришаром… Эта манера в чем-то, по-моему, более честная, чем иные нынешние авангардно-экспериментальные изыски. Порой среднестатистическое новаторское формотворчество оказывается самым нaстоящим эскапизмом: иные художники (и часть ценителей искусства) откровенно отгораживаются от житейских и духовных проблем опытами с формой (как и развлекательной спекуляцией на «черном» житейском гиперреализме).

И вот еще о чем хотелось бы сказать. Этот мошенник и брачный аферист Сергей… На каком-то совершенно неосознаваемом, но все же сказывающемся в роли уровне интуиции Александр Фисенко играет Сергея существом настолько самодостаточным и удовлетворенным своей житейской программой, что ему, если всерьез, не нужны «большие чувства», страсти, «вечные привязанности», погружение в устройство быта, дома, семьи, «гнезда». Его «дело» — вот его страсть. В него, во взаимоотношения с ним он и погружен до предела. Он может остро чувствовать, проявлять все — и плохие, и хорошие стороны своей натуры. Он может сильно влюбляться. Возможно, глубоко любить. Но. .. Его «жизненный путь самовыражения и самовыявления» для него всегда важнее. Он может сострадать и помогать. Но не привязываться надолго и не хочет привязывать к себе. Да, такой эгоцентризм. Ну, в этом сюжете такой самодостаточный человек — мошенник. А мог быть художником, учителем, геологом, руководителем, кем-то еще… (Как правило, это увлечения и таланты в тех делах, которые не тяготеют к оседлости.) Таких людей сейчас все больше, и они все заметнее. Они всегда были. Они — проблема взаимоотношений окружающих с ними. И об этом в прежние времена писали великие драматурги: эта тема в какой-то мере звучит в «Венецианском купце» и внятно прописана, например, в некоторых персонажах «Волков и овец». Такие люди естественным образом остаются холостяками. Сейчас цивилизация позволяет людям быть вполне независимыми друг от друга и семьи. (Кстати, и на российских сценах появляются спектакли, в которых режиссеры угадывают и выражают эту тему как раз через сюжеты Шекспира и Островского!) Не знаю, насколько осознанно думали об этом драматург Коровкин и режиссер Мохов, но и в пьесе, и в спектакле этот мотив есть. Впрочем, возможно, он просто естественным образом присущ материалу и житейскому сюжету, и благодаря точному, чуткому профессионализму получил возможность явить себя в пьесе, в режиссуре и в актерской работе.

Пока косвенно, намеком. Но мы, кажется, в преддверии того, что вскоре увидим на наших сценах художественную разработку очень интересной, неоднозначной и непривычной для нашего общества социальной и этической проблемы…