Режиссеры

Игорь Золотовицкий: «Без террора нельзя — начнется бардак»

Валерия Жарова, Собеседник, 19.07.2011
Вы мгновенно узнаете Игоря Золотовицкого, даже не зная его по фамилии. Он наиграл огромное количество по-мхатовски ярких и живых эпизодов, очень разных, трагических и фарсовых, одинаково выкладываясь в так называемом серьезном кино и в сериалах. У него много спектаклей в МХТ и долгий список телепрограмм, где он бывал то гостем, то ведущим. Он запоминается немедленно, и происходит это, вероятно, потому, что Золотовицкий, в отличие от большинства актеров, эмоционально щедр, порой избыточно. Даже играя мерзавцев — а их у него тоже было порядочно, — он умудряется расположить к ним: широкий человек, что поделаешь.

От слова «полвека» можно сойти с ума

- Вы недавно отметили юбилей. Что ощущаете? Все-таки пятьдесят…

 — Ощущения двоякие. Если я хоть на секунду задумаюсь о том, что мне пятьдесят, я тут же сойду с ума. Скажет кто-нибудь «пятьдесят», а то и того хуже — «полвека»… Есть опасность начать относиться к себе слишком серьезно — как же, полвека! Поэтому я отношусь к юбилею просто как к еще одному поводу услышать о себе много приятного. Спасибо за поздравления, но прошу считать, что мне тридцать. И всем, кстати, советую выбрать этот же модус. Потому что возраст ни на что не влияет. То есть влияет только на внешние обстоятельства — повышение, увольнение в запас, выход на пенсию… Если же его проецировать на внутреннее состояние, то это конец.

- Ну ладно, хватит тогда об этом, давайте о работе. Чем вы сейчас заняты?

 — Главным образом репетициями «Мастера и Маргариты», который ставит венгерский режиссер. Пока рано говорить, что получится. Там действие перенесено в наши дни: например, вместо трамвая — метро. Действие в метро и начинается. Декорации бродвейские, очень хорошие, и постановка любопытная.

- А вы кто?

 — Будешь смеяться — Берлиоз! Да-да, вот мне и сын сказал: «Точно, ты маленький, толстенький, лысый…» — это у Булгакова он такой.

- Ну, даже если внешность не брать в расчет, все равно это совсем не ваш образ! Такой литературный функционер, сухой и занудный…

 — А вот я, кстати, до сих пор еще не понял, какой он. Мне кажется, у Булгакова он совсем неглупый. Образованный, Канта читал…

- Образование еще не признак ума.

 — Да, конечно. Но он и рассуждает неглупо. То, что он говорит Иванушке об Иисусе, — это все очень логично, просто он в своих убеждениях или заблуждениях. И вот как все это понять и показать в одной сцене у Патриарших, я не знаю, но пытаюсь понять. Может, роль и не моя, но актеры — люди зависимые. Нельзя отказываться от роли, если она не унижает твое человеческое достоинство.

- А вам приходилось отказываться?

 — Пытался, но не получилось ни разу. Все равно уговаривали.

- И что это были за роли?

 — Ну, например, делали такой спектакль — «Гамлет в остром соусе». О том, что происходит на кухне, пока у Гамлета рвутся все эти страсти. Я там играл актера, который играет Гертруду. То есть я даже не понимал, кого я играю — актера или Гертруду. Гермафродит какой-то. Но спектакль так и не вышел.

- А почему не хотели?

 — Мне было неприятно всё — и трактовка, и пьеса. Лучше бы честно «Гамлета» поставить. Но повторяю, отказываться от ролей не в моих правилах. Если работаешь в государственном театре, так работай.

- У вас ведь здесь очень строго с дисциплиной. Трудно?

 — Не сказал бы. Ты берешь на себя обязательства, настраиваешься на такой режим работы, значит, принимаешь эти условия. И потом, ну как без железной дисциплины держать такой театр? С актерами иначе нельзя, начнется бардак.

- Но вы же еще много где заняты. Как тогда совмещать?

 — Когда ты без малого тридцать лет работаешь в этом театре… Ну, словом, я понимаю, что у меня несколько больше привилегий, чем у новичков. Но и это не дает мне права расслабляться и наглеть. Я на полгода даю подробное расписание, когда и где буду занят, и дальше все это уже обсуждается.

- За то время, что вы работаете в МХТ, театр сильно изменился?

 — Я начинал в нем работать еще в другой стране. Не скажу, что было хуже или лучше… Было по-другому, и зарплаты совсем другие… Знаешь, как говорили: «Государство делает вид, что платит нам деньги, мы делаем вид, что работаем». Это шутка, но всё же… Мы все привыкли параллельно делать что-то еще… Но при Олеге Павловиче, конечно, театр очень изменился.

- В чем именно?

 — Главный результат работы Табакова — полные залы.

- И хороша ли публика?

 — Наша, смею думать, не самая плохая. Но вот что хочу отметить. Я много езжу по стране, вижу театры в провинции — есть просто великолепные, столько там замечательных актеров! Я убедился, что и в провинции может быть сильный профессиональный театр. Но главное — насколько же в провинции публика отличается от столичной! Она настолько чище, открытей… Другое дело, что везут в провинцию часто такое г… Бывает стыдно за наши антрепризы — ужас что такое. Конечно, вкус от этого портится. Но если показывать настоящее качество, сразу видно, какая это благодарная и восприимчивая публика.

- Кстати, об антрепризах…

 — Да, кстати, об антрепризах. Ты видела «Чайку» в постановке Юрия Бутусова? Ой, какой спектакль! Какое это чудо, согласись! Вот посмотришь и тогда понимаешь, что этого невозможно добиться ни в какой антрепризе.

- А сейчас все как раз говорят о скорой гибели репертуарного театра…

 — Репертуарный театр не загнется ни-ког-да! Да, может быть, они будут не в том количестве, но об окончательной гибели как можно говорить? Конечно, государство должно поддерживать, в первую очередь финансово. И чиновники, которые этим занимаются, должны это понимать: ты можешь не любить театр, не интересоваться, не ходить туда вообще, но ты должен знать, что он нужен твоим гражданам, помогать, выделять средства. Особенно это касается регионов.

В кино другие масштабы воровства

- Я вас видела во взаимоисключающих ролях, настолько непохожих, что уже не понимаю, где вы настоящий. Вообще должен ли персонаж быть близок тебе по характеру, по духу? Или тогда есть опасность перестать играть и начать просто быть собой на сцене?

 — Нет, ну должны быть совпадения, конечно. Но… Как Станиславский говорил: «Надо идти от себя…» — это первая часть цитаты, которую все обычно вспоминают. А там еще было продолжение: «… и как можно дальше!» Но все-таки должно быть что-то близко. Вот сейчас сделали премьеру — «Дом» по Гришковцу, и там, как мне кажется, я довольно точно понял роль, я знаю, как играть, о чем. И самому Гришковцу спектакль понравился, хотя обычно ему редко нравится то, что ставит не он сам и где он сам не занят. А «Дом» ставил Сергей Пускепалис. Но хорошо, что Женя остался доволен. Я не знаю, как там этот спектакль дальше пойдет, как публика его примет. Пока было два показа, для своих в основном, и своим, как правило, нравится. Хотя вот сегодня подходил ко мне один знакомый молодой режиссер и высказывался очень критично. Может, просто не на тот возраст рассчитано? Хотя нет, молодежь с курса моего смотрела, и всем было всё понятно…

- Вот вы работаете и с Гришковцом, и с «Квартетом И». Как совмещается? У них ведь был нешуточный конфликт, о работе «Квартета» Гришковец отзывался очень нелестно и даже называл их своими идеологическими врагами…

 — Да нормально совмещаю. Я и с Женей дружу, и с ребятами из «Квартета». А по поводу той истории мы с Женей говорили, и он мое мнение знает. Я понимаю, что никто никого не хотел обидеть, но вот так вышло. Кстати, ребята из «Квартета» — Лёша Барац, Камиль Ларин и Сергей Петрейков, режиссер, были на премьере «Дома», и им очень понравилось, чему я ужасно рад. Я и сам люблю этот спектакль. По-моему, в нем есть очень важный… как это сейчас говорят… ну, слово модное… месседж! Все-таки Женя умеет как-то очень здорово анализировать и облекать в слова важные вещи. А сейчас так не хватает месседжа этого самого.

- И каков он должен быть?

 — Быть внимательнее, слушать… Даже не слушать, а слышать друг друга. У нас же вся жизнь запротоколирована, надо бы участия побольше. А то сейчас сама знаешь, как… «Что случилось с подлодкой „Курск“?» — «Она утонула». Вот и весь ответ. И это не потому, что человек такой, это время диктует.

- Вот вы преподаете… Кстати, сколько лет?

 — Ха. Да уж лет двадцать…

- И как молодежь? Сильно изменилась?

 — Не-а. Вообще не изменилась. Да, они дети другого времени, в них больше свободы, они не знали таких запретов, как мы, для них весь мир открыт, Интернет, гаджеты, читай, что хочешь, слушай, что хочешь… Обилие информации, не всегда нужной и полезной, что греха таить… Но по сути они такие же… классные! Полны энтузиазма. Я очень люблю с ними работать. Хотя недавно отчислил с курса пять человек, то есть общим собранием так решили, что им не нужно этим заниматься. Но это не значит, что они не могут попробовать себя в других местах. Было же очень много таких случаев, когда кого-то отчисляли, и эти ребята все равно потом заканчивали курсы у других педагогов, и многие состоялись как актеры. Кстати, из этих пяти четверо уже учатся в других институтах.

- Вы разрешаете своим студентам сниматься в сериалах?

 — На первом и втором курсах категорически запрещаю. Не только потому, что на это тратится время. Но и потому, что это губительно. Выхолащивает это страшно. Я знал талантливых ребят, которые пошли в сериалы, и ничего от них не осталось.

- Но сами вы не брезгуете.

 — В сериалах может сниматься артист с подготовленной психикой, которого это не подорвет, не ограничит, не нивелирует профессию. Ничего постыдного в этом не вижу. Профессия есть профессия, она для того, чтобы зарабатывать. И когда ты получишь диплом, где написано «актер», иди и снимайся, где хочешь. Но сначала — учиться. Кстати, это не только к сериалам относится. Вот хотя бы история с Васей Степановым, актером, который сыграл главную роль в «Обитаемом острове» у Бондарчука. Этот мальчик ко мне собирался поступать, и я сразу был против того, чтобы он снимался. И я Феде говорил: не надо снимать его, найдите другого актера! Он талантливый парень, но кино его выжмет, если вы будете его снимать, я его просто не приму на курс. Но Бондарчук с Каплевичем закричали: нет, ты не понимаешь, мы из него сделаем звезду, его все будут знать, это же кино, а не театр ваш какой-то там! В общем, я не стал его брать, он тогда поступил в Щукинское. Снялся все-таки в «Обитаемом острове». И что же? Его действительно выжало. Сейчас не знаю даже, чем он занимается. Он уже не учится, насколько мне известно, не знаю только, закончил он институт или ушел. Кино не делает актера, а использует, надо это понимать.

- Как актер театра вы довольно известны, а в кино вас нечасто увидишь. Почему так? Почему только цыгане в сериалах?

 — Ну уж ладно, не только цыгане! Да хоть бы и цыгане. Ну, внешность такая, но что плохого? А если говорить о серьезных проектах… С кино вообще сложнее, там и деньги другие, и соответственно масштабы воровства… Да дело не только в этом, просто не складывалось как-то, но, надеюсь, еще сложится. А были хорошие роли, но, к сожалению, не слишком заметили их. Вот, например, был в начале девяностых фильм Александра Зельдовича «Закат» по мотивам Бабеля. Виктор Гвоздицкий играл там Беню Крика, а я его брата Левку. На мой взгляд, очень удачный был фильм, и почему он прошел незамеченным — кто знает?

- «Закат» — замечательный фильм, и братья там хороши оба!

 — Фильм прекрасный, потом, там и состав какой — оператором был сам Александр Княжинский, знаменитейший, «Сталкера» переснимавший… Но время такое было, в чем еще одна явная трудность профессии. Ты можешь лучшую свою вещь сыграть или поставить — а попадет она в прокатную яму или не срезонирует со временем, и помнить будут любую чушь, а шедевр канет. Сколько раз так было, а привыкнуть невозможно. Так и с «Закатом». Рад, что хоть кто-то помнит. А из сравнительно недавнего — очень хороший был цикл «Севастопольские рассказы», об истории города. Вот это интересно было. А кто видел? Единицы. Ну и на том спасибо.

Личное — на первом месте

- Ваш старший сын Алексей учится в ГИТИСе. Каковы его успехи?

 — Ой, я вообще-то стараюсь следить за тем, что он делает, издалека, через кого-то. А сам смотреть боюсь. Потому что… Ну, как сказать… Что, если мне не понравится? Как я ему это скажу? А если буду только хвалить, не будет ли казаться, что я предвзято отношусь к нему?

- С женой, актрисой Верой Харыбиной, вы вместе не работаете тоже по этой причине?

 — Не то чтобы мы специально избегали, но я бы действительно не хотел. Все-таки личное и профессиональное смешивать ни к чему.

- А что на первом месте?

 — Разумеется, личное!

- Поэтому и сын учится не у вас в Школе-студии МХАТ?

 — О, он ни в какую не хотел туда, где я преподаю. Вероятно, боялся, что к нему отношение будет, как к блатному, к сыну преподавателя. Причем как в плохом смысле, так и в хорошем, как в коллективе, так и среди учителей. Не хотел, чтобы его вытягивали, потому что он сын, может, боялся, что я буду за него как-то где-то с кем-то говорить… Он хочет, чтобы его достижения принадлежали только ему, и я его понимаю. Хотя мне, наверное, и было бы спокойнее, если бы он у нас учился. А так страшновато. И за младшего тоже (он, кажется, нацелился на актерскую профессию).

- Но почему?

 — Понимаешь, какое дело… Таланта, конечно, никто не отменял, но ведь в этой профессии многое зависит от везения. Под везением я что подразумеваю — очень многое должно совпасть… Чтобы нашлись твои роли, твой режиссер… Чтобы оказались вокруг друзья, правильные люди, с которыми можно все обсуждать.

- Но это в любой сфере важно.

 — Но здесь особенно.

- А вам везет?

 — Да, грех жаловаться!