Режиссеры | 7 вопросов для Игоря Золотовицкого Пресс-служба МХТ, 12.12.2014 - Когда вы почувствовали, что без театра жить не можете?— В Москве, когда первый раз поступал и не поступил. С четвертого класса я был в своем Ташкенте в драмкружке, и поэтому меня это весьма удивило. Надо было что-то делать, тем более, что у меня в запасе был только один год до службы в армии. И вот были колебания: либо без этой профессии я не могу, либо я бездарный. Когда получалось, думал первое, когда нет — второе. Появился азарт: если меня не взяли, я должен доказать. Потом событие, когда пришел на курс в Школе-студии Евстигнеев и ставил «На дне», и я играл роль Татарина. Недавно меня спросили журналисты, что меня роднит с Табаковым, и я сразу выпалил: Татарина играл и Табаков (в «Современнике»), и я. И совет Евстигнеева помню: Татарин молится, к нему обращается партнер и говорит: «Помолись за меня». Евстигнеев говорит: «А ты повернись так резко и скажи: „Сама молись“». И вот как он мне это показал — на всю жизнь! Здесь понимаешь сладость профессии. Третье событие — когда получился дипломный спектакль с Авангардом Николаевичем Леонтьевым. - Какие еще уроки от педагогов вы выучили на всю жизнь? — У нас был настоящий мастер, легендарный педагог, интеллектуал, режиссер Виктор Карлович Монюков, он знал всего Пушкина наизусть. Часами с нами разговаривал, кормил нас борщами, говорил, что благородные люди пьют только водку, советовал никогда не пить портвейн. Он дал нам понять, что Пушкин — это всё. Звучит банально, а суть — важна. А вот по актерской профессии на первом месте был Евгений Александрович Евстигнеев. Его первый совет: актер должен всегда знать, почему его герой именно в этот момент находится здесь, почему не уходит. Вот Треплев ругается с мамой — почему он не встанет и не уйдет?! «Предлагаемые обстоятельства» — это научный термин системы Станиславского, Евстигнеев его адаптировал. Потом его знаменитое: актер должен «ходить по сцене дугами». Мы его спрашивали, почему дугами? Ответ был прост: вот если прямо идешь к партнеру, то раз и подошел, а если дугами, то пока подойдешь… пока дойдешь… На днях в МХТ открыли выставку памяти Вячеслава Невинного, он был моим педагогом в театре. Играл я грузчика в «Старом новом годе». Невинный говорит мне: «Сынок, ты почему так быстро уходишь?» Я говорю, такое задание: занести пианино и уйти. А Невинный: «Вот смотри, ты большой, красивый, высокий. Зритель смотрит в программку и видит: Грузчик — Золотовицкий. Поднял голову, а тебя уже нет. Неправильно!» Я говорю: «А что делать, у меня слов нет?» Невинный: «Ты вышел, поставил пианино, я тебе должен дать деньги. Я дам деньги, а ты не уходи. Еще жди. Я покачаю головой и еще дам. И зритель поймет, что ты жадный грузчик, ты хапуга». - Что вы оставили в Ташкенте, по чему тоскуете? — Ташкент — это могилы моих родителей. Это мой подъезд, в котором я прожил без малого восемнадцать лет. Сейчас приехал, не был давно, и соседи меня узнали. Это Дворец пионеров, где я впервые выступил в драмкружке. Это был интеллигентнейший город, светлый, улыбающийся. И мы, дети, радовались: «Как хорошо, что я живу здесь». Ташкент — это счастье. И кладбище сейчас не запущено. Узбеки ухаживают за еврейскими могилами. За могилами моих родителей ухаживает соседка, тетя Лида. Моя мама говорила без акцента по-узбекски, с ферганским диалектом. Узбеки на рынке очень радовались. - Говорят, нельзя научить, можно научиться. Чему вы учитесь у своих студентов в Школе-студии МХАТ, чему завидуете? — Всегда завидую молодости, тому, что у них все впереди. Школа-студия — это самые счастливые годы. Это вампирская профессия — с молодежью заниматься. У них можно поучиться свободе, которой у нас не было. Свободе суждения. Не наглости, а именно свободе. Интересно, как они ищут, как находят образ, нужную интонацию. Учишься у них отсутствию актерского цинизма, который ты уже приобрел. Они еще не приобрели болячек. Я был на корриде в Валенсии. Не люблю это зрелище, но когда выходит талантливый тореадор, видишь, что это действительно искусство. И мне сказал мой сосед: вот семнадцатилетний талантливый парень, он сейчас на арене звезда, а вот другой, кто до него выступал, был лучше, а сейчас уже не то. И, знаете, почему?! У первого, молодого, еще нет страха. Вот первый раз посадят его на рога, и тогда первый станет таким же, как второй. Вот у моих студентов страха нет, и ты у них учишься, как этот страх преодолеть. - Самое экзотическое место, которое вы посетили? — Остров Мартиника, где я ставил «Женитьбу» с Сергеем Земцовым. Это Франция, но остров находится в Карибском море. Девять часов лету от Парижа. Если есть представление о рае, то это он. Встаешь утром, синее небо, с одной стороны океан, с другой море, белые паруса. Там живут креолы. На триста тысяч жителей восемь муниципальных театров. Многое из той постановки я перенес во мхатовский спектакль. Единственный непрофессиональный артист был на роль Яичнинцы (по-французски, месье Омлет). Он был рыбак, и он сразу объявил мне, что ему нужно посредине дня три часа перерыва. Час обед, час секс, час сон. Я спрашиваю: «Что-то можно убрать?» Он говорит, что если секс, то после обеда не засну. Если сон, то после секса спать хочется. А не обедать нельзя. Жёсткий был человек. - Самая странная зрительская реакция в вашей жизни? — В Америке мы играли «Чинзано» Романа Козака, и там Гриша Мануков по роли должен был уходить звонить девушкам. Уже пьяный, он уходил балетным па, прыжками. Нам казалось это очень смешным. Подошел зритель и спросил, почему мы так делаем? Дело в том, что он, когда напивался, точно так же прыгал. И его жена твердо знала, что если он начал прыгать, то всё, больше не наливать. А еще как-то на замену «Чайки» мы играли «Попытку полета» Радичкова. И на сороковой минуте раздается голос:"Люба, пойдем отсюда, это не «Чайка». А вообще запоминаются разные степени тишины. Тишина прекрасного понимания. Она очень чувствуется. - Есть афоризм: «Театр — это лучший из миров». Есть ли в вашей в жизни другие миры? — Пожалуй, нет. И не к сожалению, а к радости. Занимаешься любимым делом, а тебе еще за это деньги платят. Все, что у меня есть, связано с театром. И дети мои занимаются театром, и жена, и друзья. Я как большой принц на этой планете театра обретаюсь. | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
