Художники

Виктор Березин
Мария Плахова

Художники по костюмам

Художники по свету

Видео

На смерть Давида Боровского

Александр Соколянский, Время новостей, 10.04.2006
«Для него в театре главное всё. ВСЁ» — эти слова сказаны не о Боровском, он сам произнес их шесть лет назад, когда журнал «Сцена» готовил подборку поздравительных текстов к 80-летию Юрия Любимова. Логика, по которой слова позволительно применять не только к адресату, но и к человеку, их произнесшему («Из того, что Петр говорит о Павле, мы больше узнаем о Петре, чем о Павле»), в данном случае работает безупречно. Боровский всю жизнь понимал театр, «как пчела на горячем цветке»; процитированное полустишие Иосифа Бродского (1973) в свою очередь позволяет вспомнить, что полной, родовой фамилией Давида Львовича была: Боровский-Бродский; главным для него действительно было ВСЁ. 

Театральный художник, которого давно уже, не обинуясь, стали называть великим, умер на семьдесят втором году жизни в Боготе, столице Колумбии, 7 апреля 2006 года. Он приехал туда на свою персональную выставку. Может быть, Боровскому этого не следовало делать, учитывая тамошний климат и слабое сердце, но возможность смерти не приходила в голову ни ему, ни окружающим. Только что в его декорациях Лев Додин выпустил «Короля Лира», в конце прошлого года вышло «Затмение» («Полет над гнездом кукушки») в Ленкоме. Заметим, что на фотографиях Боровский иногда походит — лепкой черепа, выражением лица — на Джека Николсона в роли Макмерфи; позволим себе предположить, что сотрудничество с режиссером Александром Морфовым привлекло художника новой задачей: выстроить на сцене стерильный, без сбоев работающий мир, невыносимый для глубоко понятного и в чем-то родного человека. Далеко не во всем, конечно; лишь настолько, насколько бунтарь может быть соприроден рыцарю; именно «рыцарем», с глубоким на то основанием, назвала Давида Боровского в нашем вчерашнем разговоре Инна Соловьева. Бесстрашие, верность и щедрость всю жизнь были для Боровского так же естественны и могучи, как талант художника.

Его последние работы (помимо названных нужно упомянуть «Дядю Ваню» и «Молли Суини» в МДТ — Театре Европы и «Медею» в Театре на Таганке) не дают ни малейшего права говорить о тиражировании собственных открытий. Это работы сильного, безупречного, неутомимого мастера — ну разве что слегка уставшего слышать в свой адрес, в ответ на все сделанное: «О brava! brava! чудно! бесподобно», как пушкинская Лаура. Столь же непременно надо сказать и о том, что зрелость дара пришла к Боровскому необычайно рано: о ней свидетельствует первая же его работа в Театре на Таганке (запрещенный спектакль «Живой» по повести Бориса Можаева, 1968). Боровский, ясно сознавая свое положение в российском и мировом театре ("Я горжусь тем, что в 1992 году в Центре Помпиду в Париже на выставке «Десять лучших декораций „Гамлета“ ХХ века» был и мой «Гамлет»), в последние годы несколько уклонялся от разговора о постановках, принесших ему первую неоспоримую славу. Например, о спектакле «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева или о том же «Гамлете» (оба — 1971).

В 2002 году художник с юмором рассказывал «Рейнской газете», как он тридцать с лишним лет назад отнекивался от «Гамлета», несмотря на уговоры Любимова; как, в свою очередь, режиссер браковал деревянный кузов, придуманный для «Зорь…», и т.д. Рассказ кончался замечательно: сообща сочинили «некую динамическую вещь», вроде маскировочной сетки, потом Боровский поехал в Киев, к жене Марине, она вязала свитер (дело было модное):"Я подумал: «Сетка — это слишком буквально, а что если сделать занавес вязаный?» … И тут меня как током ударило: «Так это же скорее „Гамлет“, чем „Зори…“, какая это, к черту, война!» Я позвонил Любимову: «Если вы ни с кем еще не договорились о „Гамлете“, то я согласен» — а потом уж Любимов звонил насчет «Зорь…»: «Делай что хочешь!» Так рождаются шедевры. На заднем плане может возникнуть подозрение: уж не морочил ли Давид Львович голову простодушной немецкой журналистке — да нет, вряд ли. Вероятно, все это, не считаясь важным, имело место в действительности, но нельзя не оценить, как меняются планы.

«…Обостренное чувство жизни, свободное владение условными формами, тонкая наблюдательность и памятливость на реалии быта, которые он любит включать во внебытовые контексты, режиссерское мышление, композиционное мастерство, безошибочный выбор фактур» (А. Михайлова) — как важно было бы все это расшифровать и проиллюстрировать, разбавить собственными ощущениями (пусть, по преимуществу, восторженными всхлипами). В 70-е годы театральным программкам было неизвестно понятие «художник-постановщик», но именно тогда и прежде всего благодаря Боровскому профессия утверждалась в новом статусе. Боровский, в сущности, научил наш театральный мир ощущать и создавать принципиально новое пространство действия; оно, говоря словами А. Смелянского, «преображало предметы и вещи, которые попадали в силовое поле спектакля: подчиняясь общему закону, они вырастали в своем смысловом значении».

Вырастали, подчеркнем, порою гораздо больше, чем планировалось режиссером. Довольно часто художник соглашался работать с режиссерами, гораздо менее сильными, чем он. Иногда в силу дружбы или благодарности за прошлое, иногда ради интереса: «получится у меня с этим или не получится?» Чаще всего получалось. Однако из полутораста спектаклей Давида Боровского по-настоящему певучи и могущественны лишь те, которые он сочинял с равновеликими людьми: с Юрием Любимовым, Анатолием Эфросом, Олегом Ефремовым, Львом Додиным. Для первого и четвертого из них «обрыв связи» болезненнее, чем для любого театрального журналиста; двое других уже, должно быть, радуются встрече.
Пресса
Открыто «пространство» Давида Боровского, Музей имени А. А. Бахрушина, 4.07.2012
Автограф Давида Боровского, Ольга Астахова, Полит. ру, 11.04.2006
Памяти Давида Боровского, Григорий Заславский, Независимая газета, 10.04.2006
На смерть Давида Боровского, Александр Соколянский, Время новостей, 10.04.2006
Умер самый сценный художник, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 8.04.2006
Памяти Давида Боровского, Павел Руднев, Взгляд, 7.04.2006
Как народный артист рыдал навзрыд или кое-что из жизни гения, Павел Подкладов, Национальная Информационная Группа, 4.07.2004
Не совсем Литвинова, Дина Годер, Газета.Ru, 4.06.2004
Пальма в вишневом саду, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 4.06.2004
Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002
Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002
Новый старый стиль, Григорий Заславский, Независимая газета, 10.09.2002
Гений вещественности, Михаил Левитин, Общая газета, 30.05.2002
«Три сестры» Олега Ефремова, Анатолий Смелянский, энциклопедическое издание «Московский Художественный театр. 100 лет», 26.10.1998