Имена

Дело было в туалете

Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002
Вчера на сцене МХАТа им. Чехова состоялась премьера по пьесе «Нули» чешского драматурга и писателя Павла Когоута. Олег Табаков пригласил режиссера из Чехии Яна Буриана, а главные роли исполнили Сергей Юрский, Наталья Тенякова и Татьяна Лаврова. «Нули» — один из лучших спектаклей этого сезона.

Пражский сортир. Под главной площадью. По площади шествуют национал-социалисты, пражане борются с немецкой, потом русской оккупацией, и, добившись свободы, не знают, что с ней делать. А в сортире, среди писсуаров и унитазов, мы слышим лишь эхо этих событий. По площади шествует история, а в туалете под этой самой площадью ютятся ее жертвы. Хотя, скорее, не жертвы, а свидетели, соучастники, посильные творцы. Кто-то молчит, кто-то борется, кто-то сотрудничает с властями. На фоне унитазов и писсуаров герои спектакля дискутируют о Боге, свободе и любви. Левая половина сортира — обшарпанная, в недвусмысленных подтеках, с плохо окрашенными дверьми. Правая — уже с намеком на евроремонт. Избавляющаяся от социализма Чехия стремится в Европу, и туалет облагораживается. Пока только наполовину. Сортирная связь времен проложена художником Давидом Боровским. 

Часто авторы современных пьес, посвященных нашему прошлому, либо упоенно ностальгируют, либо лихорадочно критикуют. Пьеса Павла Когоута — спокойна. Это краткий экскурс в недавнее прошлое Чехии, которую сначала отдали Гитлеру, потом советские освободители-оккупанты остались в ней на десятилетия. И - свобода.

Когоут уловил художественную притягательность превращений, происходящих с людьми, шагнувшими из социализма в капитализм. Какое лицо у этих систем — человеческое или какое другое — ни автор пьесы, ни режиссер не уточняют. И слава Богу. Потому что спектакль — не о сменяющих друг друга системах, не об оккупации и борьбе за свободу, а о людях, о течении жизни. Здесь и влюбленная парочка священников-геев; и женщина, недовольная властями, но неутомимо (впрочем, не без угрызений совести) с ними сотрудничающая; и нищий, ставший боссом, а потом появляющийся в виде расфуфыренной и насмерть перепуганной леди; и беднячка, которой внезапно вернули имущество? Эти метаморфозы, что происходят в жизни, сами по себе очень театральны. Такие перевоплощения просятся на сцену. А опыт чехов, столь схожий с нашим, дает нам определенную долю свободы в осмыслении собственного пути. Не так болезненно, не так узнаваемо, а по сути — про нас. Благостный оптический обман.

Спектакль, бесспорно, один из лучших в этом сезоне, и во многом благодаря Сергею Юрскому, который играет превосходно (впрочем, весь актерский ансамбль очень хорош). Его герою не дали закончить юридический факультет, и он почти шесть десятилетий служит в общественном сортире. Здесь встречается с девушкой, с Вацлавом Гавелом, здесь впервые видит, как убивают человека (на его глазах, подле писсуаров, расстреливают нациста), здесь, среди многоуважаемых унитазов, он философствует о гражданском обществе, свободе, любви. Здесь, поняв, что его любят, он танцует со стулом. Потом, приватизировав общественный туалет, он сделает его салоном итальянских унитазов «Вернись в Сорренто». И даже открывает маленький подземный отель. Сюда и слетятся эти все, оказавшиеся на обочине жизни, существа. Но на этом представлении вспоминается не горьковская пьеса «На дне» (хотя, кажется, все ассоциации должны быть устремлены к ней), а фильм Бениньи «Жизнь прекрасна».

Сортирный поэт пишет на туалетной бумаге загадочные стихи, читает, а расшифровать их берется почти немой священник. Его мычание, в свою очередь, переводит его хромой друг. В конце концов, задача писателя — сказать о тех (и за тех), кто сам говорить не может. И представить маргинальную среду не как «пахучую смесь крови и кала», а с каким-то совсем другим «ароматом». Несмотря на то, что все происходит в сортире, и перед нами проходит жизнь нищих, проституток, калек и уборщиц, нет чувства, что ты побывал «на дне». И, напротив, когда на сцене нагромождается многоэтажка из экскрементов, (а куда деваться — правду жизни на подмостки тащим!), в этом почти всегда чувствуется фальш и желание быть модным.

В последней книге Юрского «Игра в жизнь» есть немало мыслей, схожих с теми, которые высказывает его герой Ярда. Что делать со свободой, внезапно на нас обрушившейся, где найти ограничитель, и нужен ли он вообще? И Ярда Павла Когоута, и Юрский, (который в этой же книге описывает, как попал в Прагу во время знаменитой пражской весны, как пытался сдать кровь для пострадавших чехов, как переживал оккупацию Чехии. Вполне возможно, сам Сергей Юрьевич заходил в то заведение на главной площади Праги) ответа дать не могут. Хотя сортирные жители (нули) постепенно оттуда выбираются.
Пресса
Открыто «пространство» Давида Боровского, Музей имени А. А. Бахрушина, 4.07.2012
Автограф Давида Боровского, Ольга Астахова, Полит. ру, 11.04.2006
Памяти Давида Боровского, Григорий Заславский, Независимая газета, 10.04.2006
На смерть Давида Боровского, Александр Соколянский, Время новостей, 10.04.2006
Умер самый сценный художник, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 8.04.2006
Памяти Давида Боровского, Павел Руднев, Взгляд, 7.04.2006
Как народный артист рыдал навзрыд или кое-что из жизни гения, Павел Подкладов, Национальная Информационная Группа, 4.07.2004
Не совсем Литвинова, Дина Годер, Газета.Ru, 4.06.2004
Пальма в вишневом саду, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 4.06.2004
Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002
Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002
Новый старый стиль, Григорий Заславский, Независимая газета, 10.09.2002
Гений вещественности, Михаил Левитин, Общая газета, 30.05.2002
«Три сестры» Олега Ефремова, Анатолий Смелянский, энциклопедическое издание «Московский Художественный театр. 100 лет», 26.10.1998