Художественно-постановочная часть

Надежда Быханова
Николай Павлов
Екатерина Серебренникова

Машинно-декорационное отделение

Юрий Исачков
Алексей Маричев
Андрей Ямщиков
Виталий Алексеенко

Художественное освещение сцены

Тимур Саитов
Алексей Крючков
Валентин Александров
Алексей Субботин
Юрий Родионов
Александр Жерносек

Отдел звукооформления и звукотехнического оборудования сцен

Лариса Терентьева

Отдел сценических эффектов

Виктор Софронкин

Гримёрное отделение

Эльмира Кашаева
Евгения Кудикова

Костюмерное отделение

Ольга Лебедева
Дарья Анатольева
Людмила Желтякова

Прачечная

Татьяна Каленова

Реквизиторское отделение

Ирина Диденко

Новая сцена

Мария Белозерцева
Евгений Филиппов

Отдел механизации и технического оборудования сцен

Дмитрий Копейкин
Александр Будник
Владимир Закатов
Александр Макаров
Юрий Провальский
Константин Белоусов

Расскажи нам о зеленом поросенке

Олег Зинцов, Ведомости, 15.05.2007
Если вам станут рассказывать, что Кирилл Серебренников выпустил психологический триллер и организовал на малой сцене МХТ театр жестокости, не верьте. В спектакле «Человек-подушка» по пьесе Мартина Макдонаха К. С. предстает режиссером чувствительным, готовым всякий час над вымыслом облиться слезами, хотя бы и кровавыми.

Ирландец Мартин Макдонах, сжимая квадратные челюсти, глядит с программки МХТ им. Чехова победительно и сурово: московская сцена взята блицкригом — пять постановок за сезон. Рядом на странице — биография не слабее тарантиновской: сын строителя и уборщицы, школу не закончил, десять лет жил на пособие по безработице, писал, мужественно наплевав на то, что первые два десятка его драматических сочинений были отвергнуты редакциями теле- и радиовещания. Зато начиная с пьесы «Королева красоты из Линэна» (1997) — безоговорочный триумф по обе стороны Атлантики, в Вест-Энде и на Бродвее. Признание придирчивой критики, премии «Тони» и Лоуренса Оливье.

Последняя — как раз за «Человека-подушку», историю с кафкианским зачином, ловкой игрой в жанровые поддавки и встроенной техникой страшных сказок про маленьких детей, умирающих разнообразной насильственной смертью.

Сказки сочиняет писатель по имени Катуриан К. Катуриан, с которым мы знакомимся на допросе в следственном учреждении некой восточноевропейской тоталитарной страны. Два следователя — бывалый алкоголик и молодой истерик — раскалывают литератора на предмет связи его творчества с убийствами детей, повторяющими сюжеты Катуриановых рассказов. В соседней камере сидит слабоумный брат писателя, которому тот читал свои сказки на ночь. Сила слова, натурально, убийственна. Отговорки в духе Владимира Сорокина (насчет того, что литература — это просто буквы на бумаге) следствием не принимаются. Другое дело — детская психотравма, с этим надо считаться. У самих дознавателей, между прочим, тоже было трудное детство. И никому из них не встретился главный персонаж Катуриана, Человек-подушка, мягко уговаривающий детей, которым в жизни предстоит много мучений, умереть как можно раньше.

Серебренников начинает хлестко: Анатолий Белый (Катуриан), Сергей Сосновский и Юрий Чурсин (следователи) безупречно, на раз-два-три разыгрывают допрос с пристрастием — прожектор в лицо, кулаки на взводе, кровавая юшка на белой кафельной плитке, которой сценограф Николай Симонов привычно вымостил и стены, и пол.

Для разгона — то, что надо. А дальше режиссер включает фантазию, и действие быстро переводится за грань добра и зла: кровавые мальчики и девочки из сочинений Катуриана перестают быть фигурками речи, являются во плоти, ложатся в белых ночнушках на белые кроватки и поливают себя пурпурной краской из горшочка. Тому факту, что в единственном у Катуриана рассказе со счастливым концом речь идет о маленьком зеленом поросенке, мы обязаны появлением на сцене бутафорских свиных туш. Будет вам и девочка на кресте, потому что один из типичных рассказов Катуриана, послуживший сценарием для преступления, называется «Маленький Иисус».

Это не банальная иллюстрация и даже не эпатаж дурным вкусом. Просто, как выражаются искусствоведы со стажем, художник верен себе — покойники у Серебренникова любят вылезти из шкафа и остранить действие какой-нибудь клоунадой.

В «Человеке-подушке» эти репризы разыграны (внимание, трактовка «Ведомостей»!) не для публики, глядящей на кровавых малышей с некоторым недоумением, а для того самого слабоумного брата, который любил слушать сказки на ночь и которого, полуспустив штаны и старательно сюсюкая, изображает в спектакле Алексей Кравченко. Если где-то такие картинки и уместны, то разве что в голове этого персонажа, лишенной всякого понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Но в этом и состоит пафос мхатовского спектакля. Нелепый детский гиньоль, в который превращаются на сцене рассказы Катуриана, имеет не меньшее право на существование, чем любое другое творчество. Потому что творчество, верит К. С. , бесценно — независимо от этики и эстетики, качества и содержания. Цветочки добра ли, зла — все равно цветочки. Вымысел важнее реальности хотя бы потому, что красочнее. Дебил — тоже интерпретатор, причем самый вдохновенный и непредсказуемый. И да - рукописи не горят. Даже та, что о маленьком зеленом поросенке.