Художественное руководство и дирекцияРуслан Кулухов Владимир Хабалов Ляйсан Мишарина Наталья Перегудова Сергей Шишков Вячеслав Авдеев Константин Шихалев Творческая частьРепертуарная частьНаталья Беднова Олеся Сурина Виктория Иванова Наталья Марукова Людмила Калеушева МедиацентрАнастасия Казьмина Дарья Зиновьева Александра Машукова Татьяна Казакова Наталья Бойко Екатерина Цветкова Олег Черноус Алексей Шемятовский Служба главного администратораСветлана Бугаева Анна Исупова Илья Колязин Дмитрий Ежаков Дмитрий Прокофьев Отдел проектной и гастрольной деятельностиАнастасия Абрамова Инна Сачкова Музыкальная частьОрганизационный отделОтдел кадровАнна Корчагина Отдел по правовой работеЕвгений Зубов Надежда Мотовилова Финансово-экономическое управлениеАльфия Васенина Ирина Ерина Елена Гусева Административно-хозяйственный отделМарина Щипакова Татьяна Елисеева Екатерина Капустина Сергей Суханов Людмила Бродская ЗдравпунктТатьяна Филиппова | Предлагаемые обстоятельстваНаталия Каминская, Культура, 8.04.2004 «Спектакль большой формы» — это из разряда терминов. Но что стоит за термином? Большая (то есть не Малая) сцена? Много персонажей? Внушительная продолжительность действия? Или все же в первую очередь крупная тема и соответствующий ей серьезный сценический разговор?«Дни Турбиных» — это Михаил Булгаков плюс тема, не нуждающаяся в пояснениях, плюс мхатовская сцена, с которой неразрывно связана история рождения и воплощения этой пьесы. Спектакль поставил Сергей Женовач, режиссер с несомненной репутацией серьезного и профессионального человека. Все это, конечно, хорошо. Но, с другой стороны, идея поставить во МХАТе в 2004 году эту пьесу, где все — от темы до драматургической конструкции — хрестоматийно, пугает своей «музейной» опасностью. Офицеры, солдаты, штабы, выстрелы, исторические материи, фразы о России… — куда со всем этим на современные (хоть и мхатовские) подмостки? Что и каким новым образом можно сообщить ныне о Белом движении, об утраченной вместе с революцией 17-го года и Гражданской войной породе людей, когда все не единожды пережевано и минимум дважды приспособлено к текущей идеологии: сначала в сторону победы большевизма, а затем в пользу его решительного развенчания? Самое интересное, что спектакль Сергея Женовача не ищет ничего нового: ни по форме, ни по содержанию. Булгаковская пьеса звучит во всей своей старомодно умелой «сделанности»: рядом с трагическим эпизодом — комический, с гражданским — бытовой. А в финале под новогодний звон бокалов милые герои смотрят в предрассветное небо, как в грядущую новую жизнь. Ни одно исполненное чистого пафоса душевное движение героев не «опущено» до низкой истины, как сплошь и рядом делается ныне буквально со всем романтическим или глубоко лично выстраданным, что есть в классике. Спросите — и как же все это смотрится и слушается? Замечательно! Снимаю перед Женовачем шляпу уже за одно то, что он сам поверил в булгаковский текст и заставил поверить в него актеров. В свое время (а именно в конце 20-х годов) мхатовский завлит Павел Марков говорил о постановке «Турбиных»: «…все обставлено так, чтобы можно было посмотреть в лицо человека». В этой фразе сегодня — вся театральная идея постановки Женовача. Поражают актерские лица: живые, человеческие, теплые и какие-то неожиданно знакомые. Речь вовсе не о том, что физиономии артистов К. Хабенского (Алексей Турбин), М. Пореченкова (Мышлаевский) и тем более А. Семчева (Лариосик) не сходят с телеэкранов. Тут некое другое узнавание, связанное с памятью о театре иной эпохи, о чтении книг в иные времена, о способе играть не роль в пьесе, а мир автора, биографию и судьбу персонажа. Запоминается ведь и юное розовое лицо Николки Турбина, которого играет неведомый публике студент Школы-студии МХАТа И. Жидков. И рыжеволосая красавица Н. Рогожкина (Елена Тальберг), не преуспевшая пока на ниве телераскруток. Признаться, когда впервые увидела на нынешней выставке «Итоги сезона» макет художника Александра Боровского к этому спектаклю, первая мысль была: не слишком ли «в лоб» этот образ накренившегося мира? Длинный, в размер портала мост наклонен влево, «по дороге» застряли фонарные столбы с мотающимися на них несчастными домашними абажурами, а квартира Турбиных «съехала» под горку в этот левый угол, и все в ней сгрудилось: и стол, и старый рояль, и походная солдатская кровать. Однако во время спектакля именно в этом углу можно рассмотреть «лицо человека». Все вместе и каждое по отдельности, они тем не менее не производят впечатления жалко сбившейся кучки. Да, загнаны в угол. Да, тяжело и неустойчиво взбираться им вверх, на простреливаемые со всех сторон дороги, что за стенами дома. Но то - исторические обстоятельства. А то - люди с особым душевным складом, который читается на их лицах, в их пластике и интонациях. «Мужская» пьеса стала у Женовача «мужским» спектаклем. Не от обилия на сцене офицеров, юнкеров, петлюровцев, немцев и проч. А от сути натур, которые, будучи дорогими Михаилу Булгакову, остаются дороги и режиссеру. М. Пореченков в роли Мышлаевского не раз срывает хохот и аплодисменты зала, ибо играет крупно и вместе с тем мягко, человечно: большой, чуть грубоватый, заядлый вояка, трогательный любитель водки, дитя и забияка. Н. Зверев — Шервинский также не упускает случая рассмешить публику: тут наив пополам с практической жилкой, а петушиное фанфаронство — с трогательной прямотой души. Чистая и прозрачная мелодия отношений, нежность взгляда на человека (вмещающая в себя и иронию, и даже легкую издевку) — вообще фирменный знак режиссуры С. Женовача. Это его свойство — редчайшее в нынешнем театре. Однако во мхатовском спектакле свойство это вырастает именно до «большой формы» — в том, как историческое переплетается с личным, в мужестве поднять булгаковскую эпопею такой, как она есть, игнорируя русло нынешнего театрального мейнстрима. Даже финал пьесы оставлен с новогодней елкой, с шампанским и рассветным небосводом. Нет чтобы добавить из романа «Белая гвардия» трагических красок и модно «причесать» этот финал, который, как известно, изо всех сил приспосабливался в МХТ к допустимому советской цензурой варианту. Есть, правда, фраза из первой редакции пьесы: про Россию, которая, подобно перевернутому столу, не сможет долго пребывать в неестественном состоянии и встанет на «ножки». Хорошая, однако, фраза, а то как-то надоедает положение вверх тормашками. Женовач с поразительной театральной верой настаивает на том, что человеческая жизнь переиграет политику в любом случае, была бы эта жизнь прописана через личности, а не мелкий сор, не имеющий ни содержания, ни объема. Только одна «революция» совершается в его «Турбиных» — это неюный Семчев, играющий юного Лариосика. Однако артист грешит против авторской ремарки разве что своими особыми телесными объемами. Во всем остальном — чистое дитя, упитанное «житомирское» создание, закормленное мамиными пирожками и закутанное в мамины теплые платки. Талантливый Семчев, чуть было не заливший свою театральную карьеру потоками пива, которое бесконечно пьет по телевизору, играет Лариосика так тонко, трогательно и смешно, что, кажется, про пиво можно наконец забыть. Более того — на нем в спектакле Женовача лежит основная миссия передать важнейшее свойство булгаковского творчества: очеловечить и разбавить здоровым детским смехом самые трагические обстоятельства. Во МХАТе им. Чехова появился спектакль, соответствующий замечательной мысли Ю. Тынянова об уникальном российском генотипе. О людях особой породы, чья личная судьба неотделима от общественной, одно неизменно «пропущено» через другое. Ни с чем не сравнимая прелесть этих людей заключается, однако, в том, что они могут приспособиться к самым ужасным условиям. Но сломаться и измельчать им не дано. | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
