Муки семьи

Ольга Романцова, «Газета», № 232, 4.12.2008
В МХТ имени Чехова состоялась премьера «Крейцеровой сонаты»

Одно из самых неоднозначных произведений Льва Толстого, обличившего «Крейцеровой сонатой» законный брак как официальную форму разврата, поставил молодой режиссер Антон Яковлев. Он сам написал инсценировку, превратив горячую отповедь Толстого семье в простую историю одной несчастливой семьи.

«Крейцерова соната», еще до публикации разошедшаяся в списках, в свое время наделала шуму. Толстой вынес безжалостный приговор обществу, превратившему женщину в рабыню. По его мнению, женщины мстили за это, манипулируя инстинктами мужчин путем сознательного превращения себя в объекты вожделения. Беднягам, вынужденным жениться, всю последующую жизнь приходится оплачивать счета и потакать женским прихотям. Единственное спасение от ловушки брака Толстой видел в целомудрии. 

В свое время самые свои сокровенные мысли Толстой доверил главному герою «Крейцеровой сонаты» Позднышеву. Дотошность, с какой «матерый человечище» описывал детали семейной жизни, заставили его супругу Софью Андреевну в ответ сочинить повесть «Чья вина?».

Именно на этот вопрос ищет ответ и режиссер спектакля МХТ. Эпиграфом к постановке Антона Яковлева смело можно ставить цитату из «Анны Карениной»: «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Преиначивая толстовский месседж в обыкновенную историю, режиссер основательно прошелся по тексту, смягчив особо резкие моменты. К примеру, Толстой, описывая зарождение влюбленности героя, делал упор на «обтягивающее джерси» Лизиного костюма. А режиссер в том же эпизоде надел на героиню в широкую пелеринку. Из спектакля исчезли все доказательства измены жены. Исчез и натуралистично описанный Толстым момент убийства. Вместо удара ножом Позднышев (Михаил Пореченков) просто подбрасывает вверх кипу листов.

Переписывая повесть, режиссер препоручил фрагменты монолога Позднышева другим героям. В одной из сцен Лиза (Наташа Швец) словами мужа жалуется сестре Полине (Ксения Лаврова-Глинка), что ее семейная жизнь не ладится и с мужем ее связывают только дети.

По форме спектакль больше похож на читку в пустом полутемном пространстве, где вместе с героями неприкаянно бродит трио музыкантов — режиссерская метафора нарушенной семейной гармонии. Порой кто-то из них проводит смычком по струне, извлекая отрывистые скрипы. Попытки внести разнообразие в действие, вроде спора в вагоне, обрамляющего спектакль, вялы и скучны. Гораздо интереснее результат работы с актерами.

Михаил Пореченков играет, отбросив все приемы, знакомые по его киноролям. На сцене не «реальный папа», а человек, воспринимающий мир до болезненности тонко. Просто-таки действительно больной. С медицинской точностью актер выводит историю сумасшествия: непонимание, возникшее в семье, нелепые подозрения, разбуженные средством, «помогающим» Лизе больше не рожать детей. Все это перерастает в манию, подталкивая героя к убийству. На фоне этого хрупкая и аристократичная героиня Наташи Швец проживает целую жизнь, превращаясь из юной барышни, обожавшей шутить и дурачиться, в измученную, усталую женщину.

Возможно, именно лишив повесть Толстого ее патетики и нажима, режиссер помог обрести ей современный смысл. На самом деле, разве мало мучающих друг друга людей, которых помимо постели и детей ничто не связывает?