Пореченков зарезал бедную Лизу

Елена Дьякова, Новая газета, 12.12.2008
На Малой сцене Художественного — вновь Лев Толстой, железная дорога, сизый станционный туман. Клубы его так густы, словно запас такого же точно тумана из другой постановки МХТ, «Воскресения. Супер» Юрия Бутусова и бр. Пресняковых, застрял в кулисах и вновь пущен в дело. Но за исключением дыма-тумана декорация Николая Слободяника к спектаклю Антона Яковлева «Крейцерова соната» лаконична и значима. Вся — черно-белая, как свод последних вопросов и последних ответов русского идеалиста. (А он и при пятерых детях сохранит лютые порывы бескомпромиссного подростка.)

Во всех углах сцены блестят колючей белой жестью гвоздиков и замков черные ледериновые чемоданы: на чемоданах живем, на чемоданах строим дома и семьи? Срываемся от мертвящей прозы искать райскую страну Беловодье — с чемоданом в руках. По пути рушим все сущее. Потом исповедуемся случайным попутчикам по вагону.

Попутчики г-на Позднышева — кандидата прав, уездного предводителя дворянства, человека с принципами, женоубийцы — в спектакле сохранены. Их «спор о женском вопросе» несколько огрубел с 1887 года — но все не разрешен, и диспут звучит свежо. «Вагонный хор» неточен в интонациях. Впрочем, на его фоне лишь ярче видна игра Позднышева — Михаила Пореченкова и жены его Лизы — Натальи Швец. Брак как каторжная спайка «двух совершенно чуждых друг другу эгоистов, желающих получить как можно больше удовольствия один через другого» показан на сцене точно, в деталях и лессировках. А чем кончился этот хрестоматийный сюжет в повести, известно всем.

?О Пореченкове, натурально, скажем особо. Приход сериальных «звезд» в труппу МХТ эпохи Олега Табакова вызвал когда-то много ухмылок. Но Константин Хабенский заставил Москву прикусить язычки уже в 2002-м, сыграв Зилова в «Утиной охоте». Михаил Трухин это, на мой взгляд, сделал чуть позже, в «Гамлете».

Пореченков же, будь он одет Полонием или Мышлаевским, выпирал из любого спектакля, как витрина “Fauchon” из Тверской-Ямской (ну, вы знаете, как этот Парнас гастрономии сверкает там золотыми зубами вдовы Клико). Но в «Крейцеровой сонате» — что-то случилось. Не то чтоб человек достиг культурного совершеннолетия (на премьере видно: давно достиг? и его Позднышев отсвечивает то идеальным отцом семейства К. Д. Левиным, то испуганным и по-детски жестоким от страха сенатором Карениным).

Скорее так: человек наконец показал свой истинный возраст публике.

Белые манжеты и золотые очки русской классики хорошо сидят на нем. Но еще лучше — придуманный театром финал. Позднышев играет на тромбоне? Олений рев разъяренной трубы прост, как мычание. Он не знает связных слов, чтоб передать подземельное кипение страстей в любой спальне, кухне и детской. Рычит загнанный и раненый зверь, что сидел внутри кандидата прав, — и заломал его, и сам истек кровью.

Да и правда: «Крейцерова соната» живее всех живых. Что ж тут еще скажешь?