Утомленный Икар

Алена Карась, Российская газета, 8.10.2003
«Осада» была придумана Гришковцом много лет назад, еще в Кемерове, в маленьком и веселом театре «Ложа», который он сочинил со своими друзьями. О том спектакле и о тех временах можно не вспоминать, лет десять уж минуло, и все мы живем в другой стране.
Сегодняшнюю «Осаду» Евгений Гришковец сочинил во МХАТе, с молодыми и именитыми актерами. Исполнительным продюсером спектакля стал Эдуард Бояков, директор фестиваля «Золотая маска». Актеры с почти детским удивлением «оттягиваются» — радуются возможности поиграть в «войнушку», поиграть просто так, как они до этого никогда не играли, в том числе и на диковинных дудочках, произвести ногами невероятный балканский пируэт и попеть на чужом и диковинном языке.
Супруга Гришковца Елена нашла болгарские песни много лет назад, для того же кемеровского спектакля. Когда сегодня смотришь это сочинение, думаешь о том, как медленно театр переваривает свой собственный опыт. Десять лет это веселое путешествие по волнам «Илиады», для мужчин и блуждающей в ожидании женщины, сочинение о мальчишеской страсти к войне, о тоске по кровавым битвам, о мужском безумии, толкающем их в бездны войн и приключений, разыгрывалось весело, нежданно и легкомысленно. Казалось, этот «детский» театрик способен был рассказать о самых существенных переживаниях его молодой публики.
Теперь вообразите себе хоть и Малую, но вполне мхатовскую сцену, отданную под этот почти кукольный театрик: деревянную лебедку, которая наматывает на веревочку «облака», «небо со звездами», вывешенные, точно парус для просушки, три музыканта, сидящих прямо на сцене справа, как положено во всех старинных народных театрах, двух артистов, один из которых бормочет себе под нос речи «старого ветерана». Эти полувздохи, междометья, «охотничьи» рассказы может произносить ветеран любой на свете войны. Юноша, внимающий ему в тишине и смирении (Павел Ващилин) — любой юнец, вынужденный слушать старческие всхлипы и воспоминания. Ветеран — Сергей Угрюмов наслаждается своим правом бурчать под нос, произносить не слова, а лишь их оплывающие тени. Он существует почти в той же неподражаемо-естественной манере самого Гришковца, и, кажется, ему это дается легко и радостно.
«Настоящие» профессиональные артисты превратили «естественность» Гришковца в некий стиль, и с удовольствием подражают ему. В этом стиле так же мало индивидуального, как в риторике классицистского театра. Просто он сегодня театру «к лицу». Вот и стараются ребята что есть мочи. Даже «солидный» Андрей Смоляков дурачиться изо всех сил. Он играет (в очередь с огромным Игорем Золотовицким) Первого воина, этакого грозного, примитивного Агамемнона в греческих доспехах и с деревянным мечом, в сопровождении двух таких же «воинов». Он читает на древнегреческом басню о льве и ягненке, потом самозабвенно танцует балканский военный танец. Его пытается утихомирить маленький и тихий Ахилл (Александр Усов), но выходит не слишком удачно — ведь страсть воевать захватывает большую часть мужского племени, о смешных и детских снах которого сочиняет свои спектакли Гришковец.
Тихое бормотание старца все длится и длится, бедный юноша время от времени не выдерживает и вскакивает. Уже к самому финалу начинает казаться, что этот нелепый старик, вовсе на старика не похожий (совсем молодой артист «Табакерки» просто пытается почувствовать состояние этого старика), что он и есть хитроумный Одиссей, придумавший Троянского коня.
Медитативная и усыпляющая болгарская песня все звучит и звучит, бедный Икар (его играют по очереди Максим Какосов, товарищ Гришковца по «Ложе» и сам автор) вновь пытается безуспешно взлететь. И вдруг почти в самом финале кто-то из этих нелепых греческих вояк рассказывает, как он устал от всех этих игр, как ему хочется попросту порыбачить или грибы собирать.
Вот вам и горе-вояки. И детские игры их выходят как-то натужно и однообразно, как будто они уж давно превратились в старых Одиссеев, но все еще потрясают своими деревянными мечами. Эти детские милитаристские истории Гришковца столько раз трогательно были исполнены им самим, что эта, новая к ним мало что добавляет. Разве что эту финальную ноту усталости, особенно контрастирующую с манифестом в программке: «История целиком сделана молодыми и остро чувствующими жизнь людьми». Возможно, так было десять лет назад. Но не теперь, когда война и без того царствует на наших больших, «взрослых» подмостках.