Театр как его двойник

Марина Токарева, Московские новости, 25.05.2007
Свой последний спектакль — «Двойник» — на сцене Александринки Гвоздицкий играл с температурой 40, и, говорят, играл потрясающе.

«Двойник» не только название — тема личности. Он был тенью самого себя: тончайший артист, неизменно мощный на сцене, ранимый и робкий в жизни. За свою подлинность платил цену, о какой и думать тяжело. Мучился от своих и чужих просчетов, страдал от неточных интонаций. В поле постоянного напряжения, каким всегда будет театр, его то и дело било током. При этом оставался трогательным, веселым, детским человеком, с которым можно было дурачиться и смеяться, который даже дулся по-детски.

Не просто играл — создавал сценические события. Его биография, может показаться, состоит из обрывков: Ленинградский театр Комедии, московский Эрмитаж, МХАТ, Александринка: А по сути, всю недлинную жизнь он ткал цельное полотно; его уходы, переходы, отказы продиктованы острой способностью чувствовать ситуацию, когда фальшь в театре, как вода в наводнение, поднимается выше «ординара». Особый талант — культурная память, способность восхищения. Как и ненависть на грани мизантропии к звериной пошлости жизни. Олег Ефремов недаром отличал и ценил его необычайно.

Трагедию Гвоздицкий носил в себе, сжился с ней, сделал своим воздухом. В поразительном спектакле «Арто и его двойник», где изгойство художника обрекает его на изоляцию и смерть, сегодня кажется — играл, будто знал, будто предвидел — непредвиденное.

Анатолий Смелянский:

Нет точного слова, которым можно было бы передать суть актерского дара и самой личности Виктора Гвоздицкого. Сам он еще со времен Ярославского театрального училища обожал провинциальных трагиков и комедиантов, выбиравших звучные псевдонимы и существовавших по «старым правилам». Ну, тех, что «рецепт знали», как сказал бы старик Фирс. Он работал с «акимовцами», в БДТ, в Художественном театре, и везде он этих «не теперешних» артистов коллекционировал. Он про них даже книжечку целую сочинил и хотел назвать ее «Последние». Он сам был из этих «последних». Вне репетиции — нет дня, вне спектакля — жизни. Никаких иных интересов. Приют одинокого комедианта. Такие актеры почему-то долго на земле не задерживаются.

Валерий Фокин:

Он был нежный, пронзительный человек, очень одинокий, живший своей особой, отдельной жизнью. Он очень многое сделал и очень многое — не сделал. По моему ощущению, он как раз подошел к пику своих возможностей — артистических, человеческих. Мы ставили в Александринке «Женитьбу», и он репетировал замечательно: его Подколесин был внезапно серьезным, интеллектуальным, в очках, такой рефлектирующий Грибоедов…

Он был редкой личностью, соединяющей прошлое и сегодняшний день. Актер-интеллектуал и острый эксцентрик: мог освоить любую ассоциацию, оправдать любую острую форму, владел гротеском как способом максимальной выразительности; родись он на полвека раньше, уверен, был бы любимцем Мейерхольда.

Его уход — в ряду уходов людей, которые несли высочайшие критерии профессии, работали в том пространстве, которое и есть театр со всеми его преодолениями, трудом, высотами и безднами.

Роман Козак:

Если есть еще в нашей профессии такое понятие, как совесть, то для меня это был образец совестливости. При нем, инопланетянине, не то что сделать что-то не то, даже подумать об этом было стыдно.

Марина Неёлова:

Я никогда не звала его «Виктор», «Витя», всегда — «Арто». «Арто и его двойник», поставленный Фокиным в Центре Мейерхольда, спектакль, которым я была заворожена: завидовала и испытывала счастье одновременно. Может быть, когда-нибудь я смогу сказать «он был». Сейчас не могу, не понимаю, не хочу осознавать. Сейчас возвращаю назад наши многочасовые разговоры обо всем, обо всем, обо всем; его характерное многократное «аллё-аллё-аллё!!!» по телефону; еще раз вхожу в его новую, очень «талантливую» квартиру — множество книг, картины, портреты, эскизы костюмов, маски, фотографии друзей-артистов, партнеров, режиссеров, в центре — Ефремов, многие с подписями, какие-то нет — часть его жизни, я думаю, главная и основная ее часть.

Его уход — цепь потерь. Мы начинали репетировать, по объективным обстоятельствам это распалось, я не успела обрести его в партнерстве, это огромная потеря. Прекратил свою жизнь спектакль «Арто и его двойник» — потеря. Я не успела увидеть его «Двойника» в Александринке — кто же мог предвидеть? — потеря. Он начал репетировать с Фокиным «Женитьбу», только успел начать — потеря для всех.

Мы спорили, не соглашались с чем-то, смеялись, кричали, дерзили друг другу, но знали, что снова встретимся, продолжим спор, в конце концов уже завтра обязательно созвонимся. Потеря беседы, спора, абсолютного единения, дружбы, любви, понимания:

Говорю это и думаю: что бы он мне на это сказал. Как бы он разобрал меня за каждое мое слово, с каким удовольствием и сарказмом выслушал бы мой монолог в его адрес. «Чистый уксус» — как он сам говорил о себе.

Есть люди, которые неповторимы. Есть артисты, которые единственны. Я не могу и не хочу его разбирать. Я хочу остаться по отношению к нему абсолютно субъективной.

Арто… обладатель тонкого вкуса, рассказчик с точным, острым взглядом, умный, образованный, сложный, непредсказуемый, сыгравший блистательно так много ролей, но не успевший сыграть еще больше, совершенно ни на кого не похожий, и непопулярный — именно потому, что непохожий. Не звезда в сегодняшнем поверхностном понимании этого слова — а огромный глубокий артист.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000