Русский человек наверху, внизу и вообще

Анна Гордеева, Время новостей, 2.03.2009
На авансцене и у задника от кулисы к кулисе есть плотная дорожка — можно представить себе паркет дворца или мощеную твердь площади, но дорожка эта узенькая, еле пройдет один человек. Вся же сцена покрыта какими-то серыми колдобинами, будто замерзшей грязью. Так в спектакле Кирилла Серебренникова «Киже» мгновенно обозначена Россия — с жалкими рамками цивилизации по краям, с бездорожьем посередине. Через эти колдобины перекинут мостик-подиум, по которому перемещается император Павел I - рядом со страной и ничегошеньки в ней не понимая.

Серебренников сам оформил спектакль и сам сотворил пьесу из тыняновского рассказа (кроме Тынянова, основой для спектакля стали тексты Карамзина, Канта, Баркова, Нелединского-Мелецкого, Яламаса, первые переводы «Гамлета» Н. Полевого и А. Кронеберга, а также тексты и исторические документы VI-XIX веков"). Не позабыта ни одна подробность из жизни несуществующего подпоручика: и само возникновение его имени в приказе в результате ошибки замученного, трясущегося перед начальством писаря, и ссылка в Сибирь, и женитьба, и торжественные похороны. Все сделано броско-театрально, как вообще умеет это делать Серебренников: вот два солдата ведут под конвоем пустоту, рассуждая про особую секретность своего подопечного, из-за которой у него даже фигуры нет; когда же они присаживаются поесть и начинают скрести ложками по мискам, рядом из ниоткуда раздается третье такое же скрипение. Дым, пустое место, несуществующий человек начинает существовать, потому что конвоиры в него верят. А реальный, живой человек — поручик Синюхаев, ошибкой того же писаря объявленный покойником, наоборот, растворяется в сумрачной стране — его перестают замечать, как будто он действительно умер. Вот это движение — фантома вверх по служебной лестнице и живого человека в никуда, растворение в степи — в равной мере интересует Серебренникова. И если несуществующего Киже играет все окружение императора (точнее, «играет в него»), то эволюция Синюхаева, будто съеживающегося в пространстве, замечательно сотворена Игорем Хрипуновым.

Но вот эти две перекрещивающиеся дорожки в сюжете, вполне запланированные самим Тыняновым, не единственное, что важно для режиссера. Его интересует — едва ли не в большей степени, чем два офицера, придуманный и настоящий, — император Павел. У Тынянова Павлу не досталось ни капли сочувствия, не дано даже ни одной человеческой черточки, а Серебренников всматривается в «курносого властелина» с жадным интересом. Потому что Серебренникову интересна власть и люди власти. Вот что происходит с человеком там, наверху? С совсем обычным, собственно говоря, человеком?

И вот в первой сцене император (Сергей Медведев) отмахивается светящимся, прямо каким-то джедаевским мечом от надвигающейся на него бесформенной толпы, лихо крушит и расшвыривает нападающих — что конечно же сон. Вот с течением спектакля все больше нерва и все меньше уверенности в его манере — и если сначала он раздавал указания просто холодно, то теперь этот холод взлетает в интонацию ледяной истерики. Павел хочет управлять, Павел хочет что-то поменять, а страна меняться не хочет и не может — и одна из самых сильных сцен та, где Павел накладывает самые жуткие резолюции о наказаниях с механической какой-то злобой. Зрителю тут понятно, что все бесполезно, а Павлу, разумеется, нет.

Серебренникову важен был и «взгляд со стороны», и потому в спектакле появляется не кто-нибудь, а Иммануил Кант, с помощью соотечественницы-переводчицы обсуждающий с русским чиновником российское мироустройство. Отлично сделанная сцена — прописанная в мелких деталях, в блистательных шуточках. Начиная буквально с ерунды: как садится русский хозяин и приглашает сесть гостя; как гость автоматически уступает стул даме; как неловко чувствует себя чиновник, даму не принявший в расчет (она же служит Канту, то есть не ровня и, следовательно, не человек), но быстренько привыкает к ситуации. 

Русский, разумеется, почтительно слушает иноземного гостя, но на губах у него снисходительная улыбка, и он уверен, что «у нас здесь свой путь» — что не остается без режиссерского комментария: оратор тут же спотыкается о кандалы, оставленные на дороге конвоем…

Придумывая вещи умные и красивые, Серебренников, как всегда, не знает удержу и порой ощутимо перебарщивает. Так, генеральная идея «музыкального спектакля» (для «Киже» сочинена специальная партитура Алексеем Сюмаком, и то один, то другой второстепенный персонаж вдруг начинает петь) продавлена слишком настойчиво — иногда песни-комментарии уместны, иногда они останавливают действие. И, конечно, можно было обойтись без сцены визитов придворных к счастливой новобрачной — дама, стоявшая под венцом одна (второй венец держали над пустым местом), обретя замужний статус, горделиво возлежит с выставленными в руке ножнами, а подходящие по очереди гости вставляют в эти ножны сабли и, удовлетворенные, покидают чаровницу. Но с переборами и перепевами, а слегка и с переплясами (пластику ставил Василий Ющенко, много работавший с Мином Танакой, и в изгибах кошмарных снов императора видны отблески учения буто) «Киже» определенно представляет собой очень неплохой спектакль. Во всяком случае, точно живой, нефантомный и нескучный.

2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Анатолий Смелянский: У меня давно репутация серого кардинала, Эдуард Саркисов, Время MN, 29.09.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Дамир Исмагилов: Еще десяток спектаклей — и я пойму, что такое Большой театр, Большой театр, 27.04.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Аудиозапись спектакля «Возможная встреча». Вступительное слово Марины Багдасарян, Театр FM, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000