Бесшумный «Обломов»

Марина Давыдова, Известия, 14.04.2003
В прошлом сезоне «Обломова», выразительно переименовав его в «Облом-off», поставил в Центре драматургии и режиссуры сам автор. Неожиданно для всех — особенно, думаю, для Угарова-режиссера — спектакль этот стал хитом, был объявлен лауреатом фестиваля «Новая драма» и попал в афишу «Золотой маски». Теперь нашумевшую пьесу выпустил на Новой сцене МХАТа Александр Галибин, и выяснилось, что угаровский ларчик с секретом — и открыть сложно, и взломать рука не поворачивается.

Новоявленный лауреат подарил нам, по сути, совершенно нового героя — не добродушного, но бездеятельного лежебоку, а человека, более всего боящегося, что его личность утратит свою целостность и превратится в набор функций — хороший специалист, удачливый финансист, заботливый муж, привлекательный любовник. Вокруг все суетятся по инерции, живут по инерции, влюбляются, потому что так заведено, мимикрируют, дробятся, спешат делать добро, приумножая зло. И вот Угаров написал пьесу о настоящем человеке, который предпочитает действию созерцание, всюду остается самим собой, не знает экивоков, путает лицемерие и вежливость и, говоря «я умираю от любви», падает и умирает.

«Обломов» изготовлен вроде бы по классическим лекалам и кажется поначалу самоигральным — ясный сюжет, любовно выписанные характеры, теплые человеческие отношения. Между тем «классичность» угаровской пьесы кажущаяся. Это тонкая стилизация и весьма прихотливая интерпретация знаменитого романа. Между нежным героем «Обломова» и героями современного брутального new writing — будь то Марк Равенхилл с его “Shopping&Fucking”, Сара Кейн с ее «Очищенными» или Мариус фон Майенбург с его «Огнеликим» — при всем их бросающемся в глаза несходстве есть тем не менее одна общая черта. Главные герои всех этих пьес, как Питер Пэн, не хотят взрослеть. Взрослея, обязательно утрачиваешь целостность. Ведь в детстве тебя любят не за что-то, а как такового, со всеми потрохами. И ты любишь мир во всей его нераздельности. И говоришь, что думаешь, и чувств своих не скрываешь.

Думаю, успех угаровской постановки был не в последнюю очередь связан с тем, что занятые в его спектакли артисты, по большей части обретающиеся в Центре драматургии и режиссуры, прошли сквозь все эти «шопинги энд факинги», побывали в шкуре инфантильных, но искренних современных маргиналов и только потом во всеоружии новых знаний и чувствований обратились к угаровской стилизации. Главная удача спектакля «Облом-off» — верно найденная интонация, адекватная пьесе, герои которой принадлежат в равной степени и нашему веку, и позапрошлому и говорят на странной разновидности русского языка, вбирающей в себя разом старомодную церемонность и новомодную отвязанность.

Главная неудача постановки Александра Галибина — отсутствие верной интонации. Будучи режиссером профессиональным и чутким, он понимал, что «Обломова» обычными средствами не одолеешь. И всю дорогу как-то пристраивался к пьесе, превращая ее то в детскую игру, то в натужную игру со зрителем, то в музыкально-песенную игру с фольклором, то в постмодернистскую игру с патриархальным бытом. Но в яблочко так и не попал. Даже в «девятку» или «восьмерку» не попал. Так — отстрелялся по периферии. Конечно, в спектакле есть удачи. Чудесно, скажем, придуманы сцены, где радушная квартирная хозяйка Обломова, аппетитно и бесшабашно сыгранная Мариной Брусникиной, опутывает всю сцену, как паутиной, вязальными нитками — не вырвешься, родненький, так здесь и останешься. Потом Ольга (Дарья Калмыкова) разорвет эту паутину, чтобы хотя бы на время вызволить своего возлюбленного из сладостной, пирогами и капустой пахнущей замшелости. Отлично сыгран Владимиром Кашпуром Захар, эдакий Фирс и Санчо Панса в одном лице (впрочем, умеет ли Кашпур играть плохо? Я лично не видела). Но эти удачи — лишь частности. Три главные мужские роли — представляющий совершенно необаятельного увальня Алексей Агапов (Обломов), маловыразительный Олег Мазуров (Штольц), неестественно и надоедливо пристающий к публике Сергей Шнырев (доктор) — не идут решительно ни в какое сравнение с игравшими эти же роли у Угарова Владимиром Скворцовым, Анатолием Белым и Артемом Смолой. Текст пьесы во мхатовском исполнении кажется каким-то тяжеловесным и монотонным, и остается совершенно непонятно — чего это вокруг него такой шум стоит. Возникает ощущение, что Галибин взял угаровскую пьесу не по велению души, а по разнарядке: победитель конкурсов, номинант, лауреат, то да се, надо бы поставить. При таких исходных условиях событием спектакль не мог стать по определению. Равно как и провалом. Режиссер — грамотный, площадка — раскрученная, Новая сцена — такая маленькая, что меньше не придумаешь, аншлаг обеспечен. Театральное производство в главном театре страны, что и говорить, налажено теперь — лучше не надо. Но театр это все же не фабрика. На трех сценах МХАТа за последнее время появилось так много крепких, среднестатистических спектаклей, что начинаешь с нетерпением ждать подлинных свершений, рискованных экспериментов, наконец, громких провалов. Они, как мне кажется, теперь куда нужнее Художественному театру, чем невооруженным глазом незаметный, только самим художником, да горсткой критики осознаваемый, очень тихий, почти бесшумный облом.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000