От эдипова комплекса мы излечились

Елена Дьякова, Газета.Ru, 1.10.2001
Жан Ануй «Антигона». Режиссер-постановщик — Темур Чхеидзе. Художник-постановщик — Георгий Алекси-Месхишвили. В главных ролях — Отар Мегвинетухуцеси и Марина Зудина. МХАТ им. А. П. Чехова

Мхатовская «Антигона» поставлена так аскетично, что иногда кажется — присутствуешь при читке пьесы по ролям. Тускловатый свет. Черные городские ворота Фив — единственная декорация. Дощатый стол и венские стулья. За сценой, Бог весть зачем, то шумит море (громко и символично, точно у Житинкина), то настойчиво играет пианист. Прибой заводят в эпических сценах. Фортепьяно — в лирических.

Но текст пьесы, ее диалоги-дуэли, ее притчи о родине, юности и власти держат чувства зала под током.

 — Я видел, как шла «Антигона» в Тбилиси несколько лет назад, — говорил Табаков перед открытием мхатовского сезона. — Было тревожно. В городе внезапно отключали электричество. Театр тоже погрузился в полную тьму. Все на сцене замерли… И вдруг в зале, один за другим, послышались щелчки. В рядах веером побежала волна огоньков: зрители доставали из карманов зажигалки. При этом свете спектакль и продолжался.

Как еще реагировать нашему зрителю на крик царя Креона, который приказал сам себе из вельможи-эстета стать диктатором в Фивах, раздираемых междоусобицами, нашествием иноплеменного спецназа аргивян, циничным и безудержным властолюбием наследников закомплексованного Эдипа:

 — Ведь нужно, чтобы кто-то стоял у кормила! Судно дало течь по всем швам. Оно до отказа нагружено преступлениями, глупостью, нуждой… Корабль потерял управление. Команда не желает ничего больше делать и думает только о том, чтоб разграбить трюмы, а офицеры уже строят для одних себя небольшой удобный плот, они погрузили на него все запасы пресной воды, чтобы унести ноги подобру-поздорову… И эти скоты так и подохнут все вместе, потому что каждый думает только о собственной шкуре…

Корабль, ясное дело, — историческая родина. Для героев — семивратные Фивы. Для автора — la belle France (премьера «Антигоны» Ануя состоялась в 1943 году, в оккупированном Париже). Как звучал монолог Креона в Тбилиси середины 1990-х, какие незабытые страхи клубятся в сознании зрителя московской премьеры 2001-го, нечего и говорить.

Креона во МХАТе играет Отар Мегвинетухуцеси (премьер тбилисской драмы, народный артист СССР, знакомый нам по фильмам Тенгиза Абуладзе «Мольба» и «Древо желания», вышел на московские подмостки впервые). Креон, брат покойного Эдипа, вынужден принять власть в Фивах после гибели сыновей Эдипа в междоусобной войне.

Бунтовщик Полиник явился в Фивы с наемным чужеземным войском, погиб в схватке за власть в поединке с братом Этеоклом, и брошен по приказу Креона непогребенным за стенами Фив. А Этеокл, достойный сын Эдипа и храбрый защитник родины, похоронен с исключительными почестями.

И только Креону известны подлинные данные фиванской разведки: в борьбе за власть брат-герой и брат-изменник стоили друг друга. К тому же оба мертвых тела были так истоптаны в сражении, что сам Креон не знает, кто из братьев похоронен и оплакан Фивами как народный заступник, а кто брошен гнить без погребения в качестве предателя. Но главная цель достигнута: густой трупный запах плывет над городом, проясняя умы, как нашатырь. Гражданская война окончена. Новый властитель устало говорит:

 — Я… решил посвятить себя тому, чтобы на этой земле установился, если возможно, хоть какой-то порядок. Это тебе не авантюра, а повседневная работа, не всегда приятная, как, впрочем, всякая другая работа. Но раз уж я здесь для того, чтобы делать эту работу, я и буду ее делать…? И если бы не царевна Антигона, ночью идущая к телу Полиника, чтобы чуть не зубами вырыть могилу брату, — план Креона удался бы.

«Антигона» Ануя — всегда дуэль двух правд и бенефис двух актеров.

Мятежную царевну, дочь Эдипа, которая думает, «что из худой, смуглой и замкнутой девушки, которую никто в семье не принимал всерьез, внезапно превратится в героиню и выступит одна против целого мира» (во МХАТе играет Марина Зудина). После ролей в «Табакерке», после искушенной губернской львицы Мамаевой («На всякого мудреца…»), после блестящей и циничной маркизы де Мертей («Опасные связи») смена пластического амплуа актрисы очень резка. И точна.

Худая, небрежно выкрашенная дешевой хной, остролицая девочка в джинсах и необъятном свитере сидит на сцене клубочком, обняв колени руками, — точно в углу университетской аудитории или сомнительного богемного чердака. Такие во все времена, во всех цивилизациях, во всех междоусобицах ищут, во имя чего пожертвовать собой? Становятся подругами непризнанных гениев, поэтессами, террористками, сектантками, народными героинями. Возможность ?сказать миру «нет» и умереть, на костре или на площади отречься от умеренности, аккуратности, повседневности, ежедневных компромиссов — смысл их короткой жизни.

Их смелость — оборотная сторона страха перед молчаливым верблюжьим трудом повседневности и взросления? Или почти святость? Об этом, собственно, и идет трагический спор в пьесе.

Самопожертвование Антигоны и смиренный цинизм Креона, отца нации и семейства, — дуэль не столько двух характеров, сколько двух возрастов. Возможно, дуэль юности и зрелости одного и того же человека. Антигона узнает правду об Этеокле и Полинике. Антигона видит лицо жизни в сонном, сметливом, трусоватом лице стражника Жона (Александр Семчев), поймавшего ее у тела брата. Антигона пишет перед смертью: «…Я не знаю уже, за что я умираю».

Исторических аналогий в подсознании московского зрителя клубятся тьмы. В напряженных диалогах не нервный, взвинченный стиль игры Марины Зудиной проигрывает усталому отеческому гневу Отара Мегвинетухуцеси, но отчаянная, поэтическая и истерическая, правота Антигоны — взрослой мудрости Креона.

Все антигоны нашей памяти — от жен декабристов до барышень, уходящих «в народ», от строительниц Магнитки до диссидентствующих студенток 1980-х — ушли в прошлое. В нынешней жизни есть, кажется, все, кроме идеи, личности, предмета etc., ради которого кто-то сможет и захочет жертвовать жизнью. Наверное, это показатель гражданской зрелости и стабильности общества. «Ответить “нет” легко! … Чтобы ответить жизни “да”, нужно засучить рукава и работать, обливаясь потом, черпать жизнь полными пригоршнями, погружаться в нее целиком. Ответить “нет”… слишком трусливо», — говорит Креон Антигоне, задыхаясь от бессилия ее убедить. Нас убеждать не надо.

Нынешняя постановка пьесы, столь любимой когда-то «молодой советской интеллигенцией 1970–1980–х» — лакмусовая. Отчетливо видно, как переменились среда, эпоха, сам воздух. От Эдипова комплекса самопожертвования мы излечены. Тем не менее из притемненного, аскетичного пространства мхатовской «Антигоны» зрители выходят в цветущий вечерними витринами Камергерский тихими и чуть ошарашенными.

По закону маятника и в нашем семивратном порту семи морей рано или поздно вновь появятся худые, растрепанные, в аскетичных растянутых свитерах царские дочери.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000