Евгения Добровольская: «Надо нести свой крест и верить»Алексей Филиппов, Известия, 14.01.2002 Она одна из самых известных сегодняшних актрис — «Мужской зигзаг» и «Королева Марго» давно превратились в народное кино, и наш обрученный с телевизором народ узнает Добровольскую на улицах… Но для нее самой главное то, что она играет во МХАТе: Констанция в «Амадее», Маша в «Чайке», Сестра в «Ю», роль в «Священном огне» Сомерсета Моэма (премьера должна состояться 15 января)… Добровольская последовательно и убежденно служит репертуарному театру — о нем мы и говорили.— Сегодняшний репертуарный театр перестает притягивать одаренных людей: талантливые молодые режиссеры не собираются становиться главными, талантливые молодые актрисы предпочитают жить на вольных хлебах, а некоторые критики пишут, что репертуарный театр превратился в кладбище судеб. Какого вы мнения о театре-доме? — Я бы не назвала сегодняшний репертуарный театр театром-домом. Это тот театр, где у тебя пять раз в месяц спектакли и ты должна на них приезжать. А в остальное время можно сниматься или — если у тебя нет охоты читать — заниматься домом, отдыхать… Ты живешь здесь только во время репетиций, и это не дом, а очень нервная работа — к благости она не располагает. Раньше артисты шли не в театр, а к конкретному человеку — Товстоногову, Ефремову, им хотелось всю жизнь работать с тем, кого они любили и кому верили. Закончив институт, я поменяла несколько театров. Прежде чем я оказалась в этом МХАТе, я была во МХАТе имени Горького у Дорониной, потом в «Табакерке», затем в театре «Современник-2» и только после этого пришла сюда. И было это в 1991-м… — В последние ефремовские времена. — Ну, положим, не в последние — Ефремов умер в 2000 году. — Я имею в виду не это. В 1990-м, за год до того, как вы пришли во МХАТ, я брал у него интервью — он был любезен и очень мило отвечал на мои вопросы. Но при этом мне казалось, что он пуст, как Вселенная, — ему не было дела не только до меня, но и ни до чего на свете. Ощущение было ложным? — Он не был пуст как Вселенная — он с ней разговаривал. К тому же Ефремов не любил журналистов и их случайные вопросы. — В последние годы Олег Николаевич в основном занимался собственным внутренним миром, в роли строителя театра он, как мне кажется, не выступал… — За его плечами был «Современник» и целое поколение воспитанных им артистов. Ждать от Олега Николаевича театрального строительства, когда у него работало пятнадцать процентов легких, было глупо и ненужно. В последние годы он тяжело болел, и МХАТ жил только для него — мы вполне отдавали себе отчет в человеческом и профессиональном масштабе Олега Николаевича. Ефремов ставил медленно, репетировал только с определенными актерами, но все понимали, что ему необходимо работать, и не обижались. У актеров МХАТа была работа на стороне, кино, сериалы, радио, антрепризы… — В том, что вы говорите, есть противоречие — люди сюда шли ради Ефремова. В то же время Ефремов с театром не работал, и все ему это прощали… — Его любили. Да, его любили. К нему можно было прийти в любой момент и поговорить по душам, не соблюдая никакого пиетета. И ел он в нашей столовой — то же самое, что и мы… Олег Николаевич был режиссером-другом, кричать на артистов он считал ниже своего достоинства. Он был болен, но МХАТ держался только им. Никто не хотел делать ему больно или плохо. — У МХАТа есть много традиций — в том числе и традиция умираний. Он много раз умирал, много раз возрождался… — Дело в том, что он у всех на виду. Другие театры умирают и рождаются (а иногда только умирают) — но обсуждают МХАТ. В Москве есть несколько мертвых театров, там вообще ничего хорошего не происходит, но о них не говорят. — У них нет такой родословной — безвременье пятидесятых-шестидесятых… МХАТ, похоже, навсегда записан в бессмертные. — МХАТ хорош тем, что он огромен — это большое производство и у каждого здесь есть своя ниша. Здесь нет закулисной возни, нету ненависти между артистами. А в других театрах это сплошь и рядом — артисты не разговаривают, годами не общаются. — В театре у вас сейчас хороший период. А в кино вы что-нибудь делаете? — Да, работать в сегодняшнем МХАТе мне нравится… А в кино у меня была картина «Механическая сюита» Дмитрия Месхиева — у меня там небольшая работа, но я получила уже несколько призов за исполнение роли второго плана, а сейчас номинирована на «Золотой овен». Скоро должен выйти еще один фильм Месхиева, называется он «Душеприказчик». Я не стремлюсь мелькать в кино и на телевидении, и все же я все время на экране, и меня сейчас узнают гораздо больше, чем когда выходили мои старые фильмы. «На тебя уповаю» и «Мужской зигзаг» в прошлом году показывали чуть ли не каждую неделю, и мне за них не стыдно. — Как вам кажется, сериалы не портят актера? Я смотрю на экран и вижу, как у снимающихся в них хороших актеров появляется масочка… — Хорошего артиста трудно испортить. Но сериалы я не люблю — понимаю, что иногда есть нечего, но, видимо, не до такой степени… К чему идти сниматься в абы что, абы как, абы с кем? — А народная любовь? — Кому она нужна? — Ну как же — выходит артист на сцену, и зал открывает рот — он узнал в нем милиционера из любимого телефильма… — Зритель смотрит конкретную историю, и ты для него ее персонаж, а не Штирлиц. Было бы смешно, если бы я выходила в чеховской Маше, а во мне узнавали королеву Марго. Беда в том, что на телевидении сейчас один бесконечный сериал — одни и те же артисты на всех каналах. И всюду они играют одно и то же. «Масочка» тут ни при чем — телевизор показывает все, на что ты способен и неспособен, это полное развенчание артиста. Актеры былых времен умели хранить свою тайну, а сейчас коллег перемалывают ток-шоу, телеинтервью, сериалы, и они очень быстро кончаются. Нечего разгадывать, незачем следить… — Театр проходит по ведомству элитарной культуры, попадая в ток-шоу, артист входит в сферу культуры массовой — она его востребует и употребляет, но кое-что за это дает. Популярность легко конвертировать в деньги… — Наверное. Но всех денег все равно не заработаешь. Здесь надо соблюдать меру, иначе может выйти неловкость — захочешь поговорить со Вселенной, а в ответ получишь плюху. У театральных артистов всегда была аскетическая профессия. Надо нести свой крест и верить — так было при Стрепетовой, так осталось и во времена Якубовича. На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000 Анатолий Смелянский: У меня давно репутация серого кардинала, Эдуард Саркисов, Время MN, 29.09.2000 Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000 Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000 Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000 Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000 Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000 Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000 Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000 Дамир Исмагилов: Еще десяток спектаклей — и я пойму, что такое Большой театр, Большой театр, 27.04.2000 Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000 Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000 Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000 |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
