«Я никогда не был важным человеком, VIP»Сергей Капков, Газета, 21.11.2004 «В калейдоскопе школьно-студийных индивидуальностей Витя Сергачев был личностью загадочной. Он был человеком молодым, но уже чрезвычайно погруженным в „немереную сложность избираемой профессии“. Витя умудрялся одновременно быть и как бы „инакомыслящим“ по отношению ко МХАТу, и дотошным, серьезным студентом Школы-студии», — так однажды написал о своем коллеге Олег Табаков. Сегодня во МХАТе Виктора Сергачева чествуют в связи с семидесятилетием. С юбиляром беседовал Сергей Капков.- Сейчас много говорят о возрождении кино, об увлекательных процессах в театре, пике популярности телесериалов. А вам все это интересно? Вам уютно сегодня? — Не очень. Это якобы оживление театральной и кинематографической жизни происходит не изнутри, а извне. На это брошены пресса, реклама, да и зрители требуют зрелищ. Но, к сожалению, сегодня совершенно необязательно обладать исключительным талантом, чтобы сделать себе имя. Чаще всего нужна лишь пиар-кампания. Вот вы говорите — «возрождение», а драматургии почти нет. В 1960-е годы только выдающихся драматургов можно было насчитать человек десять: Вампилов, Володин, Рощин, Розов, Шукшин? - Но вы, к счастью, по-прежнему внутри творческих процессов, участвуете и в съемках, и в спектаклях. — Не так часто, как хотелось бы. Посмотришь какой-нибудь спектакль — ну, можно было бы вот эту роль сыграть. А можно и не играть? Однако, признаюсь, мне стало интересно сниматься в кино, в сериалах, играть эпизоды. Я вдруг вспомнил фразу Станиславского: «Нет маленьких ролей, есть маленькие исполнители». - Вы не лукавите? — Нет! Мне стали интересны герои, о которых толком ничего не сказано. Ты фантазируешь их биографию и сам создаешь их мир, независимо ни от чего и ни от кого. - И независимо от режиссера? — В кино — да. А вот в театре бывают случаи, когда актеры не могут найти общий язык с «новой режиссурой». И приходится расставаться. Один мой коллега на первой репетиции спросил режиссера: «А я играю в вашем спектакле одну роль или две? То, что вы говорите о персонаже в начале пьесы, это один человек, а в конце — совершенно другой, и к драматургии это не относится». Театр — очень сложное искусство, коллективное, а не авторское. Спектакль создают и драматурги, и актеры, и костюмеры, и художники, и осветители. Только это придает ему гармоническое движение. - Во МХАТе сейчас есть такой коллектив? — Может быть. Я не очень хорошо знаю, что у нас теперь происходит. В театре нет худсовета, и мы не обсуждаем на труппе ни пьесы, ни спектакли. Но по специфике театра он необходим! Хотя бы потому, что совершенно исчезли разговоры о творчестве, споры, обсуждения. Например, раньше в «Современнике» мы принимали и пьесы, и спектакли. Ефремов был демократ в организации творчества. Теперь каждый занят только собой. Пропал элементарный творческий быт. - А какие плюсы в табаковском театре? — Много работают. Премьера за премьерой, громадный репертуар. У начинающих актеров никогда не было работы, а тут у них сразу есть роли. Это очень хорошо, молодому актеру необходимо много играть, и Табаков предоставляет такую возможность. - В старом МХАТе был творческий быт, но не было зрителей, не было работы? — Почему не было? Работа была, мы много репетировали. Но с некоторых пор как-то незаметно стали считать, что МХАТ — это вчерашний день. На самом деле, ничего подобного. Это мнение было распространено среди некоторых критиков и театральных людей, имеющих влияние. В действительности МХАТ не переставал быть сегодняшним днем и отчасти был днем завтрашним. - Не потому ли «Современник» до сих пор остается для вас идеальным театром? — В каком-то смысле да, это был настоящий театр, театр единомышленников, театр коллективного творчества. «Современник» был в широком смысле клубом шестидесятников. Он объединял поэтов, ученых, драматургов, художников — интеллигенцию Москвы. Мы и дома-то почти не бывали. Если кто-то из нас выделялся, капризничал, требовал ролей, это было нетерпимо. Ефремов даже неохотно разрешал нам сниматься в кино, он считал, что актер портится. Помню, в труппу пришел Володя Земляникин, он был в то время очень популярен. Выходит на сцену — а ему хлопают. Ефремов кричит: «Если это еще раз повторится — я тебя уволю. Нам этого ничего не нужно». - Вы понимали, что долго так продолжаться не может? — Нет, не понимали. Мы были уверены, что так будет всегда. Но изменился-то не театр, не его эстетика, не его программа. Вероятно, изменились люди. Сейчас в нашей среде все разговоры ограничиваются банальными вопросами: «А ты что сейчас делаешь? С кем работаешь? Что сыграл?» О сути профессии говорят редко и мало. - Недавно в фойе «Ленкома» я обнаружил портрет актрисы Веры Сергачевой. Ваша дочь? — Да, младшая. Она окончила Школу-студию МХАТ и теперь работает у Марка Захарова. У Веры пока две большие роли — Маша в «Трех сестрах» и Джейн Сеймур в «Королевских играх». - А старшая чем занимается? — Ольга заканчивает медицинский институт, хочет стать врачом-кардиологом. Бог дал мне хороших дочерей. - Сейчас вы в том возрасте, в котором пребывали великие мхатовские старики, когда вы вслед за Ефремовым пришли в этот театр. Вы не сравниваете себя вольно или невольно с ними? Есть ли что-нибудь общее? — Вряд ли. Во-первых, потому что я никогда не был важным человеком, VIP, как они — лауреаты премий, орденоносцы. Но последние годы они были не удовлетворены практикой МХАТа, чувствовали: что-то не так. Поэтому пригласили Олега Николаевича как современного режиссера. - Виктор Николаевич, о чем задумываетесь накануне юбилея? — Оказывается, я ровесник телевидения. Надо в день юбилея что-то сказать о себе, но не в том стиле, в каком выступают в ток-шоу, где зачастую обсуждаются не общечеловеческие проблемы, а глубоко интимные, о которых человек постеснялся бы говорить даже со своими близкими. Но тщеславие сильнее чувства приличия. А ведь еще Наполеон говорил: «Грязное белье надо стирать дома?» - Подводите какие-нибудь итоги, составляете ли вы своеобразный отчет перед собой? — Можно сказать и так. У Моэма есть роман “Summing up” — «Подводя итоги». Так вот я сейчас думаю, что же у меня за “up” такой? И знаете, что я понял? С годами люди умнее не становятся? во всяком случае, я. Но какие-то кардинальные вещи проясняются, совсем немногие. Может, это высокопарно звучит, но мне стало ясно, что я всецело привязан к этой стране, русской культуре, людям, которые подвижнически занимаются театром, искусством. Хотя здесь я бы не использовал казенное слово «патриот». Это что-то другое. Не так давно разного рода общественные и политические деятели любили употреблять цитату: «Патриотизм — последний душевный приют негодяя». Смаковали ее. А я эту фразу встретил, когда ставил в «Современнике» спектакль «Оглянись во гневе» Осборна и играл там Джимми Портера. Он говорил: «Патриотизм — чудная вещь! Еще Марк Твен писал, что патриотизм — последний душевный приют негодяя!» Я заинтересовался, выяснил, что эта фраза из «Дневника Адама». Нашел, прочитал и понял, что написано это не столько о патриотизме, сколько о тех людях, которым все равно где жить, о негодяях. С таким же успехом можно сказать, что свобода — последний душевный приют негодяя. Так что это явная спекуляция хорошей фразой. Что еще мне стало ясно: все проблемы на свете будут решены, когда 51% людей будет готов бескорыстно помочь, а не присвоить и жизнь будет организована по их правилам. Вот и все! - Вы очень принципиальный человек. А как сами считаете, легко ли с вами? — По этому поводу я могу привести такой пример. Лет двадцать назад на гастролях в Чехословакии со мной произошел несчастный случай. В результате я оказался в московском ЦИТО с семнадцатью переломами. Несколько месяцев балансировал между жизнью и смертью «в подвешенном состоянии». Врачи решили провести сложнейшую операцию, но профессор сказал: «Виктор, по-моему, вы человек легкий. Если еще месяц повисите — обойдемся без операции». Мне это польстило, и я согласился, что, вероятно, и спасло мне жизнь. Это к вопросу о том, легкий ли я человек? Но в жизни — не знаю, может, кому-то со мной и нелегко. Артист нежных чувств Виктор Николаевич Сергачев родился 24 ноября 1934 года. В 1956-м окончил Школу-студию МХАТ, с 1957-го — актер и режиссер театра «Современник», с 1971-го — во МХАТе. Лучшие роли в театре: Министр нежных чувств («Голый король»), де Гиш («Сирано де Бержерак»), Клещ («На дне»), Джимми Портер («Оглянись во гневе»), Адамыч и Тесть («Старый Новый год»), Фирс («Вишневый сад»), Михал Михалыч («Московский хор»), Князь («Дядюшкин сон»). Лучшие роли в кино: Пселдонимов («Скверный анекдот»), Икс («Эта веселая планета»), Ефим Суббота («Пропавшая экспедиция»), Мижуев («Мертвые души»), Суслов («Серые волки»), Троцкий («Троцкий»). Народный артист России (1989). На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000 Анатолий Смелянский: У меня давно репутация серого кардинала, Эдуард Саркисов, Время MN, 29.09.2000 Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000 Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000 Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000 Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000 Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000 Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000 Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000 Дамир Исмагилов: Еще десяток спектаклей — и я пойму, что такое Большой театр, Большой театр, 27.04.2000 Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000 Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000 Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000 |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
