Кому свадьба, кому правда

Анна Гордеева, Время новостей, 27.12.2004
Семидесятые? Семидесятые, но не XIX века (когда Островский написал «Лес»), а ХХ. Кирилл Серебренников на сотню лет приблизил к нам историю о пятидесятилетней барыне, женившей на себе приживала-гимназиста, и двух актерах, забредших в ее усадьбу. Костюмы (Евгения Панфилова и Серебренников) точны: кожаные пальто как знак достатка, появляющиеся на молодом поколении джинсы. С обстановкой (художник Николай Симонов) сложнее: чешской мебелью обставляли квартиры скорее инженеры (записываясь и долго отмечаясь в очередях); обеспеченный класс партработников предпочитал нечто более темное и полированное. Неточность принципиальна: вытащив персонажей из их времени, Серебренников не стал прописывать новые биографии. (Текст сопротивляется: убраны все почтительные «-с», исчезли некоторые детали, но осталась фраза «представляю вам молодого дворянина». Какие дворяне в 70-х? Уже-еще не было.) Кем стала Раиса Павловна Гурмыжская в ХХ веке, не очень ясно: был ли ее покойный муж секретарем обкома или заведовал крупным магазином, неважно. Важно, что она богата; что в ее доме живут бедная родственница и не менее бедный сын подруги; что она скупердяйка и что в ее имении нищий актер даст пример беззаботного благородства.

В ХХ веке пьесу достаточно часто сводили именно к актерскому благородству, возносящемуся над скупостью и эгоизмом богатых. (Понятно, что так в «Лесе» отражалась романтическая мифология русской интеллигенции — звучали и мотивы эскапизма.) В веке XXI, у Серебренникова, эта тема тоже важна, но другая — тема преемственности власти — ее уравновешивает.

Серебренников — азартный выдумщик, яркий штукарь. Он кидается на каждую реплику и ее расцвечивает («Пожалуйте ручку» — и Гурмыжская протягивает руку для того, чтобы ей померили давление; мысль Счастливцева «а не удавиться ли мне» высвечивается лампочками, оказывается висящим в воздухе лозунгом). Но жонглируя детальками, режиссер жестко строит спектакль — в финале линии точнехонько сходятся.

Одна линия — Гурмыжская и Буланов. Гурмыжская Натальи Теняковой — шедевр. Мелко-хитрая и барственно-вальяжная; не очень умная, но значительная; в ходе диалога считающая кольца на руках собеседницы; на свадьбу с гимназистом одевающаяся a la Алла Пугачева (белое коротенькое пальтишко и черные сапоги выше колен) и шагающая в этом наряде так вызывающе-счастливо, что в голову не придет засмеяться. Буланов (Юрий Чурсин) — услужливый мальчик, жалкий, но заранее готовый на все. Он кажется слабаком, но делает зарядку, упорно отжимается; он присматривается, готовясь к старту, но фальстарта боится как огня, боится, что прогонят, и потому реагирует только на очевидное приглашение. Вот этот поджидающий взгляд — и мгновенно обретенная развязность, когда понял: можно! этого и ждут! На свадьбе он в строгом костюме и галстуке, уже начинает распоряжаться, и речь его — с рукой, прижатой к груди, под аккомпанемент детского хора, выводящего «Беловежскую пущу», — явно напоминает присягу. Эпизод сделан под впечатлением сцены из «Кабаре» Боба Фосса, где детское пение превращается в фашистский марш, но, похоже, режиссер и хотел, чтобы мы эту сцену вспомнили.

А рядом линия Несчастливцева. Великолепный актер Дмитрий Назаров вместе с Авангардом Леонтьевым (Счастливцев) рисует иной способ жизни в пространстве, где сначала правит Гурмыжская, затем Буланов. Его Несчастливцев — огромный человек, вовсе без буйства, что предполагает пьеса. Добрый, громогласный, чуть нелепый и ведомый по жизни абсолютным праведным инстинктом. Девушка топится — надо спасать; женщине недоплатили за лес — надо вытрясти недостачу с обманщика (хотя Гурмыжская не заслуживает защиты); бесприданнице надо отдать последнюю копейку и ни на миг не пожалеть о деньгах. Не романтическая совсем, но праведно-искательская нота. Это противоядие? Возможно.

И тут нет срединных вариантов. Аксинья (Анастасия Скорик), не отправившаяся по актерскому пути, но выбравшая домашнее счастье с робким Петром, явно проигрывает: это в пьесе ее муж — купеческий теленок, здесь — сын предпринимателя (опять «сбоит время»; в 70-х — директора базы?) с бандитскими связями и такими же манерами. Ничего хорошего из их брака не выйдет. (Отлично придумано: в момент, когда Петру — Олегу Мазурову — надо удержать Аксинью, он запевает Высоцкого — и потому, что своих слов у него нет, и потому, что это знакомый юному бандиту знак романтики.) У правителей свадьба (инаугурация?), актеры уходят безденежно странствовать. Занятно, что нынешний МХТ — богатый, обласканный, благополучный — может высказываться так жестко. Вот что значит привечать молодых режиссеров.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000