«Репетиция напоминает секс»

Татьяна Рассказова, Ведомости, 25.08.2005
К началу нового сезона режиссер Кирилл Серебренников готовит пятую (всего за три года!) постановку на сцене МХТ — «Господ Головлевых» с Евгением Мироновым в главной роли. А в сезоне прошедшем Серебренников был нарасхват. Публика рвалась на его «Лес» в МХТ и «Голую пионерку» в «Современнике». С режиссером работали Марина Неелова, Олег Меньшиков, Дмитрий Назаров, Андрей Мягков, Наталья Тенякова, Чулпан Хаматова. Его спектакли демократичны, нравятся широкой публике и вызывают споры среди профессионалов. Последние, впрочем, в этом году оказались единодушны: «Лес», за который Серебренников получил недавно премию «Хрустальная Турандот», лидирует и в рейтинге московских критиков, опубликованном на интернет-сайте «Театральный смотритель» (www.smotr.ru). Перед началом нового сезона Кирилл Серебренников ответил на вопросы «Ведомостей».

- Признайтесь, Кирилл, как вам удалось стать для МХТ самым востребованным режиссером? Наверняка применили хитроумную стратегию. На что купился Табаков?

 — Знаете, у меня стратегия одна: не использовать никаких стратегий. Очень не люблю устраивать психологические ловушки, вести себя каким-то особым образом, желая понравиться. Я стараюсь быть честным с теми людьми, с которыми вступаю в деловые отношения. И сотрудничество со столь непростым по всем своим составляющим театром, как МХТ, стало возможным, наверное, как раз потому, что я меньше всего руководствуюсь принципом угодить. Я просто работаю — и все.

- Итак, недавно вы занялись постановкой «Господ Головлевых». А не опасаетесь, что Евгений Миронов — слишком светлая, позитивная натура, чтобы убедительно изобразить такую бородавку на теле человечества, как Иудушка?

 — Во-первых, Женя очень большой актер. К тому же он, по-моему, и сам понимает, что после Мышкина ему нужна как раз такая роль. Грубо говоря, Иудушка — это Мышкин наоборот. Достоевский представил в своем князе светоносную сторону русской души, а Салтыков-Щедрин (он ведь Достоевского на дух не переносил) — тот как раз исследовал темную ипостась «нашего человека». В этом великом романе столько правды про нас, что эту правду в таком концентрированном виде трудно воспринимать, вернее, слишком больно. Но ввиду того, что у нас за 150 лет ничего не изменилось, то и актуальность этого текста первостепенная. Хотя могу сразу сказать — спектакль будет очень непростой и для актеров, и для зрителей.

- Но, как ни странно, с Иудушкой, сжившим со свету всю семью, в финале романа вдруг происходит непонятная перемена, попытка покаяния. Неужто вы верите в духовное преображение монстра? А может, для вас важнее мысль о религиозном ханжестве или тема распада семьи как симптом и особенность настоящего времени?

 — Нет, про распад семьи мы другой спектакль делали — «Мещане». Головлев — человек, который построил свою жизнь на духовной подмене, на эрзацах. А такая жизнь обязательно разрушится. Это как бы история о строительстве Вавилонской башни? Хотя не стоит подробно говорить о концепции: когда я до премьеры рассказал в интервью про «Лес» и про 70-е гг., то некоторые журналисты не долго думая просто стали повторять мои слова в своих заметках, и получилось, что у нас все вульгарно происходит в совке, хотя юуквального переноса не было.

- А как держится Евгений Миронов? Не диктует своих решений?

 — К артистам уровня Жени такие слова неприменимы. Такие артисты для режиссера всегда примерные ученики и настоящие учителя одновременно. Мне неинтересно, если артист сидит, как школьник, и пытает меня расспросами: «А что мне в этой сцене делать?», «Что я здесь чувствую?», «Что думаю?» Хотя, конечно, с активным и сообразительным исполнителем порой приходится вступать в хитрую игру, ведь моя работа — переубедить, обратить в свою веру, сообщить актеру некое волнение, научить чувствовать материал. В конце концов я за это гонорар получаю.

- В спектакле «Голая пионерка» вам, наверное, пришлось очень бережно обращаться с Чулпан Хаматовой? Похоже, она как натянутая струна: все время на грани слез, нервного срыва?

 — Нет, она очень разная. А глаз блестит потому, что Чулпан постоянно вырабатывает невероятную нервную энергию — совершенно себя не щадит. Иногда кажется, что она фанатик, а иногда — что существо, посланное людям извне (честное слово, там не без этого). Она делает вещи, которые лежат за гранью человеческих возможностей. Вообще-то меня часто спрашивают, как вам работать с Хаматовой, Нееловой, Теняковой?С ними легко. Они многое понимают и в профессии, и в жизни. Актер — такое существо, которым разговаривает время. Он не может быть сам по себе, не может быть нечутким к окружающему миру, к другим людям. Хотя и нарциссов полно. Мне же интересны те, кто ищет смысл, а не упивается собственными успехами.

- Если есть разница между работой с актером-мужчиной и репетицией с женщиной, то что надо сделать, чтобы убедить серьезную актрису в своей режиссерской правоте? Может, рассмешить или встать на колени, как Филатов перед Фрейндлих в фильме «Успех»?

 — Да нет, это какая-то ерунда. Мне вообще непонятно, что это вас так интересует — а как вы работаете со звездами? Ненавижу это слово. Влияние шоу-бизнеса? Так вот. Все большие артисты — милейшие и профессиональнейшие люди. Трудно работать с бездарями и лентяями. А с умными, талантливыми актерами (пусть даже и сложными по характеру) — одно удовольствие. Репетиция — это вообще-то таинственная история. Невозможно просчитать, как она пойдет и к какому приведет результату. Ее нельзя заранее спланировать. Она меньше всего похожа на регулярную работу: каждый раз все заново. Когда мы входим в репетиционный зал, мы как бы голые. Там нет никаких авторитетов — никто не народный артист. Все это напоминает секс, соприкосновение обнаженных тел. И невозможно почить на лаврах успеха предыдущей постановки.

- Большинство режиссеров в жизни предпочитают держаться от своих артистов подальше. Вы тоже из их числа?

 — Я с артистами не пью, не гуляю, не сплю. В общем, стараюсь дистанцироваться, чтобы не нарушать профессиональную экологию. 

- При том что за последний год вы подтвердили свою квалификацию серией очень качественных постановок и давно обзавелись лоббистами из среды влиятельных критиков, жюри «Золотой маски» прокатило ваших мхатовских «Мещан» по всем номинациям. Как считаете, это случайность или заговор?

 — Не то и не другое. Я скажу так. Мне достаточно, что этот спектакль отмечен другими театральными наградами, по моим представлениям, не менее престижными: «Чайкой», «Хрустальной Турандот». Просто нынешний состав масочного жюри не мог присудить «Золотую маску» Серебренникову ни при каких обстоятельствах. Это не заговор, здесь действуют эстетические разногласия: большинству театральных деятелей, принимавших решение, тот театр, которым я занимаюсь, не нравится. Это нормально. Мне же крайне не нравится театр, за который голосуют они. У нас договор о нападении. Вообще же наличие недругов — вещь в моей работе естественная.

- Вы согласились ставить на фестивале Владимира Спивакова ораторию Онеггера «Жанна д'Арк на костре» с участием Фанни Ардан, а в Мариинском театре — оперу Верди «Фальстаф». Вам просто хочется добавить в свой актив новые жанры, или же вы заинтересовались музыкальной и оперной режиссурой?

 — Для меня нет какой-то внятной границы между жанрами внутри театра. Любой спектакль строится по принципам музыкальной композиции, просто технология подготовки спектакля —музыкального и драматического — разная. Я не читаю клавир — в музыке мне нужна помощь. Но «Фальстафа» я выучил наизусть. Чтобы ориентироваться в партитуре, мне пришлось в течение нескольких месяцев каждый день (!) слушать эту оперу — я теперь ее всю сам могу спеть. С драмой полегче. Но в результате и то и то - спектакли. Не думаю, что музыкальная режиссура — что-то такое, чего не может постичь человеческий разум. Для профессии мне как раз важно этим заняться, так как раньше я делал совсем другое. Вдруг получится? И потом, с такими мастерами, как Спиваков и Гергиев, очень интересно поработать.

- Если большинство московских театров закрылось на летние каникулы, то чиновничество отдыха не знает. Что вы думаете о ситуации со «Школой драматического искусства», у которой отняли помещение на Поварской? Это единичный случай или тенденция?

 — Знаете, видимо, ситуация в диалоге власти и искусства меняется. И не в лучшую сторону. Пример со «Школой драматического искусства» Анатолия Васильева тому подтверждение. Художника с мировым именем лишили части авторской территории с такой легкостью и быстротой, что просто диву даешься. Я не верю, что это из-за того, что, когда Лужков проезжал мимо, в театре не горели окна. Это кто-то распускает сплетни. Лужков же мудрый государственный человек, а не псих. И трижды отвратительно, что пространство известнейшего в мире театра «уплотнили» якобы в пользу другой театральной организации. Вообще, тот факт, что чиновники научились манипулировать творческими людьми, сталкивая их лоб в лоб из-за «квартирного вопроса», — это, боюсь, тенденция. И небезопасная. Хуже всего, что мало кто из театрального сообщества — я имею в виду коллег, а не журналистов, публицистов — выразил свое возмущение публично. Это, наверное, можно понять — всем есть что терять: театры, дотации, звания? Но могли бы в крайнем случае устроить какую-нибудь безмолвную акцию в поддержку гонимого собрата — погасить, например, окна всех московских театров на какое-то время. И в знак протеста, и в память о тех прекрасных театральных мгновениях, которые испытывали многие в студии на Поварской. Теперь-то, что бы там ни сделали — открытую площадку или что-то другое, — приличному человеку туда дороги нет.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000