Интерактивные песни западных славян

Наталия Каминская, Культура, 25.04.2002
Милорад Павич, культовый писатель текущего культурно-исторического момента, один из своих романов написал в форме кроссворда. Его пьеса «Вечность и еще один день», которую поставил во МХАТе им. А. П. Чехова режиссер В. Петров, знаменитый своими спектаклями в Омском драмтеатре, — тоже кроссворд, причем не из популярных, из продвинутых. Интрига лежит за пределами собственно драматургии. В нее втянуты зрители, которым предложено еще до начала спектакля опустить в урны некие бумажки для голосования. Голосуются версии спектакля, который спустя минуты предстоит увидеть. Версии две: мужская и женская. По первой, как выясняется только в процессе зрелища, нас ждет финал трагический. По второй — все закончится хорошо. Мне посчастливилось увидеть happy-end. Впрочем, весьма условный, как, вероятно, и unhappy-end. Ибо (возможно, как все возможно в этом нескладнейшем из миров) в основе сюжета лежит история любви. И, следовательно, тут либо «нет повести печальнее на свете», либо «они жили долго-долго и умерли в один день». Грешно было бы смеяться над сокровенным. Если бы не его величество постмодернизм, смеясь расстающийся с прошлым всего человечества.

Сам классик Милорад Павич в эти дни был в Москве, присутствовал на премьере, выходил кланяться публике. Весьма симпатичный, загорелый и седой постмодернист. Мудрый хулиган со стажем. Сочинитель новых песен западных славян, в которых леденящие кровь сюжеты с мертвецами и гомункулосами призваны, кажется, быть всего лишь экзотическими блюдами дорогого ресторана. Страшновато вкушать такое блюдо, однако хочется. И возможно, вполне возможно, ничего плохого потом не будет, напротив, останется острое послевкусие. 

Однако что все-таки происходит в пьесе, хоть и в интерактивной, но все же предназначенной для театра истории? О, вот это задачка! Объяснить фабулу — все равно, что доказать теорему Ферма. Амбиции театральных критиков хоть и раздуты непомерно, но тайного желания Нобелевской премии в них пока не наблюдается. Условно, с натяжкой, в целях адаптации можно предложить такой событийный расклад.

В 1688 году сербская девушка Калина (Д. Мороз) полюбила юношу Петкутина (Е. Бероев). Юноша, однако, не рожден матерью, а создан из глины колдуном Авраамом Бранковичем (С. Колесников). Космическими темпами постигает этот Петкутин законы человеческой жизни. Забавно, что «отец» Бранкович для ускорения процесса познания предлагает «сыну» прочесть две книги: Пифагора и Библию. И когда удастся обнаружить, где Пифагор повторяет Библию, истина будет найдена. Зануд с историко-теологическими знаниями просьба не беспокоиться насчет предложенной хронологии. Кто кого мог повторить в действительности, вовсе не важно, как неважно и то, что средневековому сюжету в спектакле предшествует античный, с классическими учителем и его учениками. Как неважно, что силлогизмы учителя (В. Гвоздицкий) по поводу возможных взаимоотношений человека с молью, никак не связаны с сербским сюжетом о любви. Любовь же, в свою очередь, подвергается страшному испытанию на развалинах античного театра. Почему? Это тоже неважно. Там оживают тени умерших и раздирают в клочки девушку Калину. Впрочем, не совсем буквально раздирают. А может быть, и вообще не раздирают. Тайна щекочет нервы, но в происходящее верится с трудом. Однако в следующей сцене, время действия которой — начало ХХ века, вновь вызванный к жизни Петкутин пытается вернуть возлюбленную.

Для этого он покупает в лавке старого еврея (В. Гвоздицкий) метафизическое яйцо, способное добавить к жизни один день, который может изменить прошлое. Женская версия возвращает нам живую и невредимую Калину, облаченную в джинсы эпохи Битлз. Явление и происходит под сладкое “Oh, darling”, которым наверняка заслушивался и сам М. Павич, тогда еще молодой и не сочиняющий постмодернистских текстов. Интересно, что взгляд Павича на женскую психологию, в отличие от его же взгляда на историко-культурно-этическое наследие человечества, грешит крепчайшим традиционализмом. Ему хочется думать, что современная женщина все так же сердобольна и жаждет счастливых финалов. На самом же деле «интерактив» пьесы — такая же фикция, как мертвецы в античных развалинах. Ну кто докажет, что за хорошую развязку в этот вечер проголосовали именно дамы? Или вот вопрос: что труднее воплотить на современной сцене — справочник лекарственных растений или ленту Мёбиуса? Пьеса, смешивающая времена, подана в программке как ресторанное меню из трех блюд с аперитивом. Вследствие чего об ужине позволено судить с безапелляционностью ресторанного критика.

«Жизнь человеческого духа» в этом мхатовском сочинении исключена из меню, подобно суточным щам с расстегаями. Вместо нее предложены искренность и темперамент Д. Мороз и Е. Бероева. Отдельный ингредиент — игра В. Гвоздицкого, кто единственный умело держит интонацию — некую пряную смесь метафизики с иронией. Однако все вышеназванное вместе с сербскими народными песнями и пластическими сценами — большой гарнир к основному блюду. А блюдо — декорации В. Левенталя. Совершенно не мхатовские, скорее — бродвейские. Со светлыми окошками игры в черном монолите задника. С прозрачными занавесями, отсекающими тайное от явного. С подернутыми дымкой развалинами античного театра. С волшебной игрой света, тени, полусвета и полумрака (художник по свету Д. Исмагилов). «Вечность и еще один день» — звучит весьма серьезно. Но на самом деле — это исключительно красиво.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000