Номер удался

Марина Давыдова, Время новостей, 9.04.2001
В прошлый раз известный артист Владимир Машков стяжал успех в качестве театрального режиссера, поставив в «Табакерке» спектакль-притчу из жизни клоунов «Смертельный номер». На этот раз он «снял» театральную кассу, обратившись к пьесе популярного английского драматурга Рэя Куни Out of order (в русском сценическом прокате и переводе Михаила Мишина «№ 13»). В театральном смысле этот его номер оказался куда смертельнее предыдущего. По одной единственной причине. Грамотно сделанный коммерческий спектакль идет уже не в Театре-студии Табакова, а на сцене МХАТа, все еще воспринимаемого отдельными прекраснодушными гражданами как цитадель театральной духовности. Причем если в «Смертельном номере» еще были какие-то потуги на экзистенциальную философию, во мхатовском творении секс-символа нашей эпохи жанровая чистота выдержана безупречно.

Пьеса Рэя Куни — типичная и очень смешная комедия положений: про члена правительства, его секретаршу, их ревнивых супругов, труп, который был найден в гостиничном номере, но потом оказался не трупом, а также про то, что все может закончиться хорошо даже в ситуации, когда для этого нет уже, казалось бы, никаких оснований. Постановка Машкова — типичный антрепризный продукт, в котором по давней антрепризной традиции очень громко кричат, полагая, что так будет смешнее. Рецензировать этот спектакль как таковой столь же нелепо, как писать аналитическую статью о «Рабыне Изауре». К чести создателей «Номера» можно сказать лишь, что продукт их (особенно на фоне других антрепризных блюд) получился довольно качественным и совершенно соответствующим надписи на упаковке. Машков и занятые в спектакле звезды отдают себе отчет в том, что избранная ими форма сценического существования именуется в театральных кругах «три притопа, два прихлопа», и ни на что другое не претендуют. При этом и Сергей Беляев, и Авангард Леонтьев, и Марьяна Шульц, и в особенности Евгений Миронов (в общем, почти все, за исключением совсем уж невыразительной Янины Колесниченко в роли секретарши) прекрасно чувствуют жанр и отлично держат темп (а надо сказать, что сюжет в пьесе Куни развивается еще стремительнее и невероятнее, чем в «Соломенной шляпке» Лабиша). Особенным успехом у публики пользуется танец Миронова и Леонтьева с псевдотрупом.

Вопрос, таким образом, заключается не в том, можно ли означенный продукт продавать, а в том, можно ли продавать его со сцены, над которой по-прежнему реет чайка. Ведь если бы Машков хотя бы притворился, что про духовное ставит, так нет же - надругался над святыней с особым цинизмом. Возразить на это можно лишь то, что МХАТа как оплота русского психологического театра давно уже нет и без Машкова. Во всяком случае не он является его могильщиком. Есть называемое МХАТом большое здание в центре Москвы, в котором неплохо хотя бы иногда видеть аншлаги. Конечно, предпочтительнее, чтобы аншлаги эти делал не Машков со товарищи, а, скажем, Лев Додин или Петр Фоменко. Но им чужих апогеев не нужно — хлопот не оберешься. Так что любителям здания в Камергерском выбирать приходится между прихлопами и притопами и составляющими основу репертуара скучными постановками хрестоматийных произведений, на которые силой загоняют старшеклассников. Стоит ли говорить, что к системе Станиславского они имеют такое же отношение, как школьное сочинение, написанное?с позиций Белинского?, к статьям Белинского.

Рассуждения о МХАТе как об оплоте чего бы то ни было вообще представляются сомнительными. Ведь в отличие от Комеди Франсез или Малого театра Художественный был запрограммирован его создателями на постоянное обновление и по определению не мог и не должен был стать оплотом. Движимый идеей обновления, Станиславский за два года до смерти с почти маниакальным упорством осваивал свое недавнее изобретение – «метод физических действий». Вызванные этой идеей к жизни от МХТ то и дело отпочковывались студии. Если новых театральных концепций или людей, способных продуцировать их в стенах МХАТа, сейчас нет, это очень печально. Но сражаться с этим так же бессмысленно, как со сменой времен года.

Впрочем, можно взглянуть на ситуацию и иначе. То есть увидеть в полуподвальном детище Олега Табакова новую студию возглавляемого им теперь МХАТа (тем паче, что в «Номере» заняты по преимуществу артисты «Табакерки»), а в машковском спектакле совсем не новую, но чрезвычайно актуальную для эпохи кока-колы идею. Создатели Художественного жизнь положили на то, чтобы превратить театр из зрелища в искусство. Машков и подведомственные ему артисты решили, что бог с ним, с искусством, пусть будет хотя бы зрелищем. В финале прославленную сцену закрывает занавес в шотландскую клеточку, точно такую, какая украшает гостиничный номер, где разворачиваются невероятные события комедии. Есть на занавесе и чайка. Она тоже в клеточку. Вряд ли Машков и художник Александр Боровский собирались сделать таким образом какое-то программное заявление. Скорее, просто пошутили. Но шутка их будет неизбежно воспринята как декларация и даст основание ревнителям традиций скорбеть о театральном граде Китеже так, как будто он только что ушел под воду. В этом смысле номер у Владимира Машкова, безусловно, удался.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000