ДМИТРИЙ КУЛИЧКОВ. Необычайные репетиции артистов в Японии

Марина Квасницкая, Театральная афиша, 12.2006
Дмитрия Куличкова называют одним из самых перспективных актеров, работающих под руководством Олега Табакова. Он много играет на театральной площадке МХТ и Театра Табакова еще со студенческой скамьи. С одним из лучших молодых режиссеров М. Карбаускисом актер сделал две работы — Ноздрева в спектакле «Похождение. ..» по «Мертвым душам» и Цыганка в «Рассказе о семи повешенных». Спектакль по повести В. Распутина «Живи и помни» в МХТ им. Чехова доказал, что актерская молодежь не только подает надежды, но и удивляет зрелостью, актерской и человеческой. Театр добился своего: молодой зритель пошел на этот спектакль, чтобы увидеть пронзительную историю любви, рассказанную мощно, лаконично и современно. Сейчас Дмитрий репетирует роль Евсюкова по повести Б. Лавренева «Сорок первый». Амплуа «народного» героя к нему приклеилось давно, но он его не боится, потому что умеет открывать в своих даже порой простоватых героях глубину мыслей и чувств.

Три года назад Тадаси Судзуки приехал в МХТ им. Чехова отбирать актеров для постановки спектакля «Король Лир». Ему нужны были актеры, обладающие внешней и внутренней гибкостью, которые могли бы скопировать манеру японских актеров.

Уже на кастинге мы испытали шок. Японская актриса показывала актерам задание. Она произносила монолог по-японски на протяжении нескольких часов, но с таким выбросом энергии, что было жутко. Актеры все немного пугались, но пытались из себя что-то выдавить в том же духе, произнося русский текст. Вторым пробным заданием была проверка координации тела. Надо было прочитать шекспировский монолог с очень энергичным посылом, распределяя слова так, чтобы за время чтения можно было сделать приседание. Причем энергичным посылом называлась концентрация животной энергии, идущей от нижних чакр тела. Мы стушевались. Ведь мы столько лет учились по системе Станиславского, где главное — зерно роли, сверхзадача, смысл произведения. Но здесь потребовалась не душа, а умение управлять своим телом, выдавать мощные энергетические импульсы, владеть навыками боевых искусств.

Непривычно, но соприкоснуться с другой театральной культурой всегда любопытно.

Мы тянулись, тем более что репетиции предстояли в такой своеобразной театральной Мекке — в японской деревне Тога, в горах, где в полном монастырском уединении живут актеры школы Судзуки.

Мхатовских актеров, прошедших кастинг, ждали новые испытания. Монастырь мало походил на актёрскую школу, а скорее на военный лагерь. Мы осваивали боевые искусства, граничащие с хореографией. Пытались наладить человеческие контакты, но это оказалось затруднительно. Все здесь было необычно. Наш мастер, например, вызывал свою ведущую актрису и показывал проявления агрессии короля Лира очень буквально — бил актрису по голове. Я с трудом сдерживал свой гнев, но все же пытался проникнуться национальным «своеобразием» этой актерской школы. Надо признаться, что вообще тема агрессии, отражения опасности для островного народа — очень актуальна. Даже то, что они живут в сейсмоопасной зоне, очень накладывает отпечаток на ощущение себя в мире, полном опасностей.

В Японии мы словно заново прошли азы актерского мастерства. Даже заново учились ходить на сцене: мастер показал пятнадцать видов походки. Но главное, надо было прежде всего научиться понимать режиссера и его трактовку спектакля. Он все время говорил про персонажей пьесы: это бандиты, это мафия, временами это просто роботы-терминаторы. Актеры терялись, переглядывались, прилагали огромные усилия, чтобы принять его взгляд. На репетициях он все время «убирал» быт, стремился пробудить внутреннюю энергию. И актеры тянулись.

Конечно, было очень любопытно наблюдать за жизнью монастыря, за самоотверженными коллегами, которые пренебрегли всеми радостями жизни ради погружения в профессию. Наверное, это рождает чувства сродни религиозным. Ведь у них нет даже семьи, и все романтические отношения там пресекались на корню. Актеры там — и костюмеры, и гримеры, и водители, и машинисты сцены. Это помимо каждодневного почти спортивного тренинга в условиях армейской дисциплины. За малейшую провинность мастер начинал так кричать, что становилось его даже жалко. Несмотря на этот монастырский аскетизм, кое-кто из моих коллег подумывал о заключении долгосрочного контракта с этой коммуной, где живут легионеры из Германии, Португалии, Америки.

Японский спектакль «Король Лир» оказался для нас странноватым зрелищем. Мы, русские актеры, посмотрели его с целью скопировать эту постановку. Казалось, что японцы думают не о смысле драматургии, а заняты концентрацией энергии и ее выбросами. И все это при очень монотонной мелодике речи, что заставляло нас вспомнить фильмы о самураях. Мы буквально засыпали на этом зрелище. Однако, наблюдая за нами, Судзуки заставил нас посмотреть спектакль раз десять, чтобы до нас все наконец дошло.

Вообще тема налаживания человеческого взаимопонимания между японским режиссером и российскими актерами — это увлекательная история. Изменились не только мы, но и сам Судзуки. Понимание налаживалось трудно: вся японская труппа в общении держала дистанцию. 

Конечно, Судзуки в силу своих задач был вынужден себя в чем-то перестраивать, стать немножко русским, хотя бы на время репетиций в Москве. Когда я опоздал на тренинг, то ждал от Судзуки вспышки гнева — а в ярости он страшен! Вхожу с виноватым лицом — режиссер размахивает мощной бамбуковой палкой, которой привык отбивать ритм, задавать энергию. Все замерли… А тот говорит: «Входи. Ты изменился со времени пребывания в Тога (японская деревня, где шли первые уроки актерского мастерства), и я с вами тоже изменился. Я буду тебя ждать —переодевайся». Все актеры перевели дух.

Что меня приятно поразило в Японии, так это техническое оснащение театра Судзуки в городе Сидзуока — это театр будущего, нашпигованный высокотехнологичными устройствами. Свет, механика сцены — на грани фантастики. Даже зрительские кресла снабжены персональными кондиционерами. Мы посмотрели спектакль в открытом театре, где декорациями служат горы, озеро, и все это играет в световой партитуре. Это зрелище фантастической, но холодной красоты. Такой же холодной мне показалась и актерская игра. Ведь русскому актеру хочется страдать на сцене, а не пленять красотой позы. Очень тянуло домой.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Анатолий Смелянский: У меня давно репутация серого кардинала, Эдуард Саркисов, Время MN, 29.09.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Дамир Исмагилов: Еще десяток спектаклей — и я пойму, что такое Большой театр, Большой театр, 27.04.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Аудиозапись спектакля «Возможная встреча». Вступительное слово Марины Багдасарян, Театр FM, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000