МХТ им. А. П. Чехова: Когда разгуляется

Когда разгуляется — 2

, 1.10.2001

Публикация в «Известиях» фрагментов из книги Анатолия Смелянского «Уходящая натура» вызвала противоречивые отзывы в театральной среде. Особенно та глава, что называется «Когда разгуляется». Сегодня мы знакомим читателя с двумя полярными точками зрения. Высказаны они людьми, знакомыми лично в той или иной степени с Олегом Ефремовым — одним из главных героев книги Смелянского

Весь август «Известия» печатали главами книгу А. Смелянского «Уходящая натура» — историю МХАТа, и мы рады бы поздравить автора с выходом книги, но… одна из глав в виде газетной статьи — «Когда разгуляется» (24 августа), посвященная О. Н. Ефремову, вызвала наше крайнее возмущение. Как можно судить и пересказывать по сути сплетни, на потребу обывательского спроса выдавать компромат на человека, который всего как полтора года ушел от нас и не может сам ответить на вещи личные, интимные, касающиеся лишь его самого.

«О мертвых или хорошо, или ничего» — говорит латынь. Сия мудрость нам не дана: мы привыкли таскать своих мертвецов по мавзолеям и погостам в хвост и в гриву. Что мертвые для папарацци, для охотников за сенсациями! Но как профессору, историку, ближайшему многолетнему помощнику О. Н. Ефремова по театру уподобляться им и выходить на публику со своими откровениями. Дела клановые, профессиональные, почти семейные и обсуждать бы нечего. Зачем? Кому это нужно? Кто знает, для того это не новость, а кто не знает, тому, может быть, и не надо знать.

Не будем разбираться в подробностях. Ефремов был особой, особенной личностью, человеком крупным и мощным, Гулливером, — зачем же к нему с лилипутскими мерками и судом? Думается, прежние историки МХАТа П. А. Марков и В. Я. Виленкин, бывшие не только мозгом, но и совестью театра, не акцентировали, не выпирали того, чем грешили прежние мхатовские «старики», — не за то их помнят и славят.

Ефремов был свободный человек, обладал пушкинской страстью к вольности и непокорством. Он был смел и прям в достижении цели, в работе, в отношениях с людьми. И ни в каких «разгуляньях» не бывал наглецом или хамом, хулиганом или пошляком.

Он работал, как вол, он пер, как танк, всем известно. И пил он, как всякий русский человек пьет: от напряжения, от отчаянья, от обиды, от неумения по-иному расслабиться. И это было его личное дело. Смелость и отвага, свобода имеют свою оборотную сторону: одиночество и отчаянье.

Провести много лет подле Ефремова и так о нем написать! Получается прямо по выражению Станислава Ежи Леца: «Хуже нет, когда жизнь прожита с одними, а отчитываться приходится перед другими».

Факт и акт публикации статьи оскорбляет, на наш взгляд, память о нем.

Хочется вернуть А. Смелянскому его же слова, которыми заканчивается серия статей в «Известиях»: «никакое иное слово не имеет столько значений в театральном словаре, как слово «предательство».

Но первоначальный смысл однозначен, Анатолий Миронович!..
Михаил РОЩИН, Михаил ШАТРОВ

Нельзя не писать

Анатолий Смелянский, многолетний соратник Олега Николаевича Ефремова по Московскому художественному театру, автор двух больших очерков (или маленьких книжек) о творчестве выдающегося актера и режиссера (1987, 1997), напечатал о нем статью. Статью необычную. О чем у нас писать не принято. Что про О. Ефремова все знали, просто говорили и без чего его облик в любом биографическом сочинении был бы неполон. О том, что автор называет «уходами» и что противопоставлялось самим его героем «трезвым и бескрылым будням».

Опытный современный читатель, знающий, что сейчас печатают в газетах типа «Московского комсомольца», с налету скажет: «Туда же. Самая старая и солидная газета подумала, задрав штаны, бежать за комсомолом». И ошибется.

Очерк А. Смелянского не имеет ничего общего с демонстрацией «жареного». Автор поставил перед собою серьезную и сложную задачу — понять и объяснить психологическую ситуацию пьющего человека, когда этот человек — художник большого масштаба. Не случайно в очерке это состояние героя именуется «другим миром», «праздником».

В советской действительности подобные «уходы» имели свои, особые причины. Те, кто побывал в редакции «Нового мира» при Твардовском, знают, после визитов куда и разговоров с кем затворялся на своей даче великий поэт.

Смелянский взял на себя смелость — и сделал это тактично и талантливо — показать причины и нарисовать картины самих «уходов» режиссера. «В такие дни он мог сказать что угодно, высказать то, что он никогда бы не сделал в иной ситуации, он ошарашивал дерзостью». Недаром в старой России такое состояние мыслящего интеллигента называлось «проявить благородное негодование».

Автор поставил и вторую, еще более трудную задачу — связать это с творчеством. Кто хоть раз видел репетиции О. Ефремова, надолго их запомнит (некоторое представление дают записи нескольких в кн. «О. Ефремов. О Театре и о себе». Автор-сост. А. Смелянский, М., 1997). Анатолий Смелянский считает, что в первые 2-3 дня «ухода» «были самые лучшие его репетиции. Его фантазия открывалась до дна, его мощная человеческая природа прояснялась». Он порождал лучшие свои идеи и не забывал о них потом.

Смелянский еще раз напоминает нам: к художнику — особенно в нашей стране — неприменимы обычные мерки. Он живет в другом мире. И когда спускается из разреженного горного воздуха в тяжелую атмосферу асфальта, то способы, которые он применяет, чтобы сохранить свой мир, осуждать не нам.
Александр ЧУДАКОВ

Так победим?

Взялся за перо только по одной причине: а вдруг читатели «Известий» сочтут письмо двух Михаилов мистификацией, некоей пиаровской акцией в преддверии выхода в свет книги «Уходящая натура»? Времена смутные, и не такое бывало. Так вот свидетельствую: два бывших мхатовских автора действительно не могут поступиться принципами. Их оскорбил ефремовский портрет (вернее, фрагмент портрета, поскольку книги моей, в которой Ефремов — один из главных героев, мои оппоненты не читали). Два Михаила обиделись — дело привычное в литературе. Но у писателей есть простой и надежный способ полемики. Когда нельзя молчать — напиши свою книгу. И все дела, как любил говорить Олег Николаевич. М. Рощин, надеюсь, когда-нибудь и напишет. И тогда договорим сюжет про недуг О. Н., и про его отчаяние, и про Художественный театр, в котором изживалась жизнь. Что же касается второго Михаила, боюсь, на коллективке, сочиненной на отвоеванной переделкинской даче, весь пар и вышел. «О мертвых или хорошо, или ничего». Так удобно мыслить отставному литератору, привыкшему некогда побеждать на ленинской ниве. Но Олег Николаевич, слава тебе господи, не в мавзолее лежит, а рядом со Станиславским. И по такому случаю у тех же древних было иное изречение: De mortuis — veritas. Что значит — «О мертвых — правду».
Анатолий Смелянский

Комментарий «Известий»

Убежденность Михаила Шатрова и Михаила Рощина, что «факт и акт публикации статьи» оскорбляет память об Олеге Ефремове, представляется по меньшей мере спорной. «Он был Гулливером», — пишут авторы. Так он им и остался в портрете, запечатленном Анатолием Смелянским, в чем может удостовериться каждый сколько-нибудь непредвзятый читатель.

Другое дело, что перед нами глубоко драматический портрет. И нет в нем и следа «лилипутских мерок». И уж совсем свободен он от суда над героем. Есть великая драма лидера поколения, которое мы называем «шестидесятническим».

Объяснение того, о чем сказал Смелянский: «И пил он, как всякий русский человек пьет: от напряжения, от отчаянья, от обиды, от неумения по-иному расслабиться», — слишком простое. Это ли не лилипутские мерки? Он был не «как всякий русский человек». Все много сложнее и трагичнее, чем думают уважаемые драматурги.

Смелянский заглянул в глубь драмы тех, кто тщил себя надеждой очеловечить советский социализм. Многим из нас казалось, что довольно отринуть сталинщину и все образуется. Шестидесятничество героически строило замки на фундаменте из надежд и иллюзий. Проект оказался недостоверным. Как недостоверными оказались и многие его инициаторы. Кто-то сломался и отошел в сторону. Кто-то принял правила игры в «ленинские нормы партийной жизни». Иные по сию пору живут с сознанием, что проект был правильный, да воплотить в жизнь по не зависящим от них причинам не удалось.

Ефремов себе этой иллюзии не позволил. Он был слишком цельным и абсолютно достоверным человеком. Он не мог ни смириться, ни сломаться. Потому и жил, сжигая себя. Его «уходы» — это доступные ему способы победить двоемирие советской действительности, точнее, ее двуличие. А вовсе не бегство от действительности, и не способы расслабления, и не форма отчаяния.

Вот, собственно, о чем написал Смелянский и чего не поняли иные из тех, кто считает себя его преданными друзьями.

Между прочим, слова «преданность» и «предательство» — от одного корня.

2001

На пиру у старосветских помещиков, Алена Карась, Российская газета, 27.12.2001

Всего понемногу, Алиса Никольская, Ваш досуг, 10.12.2001

Дело было вечером, Культура, 6.12.2001

Выход из провинции, Григорий Заславский, Театральное дело Григория Заславского, 1.12.2001

Александр Семчев: «Я люблю кормить людей», Алексей Филиппов, Известия, 26.11.2001

Темур Чхеидзе: «Я еще не выяснил, умею ли ставить спектакли», Артур Соломонов, Газета, 13.11.2001

Для царей, Лариса Давтян, Новое время, 11.11.2001

Журналистка “МК” стала Лениным, Марина Райкина, Московский комсомолец, 10.11.2001

Егор Бероев: внук майора Вихря, Елена Фомина, ТВ Парк, 8.11.2001

Косметический ремонт, Нина Агишева, Московские новости, 6.11.2001

Титан и воробушек, Ольга Галахова, Ваш досуг, 5.11.2001