Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Дети на сцене играли в гестапо

Марина Давыдова, Известия, 14.05.2007
Кажется, нет сейчас в Москве более популярного автора, чем ирландец Мартин Макдонах. Все прочие увлечения отечественной сцены буквально меркнут перед триумфальным шествием его драматургии по российским театрам. Только в этом сезоне — Вахтанговский, «Сатирикон», МХТ. .. На последней остановке драматургия Макдонаха встретилась с режиссурой Кирилла Серебренникова. Он поставил «Человека-подушку».

Мартин Макдонах сделал нехитрую, но эффектную вещь — поместил освоенный кинематографом жанр постмодернистского триллера в контекст бытописательской драматургии. Леденящие душу истории, разворачивающиеся в конкретных обстоятельствах ирландской глубинки (эдакая помесь нашей чернушной драмы с ихним Квентином Тарантино), произвели неизгладимое впечатление не только на российский, но и на весь европейский театр. Театр пал к ногам Макдонаха.

Отчего современную сцену так тянет на макабр с этнографическим колоритом — отдельная увлекательнейшая тема. Но мы оставим ее в стороне, ибо пьеса, которую поставил Серебренников, — это особая статья. Она решительно не похожа на все, что написал плодовитый Макдонах. В ней нет ни этнографического колорита, ни смачных подробностей провинциальной жизни. Действие «Человека-подушки» разворачивается в вымышленном тоталитарном царстве-государстве, где двое следователей допрашивают писателя Катуряна Катуряна. Его рассказы о жестоких убийствах маленьких детей имеют подозрительное сходство с реальными убийствами, случившимися в городе в последнее время. Слабоумный брат писателя, над которым в детстве систематически издевались родители, тоже арестован. Это он воплотил некоторые рассказы своего родственника в жизнь. Или не он? Или, может быть, вся эта страшная история об аресте и кровавых допросах есть очередной рассказ писателя, рождающийся на наших глазах. Или…

Причудливая пьеса Макдонаха, в которой черный юмор бьет ключом, а сюжет, словно русло своенравной реки, то и дело совершает неожиданные повороты, кажется литературным эхом самых разных авторов. Вот повеяло Эдгаром По. Вот прошелестел вдруг Владимир Набоков. Кафкой пахнуло. Германом Гессе отозвалось. Славомиром Мрожеком всерьез припечатало.

И если все прочие пьесы ироничного ирландца хороши в первую очередь именно умением передавать шумы, запахи и нравы неприглядной жизни социальных низов, то «Человек-подушка» — это типичная игра в бисер. Она как огромные выращенные на синтепоне яблоки, которые имеют товарный, даже очень товарный вид, но не имеют вкуса.

Это пьеса-ловушка. Пьеса-обманка. Загадка без разгадки. Она завалена смыслами, как чердак хламом. В ней затронуты проблемы социальные, экзистенциальные, эстетические, метафизические. Богоискательство и богоборчество, идея христианской жертвенности и отрешенная буддийская мудрость присутствуют в ней в точно выверенной пропорции. По сути дела «Человек-подушка» — популярнейший в наши дни интеллектуальный фастфуд, просто очень высокого качества. Бывает некачественный интеллектуальный фастфуд вроде Пауло Коэльо или Дэна Брауна. А бывает и очень качественный (см. Патрика Зюскинда или Милорада Павича). Но это фастфуд. От загадочного и неисчерпаемого «Гамлета» загадочный и неисчерпаемый «Человек-подушка» отличается так же, как тайна жизни отличается от неразрешимой головоломки. Стоит ли ее разгадывать?

Кирилл Серебренников решил, что стоит. И главное достижение его спектакля вовсе не в том, что он нашел разгадку, а в том, что насытил стерильное пространство интеллектуальной игры Макдонаха очень живыми и непосредственными чувствами. Лучше всего придуманы у Серебренникова следователи — задавленные комплексами выдвиженцы, относящиеся к своей жертве одновременно с ненавистью и пиететом. Один — комсомолец-гомосексуалист-садист-извращенец (отличная работа Юрия Чурсина). Второй — рубленный топором партийный хмырь (Сергей Сосновский). Выложенный белым кафелем застенок (художник Николай Симонов) отчетливо напоминает общественный российский сортир. В этом до боли узнаваемом гиперреалистическом пространстве все картонные ужасы «Человека-подушки», поданные в спектакле с должной мерой отстранения (тут даже выведенная на сцену девочка, представляющая нам рассказ «Маленький Иисус», не вызывает эстетического шока), обретают особый смысл. Знаем мы эти сортиры. В них Кафка становится былью — только захоти.

Вряд ли ироничный Серебренников мог не почувствовать тонкую самопародию, упрятанную внутрь этой до смешного серьезной пьесы. Отрезанные детские пальчики, изуверы-родители, счастливо избежавшая гибели немая девочка — все это у него сделано в духе детской страшилки. Но чем неправдоподобнее и истошнее тут играют в гестапо, тем подлиннее кажутся страдания главного героя, который в сущности и есть главная удача этого спектакля. Просто поразительно, как на наших глазах Анатолий Белый наполняет жизнью сконструированного словно детский пазл Катуряна Катуряна. Белый играет не просто писателя-интеллектуала, он играет совестливого российского интеллигента, с готовностью принимающего на себя ответственность за все, что творится в этом худшем из миров. Он страдает не понарошку. Он насыщает головоломку дыханием настоящей жизни. И его гибель в финале — это полная гибель, всерьез. В нее веришь. На фоне картонных ужасов она особенно впечатляет. Вот оно, чудо театра. Высокое лицедейство. Ты соприкасаешься с ним, и черный юмор вдруг и впрямь холодит душу. Интеллектуальный фастфуд кажется духовной пищей. А забавная игра в бисер приобретает вкус большой настоящей игры.