Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

На краю «Обрыва»

Ольга Егошина, Новые известия, 11.05.2010
В МХТ имени Чехова состоялась премьера спектакля «Обрыв» по роману Ивана Гончарова. Режиссер Адольф Шапиро не стал «осовременивать» классика, как это принято почти повсеместно, а вернул на сцену дыхание истории, неспешный ритм существования волжской усадьбы, расположившейся над обрывом реки, на сломе целого исторического периода русской жизни.

«Обрыв» на сцене МХТ начинается с долгой паузы. Приехавший в свое родовое волжское имение помещик Райский (Анатолий Белый) застывает возле разлета деревянных лестниц и террас, любуясь домом-кораблем, плывущим ему навстречу (сценография Сергея Бархина). Звучит романс на стихи тезки и младшего современника Ивана Гончарова — Ивана Тургенева: «Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица, давно позабытые». Тональность романса-элегии, романса-ностальгии определит настроение мхатовского спектакля. Обратившись к последнему роману Гончарова, режиссер-постановщик и автор инсценировки Адольф Шапиро не стал ни «переписывать» классика, ни опрокидывать события романа и его героев в день сегодняшний. А прочел последний роман Гончарова с точным чувством исторической дистанции, с той свободой и любовью, с которыми мы оглядываемся на старинные времена. Полтора века отделяют нас от описанной Гончаровым поры, когда в дворянских имениях вырастали девушки, похожие на белые лилии. Когда благородные любовники могли всю жизнь платонически вздыхать друг о друге, замаливая грех любви без церковного благословения. Назвав свой последний роман «дитя моего сердца», Гончаров писал его в течение почти двадцати лет, превозмогая возрастные недуги и нараставшую апатию. При этом он осознавал, что его «Обрыв» не только станет завершающей частью романной трилогии (после «Обыкновенной истории» и «Обломова»), но и эпитафией целой эпохи русской жизни.

Спектакль МХТ разворачивается медленно, неспешно. Длинные округлые фразы со сложными периодами — такой стиль давно ушел из нашей речи. Обсуждение тем, из нашей жизни практически выпавших: древних авторов и кодекса девичьей скромности, дворянской гордости и спеси нуворишей, любовной страсти и долга перед собой и близкими… Адольф Шапиро избегает напора и курсива, разворачивая панораму жизни давно ушедшей, но вот постепенно властно захватывающей вас своим высоким душевным строем.

Актеры МХТ создают лица и типы, давно исчезнувшие, почти забытые. Больше нет таких барышень и кавалеров, как эти славные невинные дети — Марфинька (Надежда Жарычева) и ее жених Николка Викентьев (Олег Савцов). Нет таких самозабвенных блаженных чудаков, как учитель греческого Леонтий Козлов (Игорь Хрипунов). Таких наивных обольстительниц с тяжелыми веками, как его неверная жена Улинька (Юлия Ковалева). Нет таких карикатурных местных кокеток, как Полина Крицкая (блистательная Дарья Юрская). Ни таких породистых красавцев, как милый и деликатный барин Тит Никонович Ватутин (ювелирная работа Станислава Любшина). Нет таких истовых и строгих девушек, как Вера, точно сошедшая с портретов передвижников (артистка театра «Школа драматического искусства») Наталья Кудряшова.

Утонченный нервный эстет Борис Павлович Райский в исполнении Анатолия Белого больше похож на нервного декадента из круга Андрея Белого, чем на барина-художника круга «Современника». Похоже, артист пока только примеривается к своему герою, форсируя голос и жест в местах драматических и немного перебирая в комедийных красках «капризного ребенка» в лирических сценах. Верная в общем рисунке, роль Райского явно еще будет уточняться и шлифоваться. Пока самые убедительные сцены Райского — с бабушкой, Татьяной Марковной Бережковой.

В списке ролей великой актрисы Ольги Яковлевой Татьяна Марковна явно займет свое — особое и значимое место. Ольга Яковлева создала тот образ русской женщины, про которую мы только читали у Тургенева и Некрасова, у Гончарова и Толстого. Описание жены декабриста в неоконченном романе Льва Толстого «Декабристы» полностью применимо к Татьяне Марковне — Ольге Яковлевой: «Нельзя было себе представить ее иначе, как окруженную почтением и всеми удобствами жизни. Чтоб она когда-нибудь была голодна и ела бы жадно, или чтобы на ней было грязное белье, или чтобы она спотыкнулась, или забыла бы высморкаться — этого не могло с ней случиться. Это было физически невозможно. Отчего это так было — не знаю, но всякое ее движение было величавость, грация, милость для всех тех, которые могли пользоваться ее видом…»

Прекрасные большие глаза Татьяны Марковны, кажется, видят всех насквозь. Как легко умеет она обласкать и направить оказавшегося рядом человека в несчастье. Как умеет одернуть распоясавшегося начальника губернии. С какой нежной снисходительностью, любовью и тревогой смотрит на обожаемых внучек: слишком хорошо знает, как хрупки женские плечи и какой стержень нужен, чтобы не сломаться и не согнуться от житейских невзгод. Пока есть такая Бабушка, стоит дом, сохраняется чин и лад жизни, и кажется, любое несчастье могут отвести эти руки.

Адольф Шапиро поставил спектакль о стойкости души, о нервущейся пряже родства, связующего век нынешний и минувший. «Обрыв» — поразительно цельный, разумный, ясный в своих установках спектакль, при том что режиссерская идея не торчит в нем самодовольным столпом: дескать, вот мой концепт. Она растворена в жизненной материи, в немного подзабытой многомерности актерской игры, в том печальном, откуда-то из Чехова прилетевшем рвущемся звуке финала. Казалось бы, далеко ушла река русской жизни от Малиновки, родового имения Татьяны Марковны Бережковой, от страстей и волнений его обитателей… Ан нет! Как выясняется, где-то там, в крови, в родовой памяти живет этот дом на краю обрыва и его величавая хозяйка.