Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Евдокия Германова: «Я всегда держу дистанцию»

Николай Хрусталев, Экран и сцена, 18.02.2006
Эта беседа с актрисой Евдокией Германовой произошла осенью минувшего года на Открытом фестивале фильмов стран СНГ и Балтии «Киношок» в Анапе.

 — Насколько мне известно, сейчас вы репетируете в Московском Художественном театре в новой версии, кажется, вечной для него «Синей птицы» Метерлинка.

 — Ее ставит замечательный молодой режиссер Дмитрий Черняков, получивший уже несколько «Золотых Масок», в том числе, и за «Аиду». История в его «Синей птице» получается философская. В ней участвуют много прекрасных артистов — Наталья Тенякова, Ирина Мирошниченко, Плотников, Кашпур, Хлевинский, Маша Голуб, представляете? Поначалу мне отводилась роль Митиля, но я засомневалась — материала в роли все же немного, и Олег Павлович Табаков отдал мне роль Кошки, которую поначалу хотел играть сам. Но одну кошку, вернее, кота, он ведь в своей жизни уже замечательно сыграл.

 — Если говорить о кино, то здесь ролей у вас было немало, но упоминание о большинстве картин, где вы играли, можно найти теперь разве что в специализированных справочниках. Хотя «Старуха» Вадима Гемса по Хармсу или «Мусульманин» Владимира Хотиненко все же стоят особняком. Как вы относитесь к таким извилистым поворотам своей киносудьбы?

 — Как к ним относиться? Это забавно. Я люблю свою профессию, зарабатывать ею мне не стыдно, делаю это, по-моему, достойно, а нравится не нравится — вопрос второй.

 — Для вас, сколько я понимаю, вопрос успеха не самый главный — на первое место вы всегда ставите профессионализм, отсутствие его вызывает у вас наибольшее раздражение. Что вы понимаете под профессионализмом?

 — На самом деле, о профессионализме и непрофессионализме надо говорить не только применительно к актерскому делу. Как правило, непрофессионализм начинается с людей. Знание и умение для них должны стоять на первом месте. Но не стоят. А еще ненавижу лень и халтуру: если уж принимаешься за что-то, то для начала узнай, что это, собственно, за дело, чтобы потом шло, как по маслу, а не так, чтобы левой ногой.

 — Говорят, характер у вас не сахар, тем не менее, профессию себе выбрали достаточно зависимую.

 — Позвольте встречный вопрос: откуда разговоры о моем несахарном характере? Обычно их ведут люди, мало со мной общающиеся. Да, в чем-то я человек достаточно бескомпромиссный, но бескомпромиссность и жесткость — вещи совершенно разные. У меня растет маленький сын, и он, надеюсь, не испытывает недостатка в любви, внимании и терпении. А он для меня — главный критерий моего характера.

 — А вы сами, коль слышали об этом, не задавались вопросом, почему это вас относят к колючим людям?

 — Раньше спрашивала себя — откуда? Наверное, поводом были некоторые мои поступки, они могли кому-то показаться шокирующими. Я всегда держу дистанцию, возможно, это настораживает, потому что те, кто дистанцируются, менее понятны и вызывают опаску. Но ведь чаще всего стремление отстраниться — один из способов самозащиты.

 — Выходит, «Крепким орешком» вы себя не считаете?

 — Не считаю. Я не белая и не пушиста, но и не «крепкий орешек». Любой орешек хотят расколоть и извлечь ядрышко, в нем заключенное. Я с удовольствием мгновенно открываю и отдаю режиссеру всю мякоть и сочность того, что умею делать в профессии. Тогда начинает что-то возникать, а без этого на сцене и на экране никогда ничего не вырастает. В то же время моя профессия кажется мне очень самостоятельной даже притом, что я, казалось бы, не свободна в своем выборе в театре. И все же считаю себя полностью свободной, а, если шире, то никто не может быть зависимым вопреки собственным желаниям или устремлениям. Другое дело, что себя надо обязательно спросить: ты действительно хочешь в этом участвовать? А еще: что для тебя важнее: зависимость-независимость или дело, как таковое? Потому что, когда работаешь с другими людьми, то как бы там ни было, а свою часть делаешь сам, а другие — опять же зависимые или независимые — тоже делают свою часть. Вот и все.

 — Может быть, нам и не пришлось бы говорить на эту тему, если бы у вас был тот один единственный и на всю жизнь режиссер, с которым бы вы связали навсегда творческий путь; режиссер, за которым в огонь и в воду. Были же Райх и Мейерхольд, Яковлева и Эфрос?

 — Может, и так, но я пока от этого не страдаю. Более того, Табакова, который занимается моей творческой судьбой: дает роли, позволяет сниматься в кино и так далее — нельзя назвать режиссером в чистом виде. И слава Богу, потому что этот человек сделал для меня значительно больше — сформировал как личность, до сих пор заботится о моей актерской карьере, насколько это возможно. Я работаю в двух лучших театрах Москвы — МХТ и Табакерке, играю и в других спектаклях, так что все прекрасно.

 — Считается, что актерскому делу противопоказаны всяческие комплексы, что их присутствие связывает актера?

 — Неправда, что комплексов быть не должно. В нашей профессии действительно надо многое уметь, многого не стесняться, но это не значит, что так должно происходить и в реальности. Мне доводилось общаться со многими артистами — известными и менее известными, и чаще всего по жизни они оказывались чрезвычайно закомплексованными, и только сцена, только экран позволяли им избавиться от этого груза. Я сама была достаточно закомплексованной, имидж Джульетты Мазины на самом деле ношу как горб, — согласитесь, что это и нелегко, и некомфортно. Но теперь я, условно говоря, на это плюнула, существую сама по себе, делаю, что хочу. В конце концов мне никогда не сделать того, что могла Джульетта Мазина. И вообще, это неуважение к себе — примерять на себя кого-то сравнивать себя с кем-то. И когда людей начинают сравнивать, мне это странно, мы все настолько разные. Сравнивать можно, наверное, дела, но не людей.

 — В вашем киносписке есть действительно немало замечательных фильмов, но согласитесь, что незначительность и серость каких-то картин затемняет, нивелирует дарование того, кто в них играет.

 — Бывает? Сплошь и рядом. Но, во-первых, «пораженья от победы ты сам не должен отличать», как написал Пастернак. А во-вторых, все равно обязан выложиться, раз пришел в картину. Причины прихода могут быть самыми разными — либо надо заработать, либо просто помочь другу даже вопреки тому, как он делает — хорошо или плохо, словом надо его выручить. И ты делаешь выбор. И если сделал его, если уже работаешь, то должен честно существовать даже рядом с малоодаренными людьми. Иначе можно просто запутаться: вот этому достанется больше, а тому — меньше. (Улыбается.) Как говорит Олег Павлович: единственный способ не прогадать — это жить честно.

 — На «Киношоке» в Анапе была представлена любопытная ретроспектива «Известные актеры в неизвестных фильмах», и среди них фильм с вашим участием «Нам не дано предугадать». Если бы вам было дано предугадать свою актерскую судьбу, хотели бы что-то исправить, изменить?

 — Чего-то наверняка постаралась бы избежать, но, в принципе, пошла бы тем же путем. Я достаточно доверчивый человек, меня легко обмануть, потому и делала ошибки. Но опять же Бог каким-то чудесным образом за меня вступается и наказывает тех, кто меня предавал. Единственное, чего мне остается желать сейчас, — это работы. Семья у меня замечательная, театр замечательный, люди, меня окружающие, — классные. Но каким быть окружению, зависит от меня. На самом деле, зависимость — это чушь. Какая зависимость? Ты зависишь только от себя и от заповедей, по которым живешь, которыми руководствуешься. Вот и все. Мои душевные мышцы очень натренированы, на всяческие невыгодные свойства. И тренировать их надо постоянно, в них суть профессии — фантастической, на разрыв аорты, требующей взаимности.