Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Игорь Миркурбанов: «Если я буду жалеть себя, я обворую вас»

Алла Шендерова, Театральная афиша, 20.01.2016
Появившись три года назад на сцене МХТ – сыграв в спектакле «Идеальный муж. Комедия» Лорда, звезду шансона, он же бывший киллер с лицом тонкого интеллектуала, Миркурбанов с первых спектаклей делал с залом что хотел. Константин Богомолов в своих постановках азартно сталкивает стили и жанры, пафос с иронией, а мистификацию с реальностью – вот и его актер виртуозно сочетает крайности. Игорь родился в Казахстане, вырос в Кемерове. В юности увлекался физикой, сменил несколько вузов, перепробовал много рабочих специальностей, в итоге окончил Новосибирскую консерваторию. После диплома отправился поступать в театральный – и попал в ГИТИС. Студентом был принят в Театр имени Маяковского. Сыграл Актера в культовом спектакле Евгения Арье «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»: тогда, в 1992-м, публика реагировала на Миркурбанова так же остро, как и сегодня. После окончания ГИТИСа по приглашению Арье он уехал в Израиль и стал одним из ведущих актеров театра «Гешер». Сыграв Адама в спектакле по роману Йорама Канюка «Адам – сын собаки» (история жертвы холокоста – клоуна, вынужденного исполнять в лагере роль «собаки» коменданта), получил приглашение сниматься у Спилберга в «Списке Шиндлера». Не снялся, потому что не смог оставить театр. От нашумевшего в Европе спектакля сохранилась короткая запись на YouTube, на ней, к сожалению, не видно, что в роли Адама Миркурбанов ходил по канату и даже на нем танцевал. И каждый раз терял два-три кило – не только из-за акробатики, а потому, что позволил себе быть «непрофессионалом» – пропускать все через себя: «Вот представьте: среди зрителей были и люди с номерами на руках – те, кто прошел через концлагерь. И перед ними „играть“?» Вот, может быть, это упорное нежелание беречь себя и есть главное в Миркурбанове – одном из самых ярких российских актеров.

– Вашей биографии позавидовал бы любой писатель или путешественник. Изучали физику, потом Новосибирская консерватория, потом ГИТИС, потом разные театры и даже страны – ощущение, будто в одном человеке соединилось несколько биографий! Вы каждый раз начинали с начала или одно плавно переходило в другое?

– Знаете, где бы я ни был, есть ощущение, что я… в командировке. Перефразируя одно японское изречение, скажу так: кто идет по канату, не простынет. Не знаю, придет ли ощущение покоя, но, если человек живет по каким-то датам, он так или иначе встраивает себя в жизнь социума. Я же берегу свое ощущение невстроенности: живу от события к событию, от премьеры к премьере. Поэтому спрашивать меня что о географии, что о биографии – занятие неблагодарное: память у меня избирательна, вбивать в нее то, что не окрашено эмоционально, все равно что вбивать гвоздь в рисовые посевы. Последовательность событий может путаться, но меня это, поверьте, не тяготит. 

– Год назад вы говорили, что после театра «Гешер», где играли по 25 спектаклей в месяц, в Москве между спектаклями успеваете соскучиться. Теперь вы почти каждый вечер выходите на сцену МХТ или «Ленкома», а еще снимаетесь и поете. Как справляетесь с таким графиком?

– 11-12 спектаклей в месяц – это ведь не 28-29, ерунда все это по сравнению с балетным станком. Актер должен уметь приспосабливаться к разным режимам, как в спорте, как в балете. Накачиваются мышцы. И потом усталость на сцене – не всегда скверно, она иногда дает интересный результат. Актерский организм – штука хитрая и мудрая: там, где раньше не хватало суток восстановиться, начинает хватать полчаса. А в кино… Хотелось бы ответить вам, как говорит Констанция в спектакле «Мушкетеры. Сага. Часть первая»: «Профессий много, но… прекрасней всех кино», – но лучше промолчу. У нас в кино все так умно устроено, что актер, когда заканчиваются съемки, никакого отношения к фильму не имеет – ни коммерческого, ни творческого. Поэтому у нас даже прекрасные актеры потом в нищете загибаются, им всем миром что-то собирают – тем, кто снимался всю жизнь. Потому и берут актеры все, что им дают сейчас, потому и кино такое – сиюминутное. Праздник на один день.

– Я недавно слышала, как в интервью на «Эхе Москвы» вы говорили про актерский соблазн заставить зрителя себя жалеть – не своего героя, а именно себя.

– Да, любит наш брат, а уж сестра особенно, пострадать. Вообще, это вечная такая история, сопутствующая любым текстам, в которых есть хоть какие-то проблески лиризма или романтизма, – немедленно возникает желание пострадать и пожалеть себя любимого.

– Как этого избежать?

– Странный вопрос. Витамины колоть и укреплять вегетатику. Понимать, где я, а где персонаж. У Пушкина ведь «Над в ы м ы с л о м слезами обольюсь…» – не над собой. Видимо, оттого, что у нас как-то не принято ходить к психологу и выговаривать ему свои потаенные обиды и комплексы, для многих артистов сцена стала тем местом, где можно наконец излить их и освободиться. Сладок актеру такой текст, он легко присваивается и становится о себе несчастном, так тонко чувствующем и глубоко страдающем. А он часто совсем про другое! Тут странная вещь: в тот момент, когда вы истово жалеете себя, упиваетесь слезами и испытываете от этого вакхический экстаз, я в зрительном зале тупо и вежливо жду, когда вы закончите. Потому что я, во-первых, знаю, что мы с вами в театре и паровоз никого не переедет, а во-вторых, сквозь бахрому соплей предательски просвечивает ваш актерский эгоизм. Вообще, это самый скрытый, потому самый приятный вид сценического эксгибиционизма – публичная демонстрация своих чувств к самому себе. На сцене ведь тоже есть бихевиористы и интуитивисты. Интуитивисты играют не про себя и в этом заразительны, и этим держат. А бихевиористы – они в своих проявлениях следуют рефлекторным импульсам, и зритель после первых двух-трех душевных движений понимает, что эти с… опять его обворуют: оставят у себя то, что положено чувствовать ему, зрителю, то есть попросту – если я, актер, буду жалеть себя, я обворую вас.

– Выходит, своего персонажа жалеть тоже опасно?

– Жалеть своего персонажа необходимо и очень даже полезно. Не зря великий говорил про «адвоката своего персонажа». Во-первых, когда ты жалеешь его, в этом уже есть элемент отстранения: значит, ты способен различать. Я плачу по Федору Павловичу Карамазову, по его аду, его неустроенности, его знанию, что сыны родные его убить хотят. Но если артист Миркурбанов начнет страдать по Игорю Миркурбанову, где будут Достоевский с Богомоловым?..

– Пытаюсь представить, жалели ли вы князя Мышкина, когда читали его монолог на вступительных экзаменах в ГИТИСе перед Андреем Гончаровым.

– Это странная была история: я приехал в ГИТИС в последний день – и попал сразу на третий тур. Прочел Достоевского и больше ничего не потребовалось – ни петь, ни плясать. Достоевским я зачитывался в довольно раннем возрасте – еще до Толстого, Чехова и других великих, кто потом как-то меня образовывал и чем-то со мной делился. Конечно, я тогда делал все достаточно примитивно. Но сама нервическая вербальность Достоевского, его бесконечные речевые повторы и фуги – все это было так близко мне: «…Когда уже голова на плахе лежит, и ждет, и… знает, и вдруг услышит над собой, как железо склизнуло! Тут, может быть, только одна десятая доля мгновения, но непременно услышишь! И представьте же, до сих пор еще спорят, что, может быть, голова когда и отлетит, то еще с секунду, может быть, знает, что она отлетела…» В то время такие вещи на меня очень сильно действовали.

– А Дюма вы в детстве читали? С какими чувствами?

– Читал ли я «Трех мушкетеров»? Наверное, читал, но меня этот романтизм не захватил: отчетливых восторгов в памяти не сохранилось. Но тут есть одно уточнение: может быть, я прочел его слишком рано – я в 6 лет пошел в школу, а читать начал и того раньше, так что к одиннадцати уже почти всего Фолкнера перечитал.

– Что же вы читали в 6 лет?

– Как в анкетах пишут – разное…

– Когда вы увидели текст Константина Богомолова «Мушкетеры. Сага. Часть первая», вы…

– Сразу понял, что это текст Богомолова, никакой это не Дюма: этот текст самоценен. На сегодня «Мушкетеры» – предельный театральный эксперимент. Так свободно с архетипами в кино работают Тарантино и братья Коэны, а в театре затрудняюсь назвать кого-либо. Этот жанр я бы назвал треш-эпик, или, как говорит Богомолов, постромантизм, постромантический эпос.

– Богомолов на репетиции объяснял вам жанр?

– Нет. Он вообще не так много объясняет. Но, как выяснилось, когда впрямую работаешь с архетипами, это не просто дядя Петя и тетя Валя – персонажи сами начинают расти. Но, вообще, мне требуется дистанция, чтобы оценить и проанализировать этот спектакль.

– Выходя на сцену, вы ставите себе какие-то цели кроме чисто профессиональных?

– Во-первых, я не считаю, что, играя, могу кого-то исправить: невозможно ставить себе такую цель. Я могу даже думать, что живу для того, чтобы выйти на сцену – вот сегодня, в этот вечер. Это я думаю, и никто не запретит мне так думать. Но считать, что я выхожу в спектакле для того, чтобы вас исправить или как-то на вас повлиять, я не имею права: это уведет в такие дебри пассионарности. Когда вы приходите на спектакль, вы видите коллективную попытку создания чего-то, что названо словом «спектакль». Я должен быть в этом честен, но сознательно пытаться на кого-то влиять – увольте.

– Почему в Израиле вы решили поставить поэму «Москва – Петушки»? Это была ностальгия?

– Нет, не думаю. Мы ехали с театром из Иерусалима в Тель-Авив, и у меня в голове возникли вдруг заснеженный тупичок Курского вокзала и человек в черном пальто и шапочке. Потом возник Кремль. Я, кстати, до сих пор думаю, как странно все это связано. Первая строчка, которую я произнес со сцены МХТ в спектакле «Идеальный муж. Комедия», – «Привет, Кремль!», а первая фраза, которую я произносил в Ерофееве, – «Все говорят: Кремль, Кремль…» Там был балканский симфорок, под который я орал, глядя на красный экран: «Кремль сиял передо мной во всем великолепии. ..» И гимн возникал. Я же в юности просыпался под этот гимн: он звучал по радио в шесть утра и служил вместо будильника – люди специально оставляли радио включенным. И вот я придумал пробуждение пьяного человека, уснувшего в подъезде и потом умершего в этом же подъезде – под гимн. И эти несколько секунд-минут-часов, которые он в этом подъезде провел, – такое виртуальное путешествие, – это и была его агония. И вот так с гимном и Кремлем все сложилось. Ну а тексты у Ерофеева совершенно блестящие. 

– Если бы у вас сегодня была возможность встретиться с Венедиктом Ерофеевым, что бы вы у него спросили?

– Не знаю. Я бы ничего не спрашивал – я бы просто на него смотрел. Что касается «Петушков», это все-таки память. Память о том окраинном периоде империи, который сегодня напоминает о себе достаточно настойчиво и грубо.

– Репетируя с вами «Вальпургиеву ночь», тоже по текстам Ерофеева, Марк Захаров сказал, что особо не выделял вас, пока вы учились на его курсе в ГИТИСе, но теперь, задним числом, гордится таким учеником. Как вам с ним работалось?

– Марк Анатольевич – блестящий мастер, прежде всего в том, что касается формы. Но это таит опасность: если артист не подкрепляет это своим содержанием, он подставляется. В институте он ставил с нами «Мудреца» – начинал с нами то, что потом стало грандиозным спектаклем «Ленкома». Я играл Мамаева и тогда в первый раз понял, что могу смешить. И вот мы репетировали, все замечательно придумывалось, но на повторах не получалось. Все, что предлагает Захаров, очень трудно закрепить: тут уже нужно актерское содержание. Есть, кстати, фраза Захарова, которую я помню всю жизнь: «Иногда очень важно сыграть как плохой артист».

– Самозванца в ленкомовском «Борисе Годунове» вы играете уже больше года. Я недавно пересмотрела этот спектакль – заметила, что вы стали играть тише, скупее. Ваши персонажи сильно меняются со временем?

– Думаю, да. Надеюсь, что с ними что-то происходит. Самозванец иногда выходит тихим, чаще – наглым, разбушлаченным. Но это не мне судить, а вам. Чем вообще жив театр? Тем, что спектакль каждый раз меняется. И каждый раз играешь, словно впервые.

– С чего вы начинаете, когда получаете роль?

– С текста. Я читаю не свои реплики, а текст целиком. Если автор слышащий, то в тексте всегда есть музыка диалога. Константин Богомолов – очень слышащий, у него всегда есть определенная музыка. А ведь фраза – ее ритм – определяет характер персонажа.

– И вокруг этого вы начинаете что-то выстраивать?

– Нет, я не выстраиваю ничего своего. Я просто озвучиваю ту мелодию, которая там есть.

– Что вы читаете, когда появляется время?

– Начал нового Пелевина, но, к сожалению, углубиться пока не успеваю. Сейчас вдруг стал читать интуитивистов начала XX века и увлекся. Читаю по поводу зеркальных отражений: есть множество теорий о том, что человек видит себя не таким, какой он есть, а это напрямую связано с театром. Слушаю в YouTube лекции нейролингвиста Татьяны Черниговской, это целый цикл лекций о том, что наш мозг и мы сами – не одно и то же и мы на самом деле ничего о себе не знаем. Вы же уже поняли, что я всегда и все тащу в профессию, а работа с эмпатией – то, чем занимаются нейропсихологи и нейролингвисты, – есть и в моей практике. В театре же, по сути, происходят ежевечерние психологические опыты. (Смеется.)

– Какие вам нужны условия для работы?

– Тяжелый вопрос. Прежде всего мне нужно быть в гармонии с тем, что я делаю. У меня никогда не получалось делать что-то, что не нравится, но надо, – скажем, из-за того, что это хорошо оплачивается. А из бытовых условий мне нужен минимум.

– За последние полгода у вас появилось три премии: «Золотая маска» за роль Федора Павловича, «Хрустальная Турандот» – за Веничку и премия «МК» – за него же. Слава меняет что-то в восприятии мира?

– Знаете, что такое слава? Это когда на гастролях «Карамазовых» в Саратове нас с Виктором Вержбицким подвезли к вокзалу, мы вышли, и к нам подошел человек, попросил автограф и при этом сказал: ну, вы – артист (это Вите), а вы – певец“. И я сказал Вите: „Вот это слава: ты – артист, а я – певец“. Хотя эта история не совсем про славу – это про людей. Они иногда спрашивают: можно с вами сфотографироваться? Ты говоришь: конечно, потом тебя догоняют и говорят: „Подождите, плохо получилось, давайте еще раз. А теперь с моей подругой. А теперь снимите очки…“ В человеческой природе неизбывная привычка садиться на шею, так что приходится говорить „нет“. В остальном же слава – вещь полезная. В нашей профессии она дает уверенность и безусловность, „безусловность“ – очень важное слово. У молодого артиста или артиста, не обремененного славой, много сил уходит на то, чтобы убедить публику в безусловности того, что он делает. „Кто ты, чтоб я тебя слушал?“ – думает публика. Награды же освобождают от поиска аргументов: я говорю – и это так, мне не надо это доказывать. Эта безусловность на сцене очень важна: если ты сам начинаешь в себе сомневаться, зритель моментально это чувствует.

– О чем вы жалеете?

– Очень о многом. Я думаю: вот это надо было сделать иначе, вот тут я недоделал… А вообще, я жалею о том, что нельзя встретить того мальчика, который лежал на зеленой траве, смотрел в синее небо и о чем-то таком думал. Хочется вернуться назад и хоть немного побыть им – без всего, что наросло потом.

– Чего вы не прощаете?

– Да все уже прощаю. Я теперь уже понимаю, насколько человек уязвим, слаб, телесен, а тело имеет свойство болеть, диктует свои условия. Хотя, конечно, есть вещи, которые прощать нельзя. И я способен их понять – но не простить.

– Когда лучше: когда рядом талантливые люди или хорошие?

– Проще, конечно, с хорошими. Хотя… Вот скажите мне вы: вам с какими лучше?

– Я не верю в плохих и хороших. Есть просто люди. Я их жалею. А с талантливыми все же интереснее.

– Признаюсь: мне с людьми всегда было непросто. Но сейчас я думаю, что с людьми и не может быть просто. И не должно. Но вообще, вы не совсем правы: есть, есть хорошие люди! Вот моя мама – хорошая, и я точно это знаю.

Интервью опубликовано в журнале „Театральная афиша“ № 2, 2016 г.
Пресса
Есть одна награда — смех, Вадим Рутковский, coolconnections.ru, 24.10.2022
Провокация Константина Богомолова «разорвала» Москву, Марина Райкина, Московский комсомолец, 3.10.2022
Игорь Миркурбанов: «Удивить меня трудно», Елена Тришина, Театрал, 7.08.2016
Карамазов запел, Алла Шендерова, Коммерсантъ, 25.03.2016
Олег Табаков вручил именную премию, Ксения Коробейникова, Московский комсомолец, 24.03.2016
Игорь Миркурбанов: «Петь вопреки», Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 18.03.2016
«Достоевский» Богомолова, Света Анош, Театрон, 25.01.2016
Игорь Миркурбанов: «Если я буду жалеть себя, я обворую вас», Алла Шендерова, Театральная афиша, 20.01.2016
Двести (почти) лет спустя, Нина Агишева, Сноб, 28.12.2015
В концертном впечатлении, Эмилия Деменцова, Театрон, 16.12.2015
Не политически, но поэтически, Анна Банасюкевич, Петербургский театральный журнал, 14.12.2015
Три мушкетера, не считая la bite, Алла Шендерова, Театр, 1.12.2015
9 вопросов для Игоря Миркурбанова, Пресс-служба МХТ, 24.11.2015
Смерть и немного дерьма, Ксения Ларина, The New Times, 15.11.2015
Празднование 80-летия Олега Табакова проходит в МХТ, видеосюжет телеканала «Культура», 14.11.2015
«Театральная премия „МК“ всегда выходит вовремя!», Ян Смирницкий, Московский комсомолец, 10.11.2015
Лучшим артистам России вручили театральную премию «МК», Ян Смирницкий, Московский комсомолец, 10.11.2015
Игорь Миркурбанов в программе «Дифирамб», Ксения Ларина, радио «Эхо Москвы», 8.11.2015
Мушкетеры. Сага. Часть первая, Юлия Арсеньева, Русский блоггер, 2.11.2015
Новое прочтение «Трех мушкетеров» в МХТ им. Чехова, видеосюжет телеканала «Мир 24», 31.10.2015
В МХТ провели смелый эксперимент над «Тремя мушкетерами», видеосюжет телеканала «ТВ Центр», 30.10.2015
Мушкетеры. Сага. Часть первая, Катерина Вахрамцева, Time Out, 29.10.2015
Игорь Миркурбанов: Я — человек незащищенный, Екатерина Омецинская, Вечерний Петербург, 28.09.2015
Олег Табаков отпраздновал 80-летие на сцене МХТ, видеосюжет телеканала «Мир 24», 22.08.2015
Итоги театрального сезона: «МК» объявляет лауреатов своей премии, Марина Райкина, Московский комсомолец, 22.07.2015
МХТ привез в Северную столицу нашумевший спектакль-провокацию, видеосюжет телекомпании НТВ (Санкт-Петербург), 30.05.2015
Игорь Миркурбанов в программе «Главная роль», Юлиан Макаров, телеканал «Культура», 27.05.2015
Игорь Миркурбанов о «Карамазовых», Мария Маношкина, Maskbook, 27.03.2015
К разговору с Игорем Миркурбановым, Эмилия Деменцова, Театральный мир, № 12, 2014 г., 21.01.2015
Игорь Миркурбанов: идеальный лорд, Алла Шендерова, Театр, № 18, 25.12.2014
Игорь Миркурбанов: «Успех не может быть целью», Эмилия Деменцова, Театрон, 24.11.2014
Игорь Миркурбанов: «Все смешалось в какой-то дико забавный компот», Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 17.10.2014
Роза ветров, Ирина Решетникова, Диалог искусств, № 4, 11.09.2014
Хроника скотского времени, Ольга Фукс, Современная драматургия, № 2, 1.04.2014
Я люблю тебя, жизнь, Дмитрий Лисин, Русский журнал, 12.03.2014
А вот вам и катарсис, Елена Мамчур, Петербургский театральный журнал, 02.2014
Карнавальный Богомолов, Алена Солнцева, Петербургский театральный журнал, 02.2014
Спектакль «Карамазовы» пополнил репертуар МХТ, видеосюжет телеканала «Культура», 24.01.2014
Чертовы дети, Татьяна Власова, Театрал, 6.12.2013
Сложносочинённое разложение, Роман Должанский, Коммерсантъ, 3.12.2013
Заповедник одержимых, Алла Шендерова, Огонёк, 2.12.2013
Карамазовы и ад, Ксения Ларина, The New Times, 2.12.2013
Вот такие Карамазовы, Анна Балуева, Комсомольская правда, 29.11.2013
Карамазовы и ад, Марина Давыдова, Colta.ru, 29.11.2013
Достоевский-трип, Алена Карась, Российская газета, 29.11.2013
И снился страшный сон Алеше, Николай Берман, Газета.ru, 29.11.2013
Карамазовы пошли к черту, Марина Шимадина, Известия, 27.11.2013
Было у отца три сына. По Достоевскому, Жанна Зарецкая, Фонтанка.ру, 26.11.2013
Игорь Миркурбанов: надо отличать театр от КВН, Алла Шендерова, Ваш досуг № 43, 5.11.2013
Олег Табаков дал старт новому сезону в МХТ, телеканал «Культура», 3.09.2013
В МХТ имени Чехова прошла ночь поэтической бессонницы, видеосюжет телекомпании «Мир», 8.06.2013
Табаков одарил своих артистов, Марина Райкина, Московский комсомолец, 28.03.2013
Недружеский шарж: «Идеальный муж» в МХТ им. Чехова, Жанна Зарецкая, Фонтанка.ру, 28.02.2013
«Идеальный муж. Комедия»: что будет после смеха, Наталья Витвицкая, Ваш досуг, 25.02.2013
Opus magnum Константина Богомолова, Ксения Ларина, The New Times, 18.02.2013
Чиновники-геи любят друг друга на сцене МХТ, видеосюжет телеканала «Дождь», 18.02.2013
Тошно в цель, Алла Шендерова, Огонёк, 18.02.2013
Трэш с тоской, Мария Седых, Итоги, 18.02.2013
В МХТ поставили «Идеального мужа» в жанре трэш, видеосюжет телеканала «Мир», 16.02.2013
Праздник непослушания, Глеб Ситковский, Ведомости, 14.02.2013
На красные башни родного Содома, Елена Дьякова, Новая газета, 13.02.2013
Бессмысленная злоба дня, Николай Берман, Газета.ru, 13.02.2013
Актуальный муж, Роман Должанский, Коммерсантъ, 13.02.2013
Три сестры, прости господи, Алена Карась, Российская газета, 13.02.2013
В МХТ начинается громкая премьера «Идеальный муж», Анна Балуева, Комсомольская правда, 11.02.2013
Дарья Мороз станцевала стриптиз для мужа, Александр Куров, 7 дней, 11.02.2013
Константин Богомолов представил в МХТ «Идеального мужа», видеосюжет телеканала «Культура», 11.02.2013
Дарья Мороз разделась ради «Идеального мужа», видеосюжет телеканала НТВ, 10.02.2013
«Идеальный муж. Комедия» в МХТ, Андрей Пронин, Colta.ru, 13.01.2013