Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Театр не одного актера

Елена Михайлина, Московский комсомолец, 17.09.2005
Сколько раз вы ни позвоните народному артисту и неисправимому холостяку Евгению МИРОНОВУ, столько раз вам ответит приятный женский голос. Это его мама. Она вас выслушает, все взвесит и уж потом, если повезет, допустит до «тела».

В последнее время про него чего только не писали, с переходами от подобострастной восторженности до презрительной скандальности. И Тамара Петровна заняла оборону: «Оставьте Женю в покое! Я не буду с вами разговаривать!» Ей до сих пор звонят по десять раз на дню, добиваясь откровений о жизни звездного сына. Она отказывает и ругается. Мы прошли ее телефонный «фейс-контроль» только с третьего раза.

В строчках светской хроники читаешь: «На фестиваль актер Безруков прибыл с женой, режиссер N с другом, а актер Миронов с мамой?» Почему для состоявшейся звезды и члена Совета по культуре и искусству при Президенте России мамино общество куда приятнее любого другого? Тамара Миронова согласилась приоткрыть некоторые из больших семейных тайн.

 — Среди ролей любимого сына есть та, что нравится больше остальных?

 — Гамлет. Спектакля уже нет, а мне кажется, что Женя не наигрался.

 — Вроде бы Гамлет ему тяжело достался, даже до санаторного лечения дело дошло, а вам все равно эта роль нравится…

 — А кто ему легко достался? Каждую строчку он пропускает через себя. Мы с ним репетируем, и я это вижу. Женя очень самокритично к себе относится.

 — Он рассказывал, как вы с ним всего «Идиота» выучили.

 — Не только. И Гамлета учили. Я и за Офелию, и за Лаэрта реплики проговаривала.

 — Смотрела фильм «Побег» Кончаловского…

 — А сейчас он снимается в еще более нетипичной роли — бандита играет! Перекрасился в блондина, приехал, и я его не сразу узнала даже.
Игру-то его я всегда оцениваю на «пять», а вот фильмы нравятся не всегда.

 — Не предлагаете сыну сбавить обороты?

 — А как же! Про режиссуру ему говорю, про преподавание. Но Женя всегда успокаивает: «Мам, это все скоро кончится». Я вижу, что он готов к режиссуре, но, видимо, пока не наигрался. И я не могу его сдерживать, не имею права.
Знаешь, я просматриваю огромное количество фильмов, и есть ведь такие актеры — не играют, а живут. А есть — что и не играют даже, а так, текст говорят. Мне жалко талантливых ребят, которым дадут один-два фильма сыграть и задвигают в угол.

 — Почему?

 — Да не почему! Родни у всех много.

 — Ваш же пробился.

 — Да, Женю никто не толкал, да и некому было. Я уверена в том, что он пробился только своим талантом. Он работяга, такого второго еще поискать надо! Постоянно читает, что-то придумывает, образы ищет. Так лбом и пробивал себе дорогу.

Таких не берут в космонавты

 — В детстве ставили сына на стульчик, чтобы он гостям стихи читал?

 — Не ставила. Женя играл на аккордеоне, на бубне, устраивал спектакли. В школе он писал сценарии, раздавал роли, не забывая оставлять себе главную. Однажды он ставил «Красную шапочку», сам читал, играл на пианино, режиссировал. Репетировать обычно приходили к нам, поэтому я только бутерброды резать успевала.

 — А стать он хотел только артистом или были варианты?

 — Он артист и всегда им был. Они с сестрой постоянно наряжались, Женя ходил по дому с кинжалами, придумывал себе плащи какие-то, то есть изображал. Оксана тоже видела себя только балериной. С маленького возраста растяжкой занималась. Она от природы не очень пластичная, поэтому ей все непросто далось. Помню, «лягушку» делает, плачет? Женя ей помогает. Сейчас у Оксаны своя балетная школа в Москве, 80 детей учатся. Она у меня тоже девочка целеустремленная.

 — Неужели легко посадить мальчика за аккордеон?

 — Женя очень послушный. Я говорила, и он слушался. Они же у меня такие? Поверишь, не могу припомнить ни одного случая, когда бы они с Оксаной поссорились. Они и сейчас постоянно друг о друге беспокоятся, звонят, разговаривают, советы дают по работе. Это что-то! Я такого уважения и взаимопонимания еще ни у кого не видела. У них разница шесть лет, — Тамара Петровна улыбается. — От теплых ползунков у Оксанки на ножках оставались байковые катышки, так он их снимал. Женька про себя так и говорил: «Няня пошел в школу!» Однажды у меня палец на руке разболелся, и я попросила Женю помочь со стиркой Оксанкиных колготок. Боже ж ты мой, какая была картина: маленький, тоже в колготках этих смешных, сядет на краешек ванной и стирает. Так и стирали — день он, день я.
Мы все очень домашние. Если я садилась вязать, ребята тоже брали спицы. Семечки и те всегда грызли вместе.

Папа артиста Миронова, ныне, увы, покойный, работал в «Табакерке» рядом с сыном, что называется, по практической части — был мастером на все руки, мог и починить, и отвезти. А Тамару Петровну Олег Павлович взял в театр билетером, но творческого запала она не растеряла. Запросто выскажет мнение по поводу спектакля, а то и даст совет, ну хотя бы самому Табакову.

 — Женя тоже умеет вязать?

 — Да. 

 — Не может быть, чтобы за все детство не было ни одного ЧП: он что, не падал с заборов, не курил, не таскал соседские яблоки?

 — У Жени было настолько скромное детство, что не могу припомнить ничего подобного. Даже когда я оставляла его на соседку, он сидел с ее детьми как нянька. На рыбалку их водил. 

 — Но наверняка же была мальчишеская компания. 

 — Конечно. У Жени много друзей. До сих пор его школьные приятели заходят в гости. Детство вспоминают. Некоторые лысые уже.

 — Неужели за все детство артист Миронов ни разу не подрался?

 — Нет. Был один мальчик, Гена, который Женю шпынял. Никогда не разбиралась и не влезала в мальчишечьи дела, а здесь не выдержала. Этот поганец бил всегда под дых. А мой приходил домой весь скрученный и говорил: «Мам, ну неужели ему не жалко, что мне так больно?» Раза три я ходила с тем мальчиком разговаривать, он жил в нашем же подъезде, только на пятом этаже. Ноль эмоций. 
В очередной раз Гена стоял за беседкой и поджидал Женю. Ударил так, что сын просто не смог разогнуться. Я пошла в школу. Была перемена, и Гена стоял в толпе детей. «Когда в последний раз его ударил?» — «Вчера». — «А за что?» — «Просто так». — «А тебя можно ни за что ударить?» И влепила ему по уху так, что парень упал. Потом попросила у него прощения, но пообещала, что, если он еще Женю тронет, голова у него будет там, где попа. Я ждала, что придут Генины родители, но никто не пришел, и избиения прекратились.

 — А сейчас, когда сына обижают, вы как реагируете?

 — Не вижу, чтобы его обижали.

 — В прессе появилось много скандальной информации: то о связи Жени с артисткой Бабенко, а то и вовсе — с актером Астаховым. И каждый раз авторы приводят ваши комментарии. 

 — Откуда они только берут комментарии эти! Я или трубку кладу, или говорю, что все вопросы к Жене. Я же не знаю, хороший человек Астахов или плохой, я и узнавать этого не хочу. Приходил — кормила, поила. И все. К нам много кто заходит, сценарии обсуждают, разговаривают, репетируют. Я обычно ухожу в свою комнату, чтобы не мешать.

 — Как вы переносите этот информационный вал?

 — Никак. Теперь уже никак. А раньше переживала. В одну газетенку даже с мужем поехала, что-то думала им доказать. Их журналистка мне звонила, и я сказала ей два слова, а напечатали двадцать два. Так они мне тогда заявили, что это их хлеб. Но как такой грязный хлеб поперек горла-то не встанет!

 — Всегда можно судиться.

 — Журналистка эта оказалась беременной. Ну что ж я, беременную девочку в суд потащу?

 — Если не ошибаюсь, ваш идеальный ребенок курит?

 — Очень мало. Жене было двадцать лет, когда он сказал: «Мама, можно я буду чуть-чуть курить?»

 — Ну да бросьте, наверняка втихаря покуривал.

 — Исключено. Я же всегда принюхивалась, когда Женя или Оксана откуда-то приходили! А тогда Женя объяснил, что не хочет от меня что-то скрывать, но собирается быть как все люди, то есть курить. Но до этого — ни-ни. Он даже с Оксаной на эту тему разговаривал. Женя ей так и говорил: «Оксана, не надо курить. Это же все шелуха». Он старался ей внушить, что девочка должна быть чистоплотной, делать все по порядку — например, сначала прибрать на столе, а потом уж садиться за уроки.

В театральных кругах ходит байка: на спектакле, в котором участвует актер Миронов, с его мамой рядом лучше не садиться. Иначе проблематично будет уйти даже в туалет. Тамаре Петровне кажется, что эпизоды игры ее талантливого сына пропускать нельзя, и она искренне спасает зрителя от такого опрометчивого шага.

 — Вы строгая мама?

 — Никакая я не строгая. Я все контролировала, потому что у меня к жизни очень внимательное отношение. Оступиться — это в один момент, а расхлебывать будешь всю жизнь. Если ребенка упустить, улица мигом его воспитает. Нас в семье было восемь человек детей, и я не могу вспомнить такого, чтобы мама кого-то из нас налупила. Но она была такой же мамой, как я. Пристально следила за жизнью детей. Я из своего детства знаешь что помню? Мама грела стул чайником, чтобы я садилась на теплое. И мою школьную форму грела над плитой, чтобы тепло было надевать. А я говорила: «Мама, когда я вырасту и у меня будут дети, я стану так же делать». И ведь делала! Женя потом мне выговорил: мол, зачем такую теплицу устраивала, теперь у меня чуть что — и простуда готова! А я же не знала, хорошо это или плохо, тепло — и ладно. Оксана моя в этом плане, конечно, молодец. Она Тимошку с трех месяцев в бассейн водит, водой холодной обливает, они ныряют вместе! Он такой бутуз загорелый, по траве сейчас носится как вихрь, в восемь месяцев ходил уже.

Она была актрисою…

 — Читала, что вы работали электросварщиком. Это правда?

 — Не работала. У нас на территории военного городка Татищево, где мы жили, был филиал предприятия по изготовлению праздничных гирлянд. Я припаивала к гирляндам звездочки, то есть была электродчицей. Женя с Оксаной приходили мне помогать. Работала я неполный день, потому что, сама понимаешь, двое детей, муж, две собаки. Потом стала лаборанткой, но работать не хотелось, потому что единственное, кем действительно хотелось стать, — это артисткой. Это моя боль. Я так и говорила Жене: «Я не дошла, дойди ты!» Играла в Доме офицеров в самодеятельном театре, но потом вышла замуж, и муж меня оттуда забрал. Говорил, что там в основном офицеры и, в общем, мне там делать нечего.

 — Кого играли?

 — В спектакле «Ночные ведьмы» про летчиц отряда Марины Расковой у меня была роль младшего лейтенанта Ветровой.

 — Вы легко переехали в Москву?

 — Оксана поступила в Ленинградскую академию балета, и отец поехал туда. Надо было зарабатывать, и муж быстро нашел работу — руки-то золотые. Потом заболел Женя. Я думала, все обойдется, но муж позвонил: «Срочно выезжай, иначе потеряешь сына». Я в три дня уволилась и поехала в Москву. Женя заболел сильно: аппендицит плюс в больнице ему занесли гепатит. Врач, кстати, не скрывал, что это его оплошность. Мы тогда, конечно, судиться не стали, выходить бы. Сыну был нужен режим, хорошее питание, а он только закончил учиться у Табакова, жил в театральном общежитии. Я на все это посмотрела: кругом чужие люди, он тут никому не нужен… И осталась. Правда, поначалу думала, что поживу пару месяцев и уеду, но так получилось, что осталась насовсем. Хотя, бывает, и сейчас говорю: «Жень, отпусти».

 — Про ваши телефонные перезвоны легенды ходят.

 — Где бы он ни был — за границей ли, здесь ли, — Женя мне обязательно звонит, и не один раз в день. И я такая же. Мне все равно, где он, с кем он, но он должен позвонить, потому что мне нужно слышать, что с сыном все в порядке.

 — Тамара Петровна, но ему же сорок лет!

 — Сорок не сорок, для меня же он все равно мой мальчик, сын. Ведь случись чего, даже в Москве, и не будешь знать, в каком районе искать, город-то огромный. Я никогда не полезу в жизнь моих детей, не буду мучить расспросами, но я должна знать, где они находятся. Такой уж я человек. С Оксанкиным мужем, кстати, мы большие друзья, но без дела я никогда к ним не прихожу. Вот если дочь позвонит, попросит посидеть с малышом, тогда обязательно приеду. Я и Женьке говорю, что никогда не полезу в его жизнь, но если уж ты сказал, что выехал домой, будь добр приехать. Да я могу и в четыре утра позвонить и спросить, куда он делся. Он мне: «Мам, ну чего тебе не спится?» А как я могу спать? Потому что надо предупреждать, что передумал домой ехать или задерживаешься. А ты говоришь — сорок лет. Дети есть?

 — Есть.

 — Вот доживешь до моего, и посмотрим, будешь ты на их сорок лет смотреть или нет! Кстати, он сам меня приучил к тому, что часто звонит. И когда Женька вдруг пропадает, я понимаю, что все не так, как всегда, и от этого нервничаю. Наверное, все мамы разные.

Маленькие детки

 — Внуков хочется?

 — А как же не хочется! Я и Жене говорю: успеть бы на внуков посмотреть! Он отвечает: «Успеешь. Все будет нормально, мам». Мне ведь 64 года, и все идет к одному, поэтому надо иметь семью, чтобы кто-то ждал. А то придет в холодные стены, и горе тогда будет большое. Сейчас встречается с одной, может быть, все получится. Но я ни о чем не расспрашиваю, не лезу.

 — Я к чему спросила, в одном из последних интервью народный артист Миронов неожиданно сказал о своем желании иметь детей.

 — Сейчас на Оксану посмотрел, какая у нее круговерть идет, и немножко поостыл. Говорит, не думал, что дети так тяжело вырастают. Я смеюсь. А Оксанка действительно скоро от ветра качаться начнет, крутится-вертится. На одних руках тяжело. Днем я приезжаю, а ночью-то не могу.

 — А няню нанять?

 — Как можно? Это же чужой человек.

 — Помните фильм «Где находится нофелет?»? Кажется, такие мамы, как вы, устраивают смотрины всякие. 

 — Никогда. Если кого-то приводит, я даже ни разу не расспрашивала, кто и откуда. Я могу только спросить, хочет ли девушка есть, и чай подать или обед. Все. Это только его проблема. Жене ведь не восемнадцать. И мне кажется, он слишком требователен, что ли, или чересчур многое в женщинах видит. Почему-то мне думается, что, пока он востребован, сын вряд ли решится завести семью. Надо было в молодости жениться, когда ничего еще в жизни не соображаешь. А Женька мне на это всегда говорит, что если б женился, то уже развелся бы, потому что все так делают.

 — Чем вы его кормите?

 — Все самое обыкновенное: и кашу может съесть, и яичницу. Да ты посмотри на него — бегает, как кузнечик, и все равно боится лишний раз поесть.

 — Диеты, что ли?

 — Да нет. Хотя колбасу с утра есть не будет. Он ведь как говорит: «Мам, ну куда ты столько положила? Ты же знаешь, я сейчас снимаюсь, боксера играю». Так ведь боксом последнее вытрясется!

 — С кем ваш сын дружит?

 — С Меньшиковым, с Вовкой Машковым. Мы когда в общежитии жили, а у Вовки же матери не было, так я всегда старалась его накормить. С тех пор и дружат.

 — Каким вы его видите лет через десять?

 — Хорошим режиссером и хорошим человеком. Хочу, чтоб он не менялся и остался таким, какой он есть сейчас, — внимательным, интеллигентным, чутким. Снимать кино и помогать людям — это здорово. Недавно была третья акция (имеется в виду Акция по поддержке российских театральных инициатив, придумана Мироновым для поддержки провинциального театрального искусства. — Е. М. ). Я очень горжусь, что он за это взялся.