Артисты труппыАртисты, занятые в спектаклях МХТ | ?И ПЛЮСЫПавел Руднев, Театральные Новые Известия, 1.11.2005 Слившиеся воедино сценограф Николай Симонов и Кирилл Серебренников сделали спектакль на мощном образе тюки с бельем. Образ большого дома, обезлюдевшего детского лагеря и одновременно никому не нужного «тряпичного» наследства. Порфирий Головлев «фуфел тряпочный», крохобор и владелец застиранного, заглаженного, прохудившегося белья, которое уже никому толком не пригодится, ну разве что как погребальный саван.Тугие тюки, уложенные дворней, более всего напоминают о больничных палатах о казенном белье, пропитанном смертельным потом и запахом лекарств. Тюки с бельем превращаются в вязкие снежные комья, по которым редкие, оставшиеся в живых люди Головлевки ходят как по минному полю, которое еще и может засосать как болото. В этих снегах человек застывает в морозных объятиях. Холодно и страшно с вампиром в одном зале сидеть. Головлев Евгения Миронова это сонная муха. Засасывает потоком сладкоречивых слов и вонзает мохнатый хоботок, сладострастно жмуря глазки. Сладкой демагогией, насилием бесконечного потока слов, с которым не справиться ни одному острослову, он окутывает, обволакивает жертв и их тела постепенно превращаются в кокон, их трясет, выкручивает жилы, сжимает виски. Серебренников навязчиво использует этот вполне физиологический образ от Иудушки люди уползают, выкручиваются, как черви, и застывают в параличе. Головлев оборачивает жертву в кольцо пуленепробиваемых морализаторских слов, лжепророческих, неправедных. В этом клерикальном мире, как и, кстати, у Салтыкова-Щедрина, ни одной церковки, ни одного крестика, ни одной иконочки ничего, чтобы напомнило о праведности слов Иуды. Это церковь наоборот. Антипророк в пародийно ангельском обличье с мушиными крылышками. Напускает в жилы своей семьи сонного сока и она превращается в сонное королевство. Мать, прекрасная чудная благородная мать глава семейства, крепкая домоуправительница превращается в синильную старуху, со смирением принимающая такого сына, полная безразличия к его судьбе и судьбе своего фамильного дерева. Страшно смотреть за метаморфозами Аллы Покровской. Брат Паша, богатырь и хулиган, засосанный Иудушкой, катает по полу пустой водочный стакан и валится как бревно на половицы, безвольный, аутирующий, белокровный. Сопротивляться невозможно. Железобетонные слова клерикала их поток невозможно остановить. Нет таких слов, которые можно было противопоставить этому Евангелию от вампира. Один из самых страшных моментов спектакля агония Евпраксеюшки, помешательство мирной бабы, у которой отняли ребенка. Юлия Чебакова впервые в МХТ получает большую значительную роль и показывает исключительную способность к трагической игре, себя не стесняясь проживать чужую горестную судьбу, отчаяние женщины с вырванной потребностью к материнству. Средоточие спектакля в финальном диалоге Иуды и Анниньки. Здесь Евгения Добровольская, умная, красивая, великолепная мистическая актриса, играет какую-то свою личную муку. Именно ей - единственной в этом спектакле даровано осуществить победу над головлевской Мухой. Она разоблачает Порфирия, возбуждая его сладострастное желание тела падшей женщины, его глубинную потаенную страсть к пороку как следствие тотального одиночества и чернушных фантазий. Аннинька с высоты своего страшного опыта, с высоты падения и со знанием смерти, случившейся у нее на глазах, со знанием смерти, стоявшей рядом, разоблачает монстра одним словом, одним заговором: «Вы же всегда один! Как жить-то не страшно». Муха умирает. Концепция Серебренникова укладывается во фразу, дарованную Василием Розановым автору «Головлевых»: «Как матерый волк“, он наелся русской крови и, сытый, отвалился в могилу». Пожалуй даже, кажется, именно эта знаменитая розановская фраза из «Уединенного» вдохновила режиссера на вполне определенный набор образов. Превосходные степени в отношении новой премьеры Кирилла Серебренникова расточать не стыдно. Хотите верьте, хотите нет, но пусть эта работа станет чем-то вроде образца современного театра все равно ведь нужен такой. Этот спектакль оцепеняет и своим ледяным, вампирическим, высасывающим эффектом, и своим совершенством. Кирилл Серебренников, похоже, установил однопартийную систему сегодня рядом никого нельзя поставить по силе воздействия, по сочетанию смысла и адекватной ему технологии. Трудно вообще понять, как можно силой убеждения вывести артистов на такой градус исповедальности. Это вообще мучительный спектакль, не «зрительский» сидишь в зале и мучишься совестью, узнавая в этом национальном ужасе Иудушке Головлеве собственные черты, присущий исключительно всем грех словоблудия и морализма. С залом ведется разговор на личную тему это, пожалуй, главная добродетель этого спектакля. На поклон выходят люди-мочалки, с тяжелым взглядом, выжатые актеры, съевшие, пожевавшие сами себя. |