Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Рисковал, но выиграл

Алексей Филиппов, Московские новости, 20.01.2006
Спектакль будет идти на малой сцене, поставил его известный провинциальный режиссер Владимир Петров. Своим появлением в афише МХТ имени Чехова повесть обязана тому, что Олег Табаков нежно любит прозу Распутина. Удивительно то, что этот — вполне альтруистический — выбор может оказаться и коммерчески успешным.

Владимир Петров режиссер очень достойный. Обстоятельный, вдумчивый, интеллигентный. Любящий глобальные проблемы и серьезный театр, умеющий дать красивую картинку (кроме него это в Москве не делает, пожалуй, никто). Но у него есть немаловажный недостаток: он бывает скучен. Благими намерениями мостят известно куда ведущие дороги: доверив Петрову трагический, плохо ложащийся на язык сцены текст, театр рисковал.

Жанр спектакля режиссер определил как «театральная повесть». Значит, во главу угла будет поставлена не интерпретация, не приращение смысла, а сам текст: театр попытается услышать автора. Содержание большой, без малого двухсотстраничной книги уложилось в два часа сценического времени, и спектакль неспешно плывет к финалу: темная сцена, помост, возвышающийся посреди него прозрачный куб, четыре актера. В советские времена историю дезертира Андрея, в конце 1944 года скрывающегося возле родной сибирской деревни, и его жены Настены, прятавшей мужа, забеременевшей от него и принявшей мученическую смерть, знали все интеллигентные люди, а новому, двадцати — тридцатилетнему зрителю она едва ли известна. Но Владимир Петров строит спектакль, не расшифровывая свои метафоры, — вот Настена протягивает по краю помоста длинное полотенце с золотистым караваем, приманивая затаившегося неподалеку, опознанного шестым чувством мужа. Смысл сцены понятен тому, кто помнит текст, непосвященному она напоминает магическое камлание: трепетное отношение к книге порой играет с режиссером злую шутку.

Распутинский текст образен, поэтичен, упруг. То, что в повести произносит автор, режиссер передал героям — и текст поплыл, стал казаться многословным. Иногда спектакль кажется затянутым, порой — скучноватым. И все же его появление сильно украсит нынешний московский сезон. Лично я стосковался по такому театру: неспешному, подчеркнуто не развлекающему, ведущему речь о том, что важно. А важны в спектакле, читающем распутинский текст в 2оо6 году, когда Отечественная война с ее проблематикой становится далеким от нас мифом, отношения Андрея и Настены, мужчины и женщины, верной жены, становящейся для загнанного мужа всем на свете.

И не беда, что спектакль пропускает многие распутинские мотивы: Андрей, понемногу расчеловечиваясь, не становится подобным волку; не ясно, что его ждет судьба проклятого вечного странника. Постановка Владимира Петрова никоим образом не равна книге — но и неудачей ее назвать нельзя. Очень хороши актеры: неловкая, немного нелепая, некрасивая Настена Дарьи Мороз, Андрей Дмитрия Куличкова — хищное лицо, повадки загнанного зверя, Сергей Сосновский, играющий здесь четыре роли сразу, по-распутински, по-народному достоверны. В актерских типажах живет эпоха: это лица с фотографий сороковых годов, из военной хроники. А играют здесь обстоятельно, подробно, точно, в добротной реалистической манере — исполнительских открытий вроде бы и нет, но ансамбль хорош и ровен.

В спектакле есть замечательные моменты: те, кто его видел, надолго запомнят зимовье Андрея: трансформирующийся, затянутый морозными узорами стеклянный куб, и прячущий от людей, и разъединяющий жену и мужа. Удались и последние сцены, когда деревянный помост поднимается, словно река в половодье, а тонущую Настену захлестывает черное сукно задника. «Живи и помни» будут смотреть: публику перекормили коммерческим театром, она стосковалась по серьезным и в то же время понятным ей театральным работам. Таким, как эта негромкая и очень достойная постановка.