Режиссеры | Любовь как сверхидеяНина Суслович, Камергерский, 3, 12.01.2022 Ко дню рождения Ренаты Литвиновой публикуем ее интервью для журнала МХТ им. А. П. Чехова «Камергерский,3». Оно было приурочено к премьере спектакля «Звезда вашего периода», которая состоялась в прошлом сезоне. Это второй авторский проект Ренаты в Художественном театре, где она одновременно выступает как драматург, режиссер и исполнительница главной роли. В 2017 году Литвинова выпустила на Малой сцене спектакль «Северный ветер». И вот – дебют на Основной сцене МХТ.  – Рената, ваш режиссерский выход на Основную сцену МХТ со спектаклем «Звезда вашего периода» состоялся. Насколько это событие для вас значительное? – Очень значительное, я бы даже сказала – устрашающее. Ответственное. Это как зайти в горящий дом и сказать: «Мне очень холодно». У меня абсолютная необходимость согреться в этом огне. Это главная театральная сцена, главная театральная школа… Я ведь не прошла эту школу, не закончила актерский факультет, но здесь и стены учат. И с такими гигантами, как Олег Табаков, Адольф Шапиро, которые меня сюда позвали, ты экстерном проходишь эти актерские курсы. Я шестнадцать лет в театре, так что можно сказать, я закончила Школу-студию МХАТ уже четыре раза. И начинаю вновь. – Шестнадцать лет в театре – это длительный роман. – Мучительный роман. Но сейчас я воспринимаю театр как свою вторую половину, как неотъемлемую часть самой себя. Как это можно отринуть? Все равно что руку себе отрезать. И это здание великолепное. Может, люди, как кошки, влюбляются в помещение, в место и оно заколдовывает? – Вы делаете авторское кино и спектакли – сами пишете, ставите, играете… – …представляете?! Я как Чарли Чаплин или Орсон Уэллс. Делаю все и все контролирую. – Вероятно, главное – что же вы хотите сказать. Как бы вы сформулировали свою сверхидею? – Запечатлеть себя на земле как можно отчетливей – осознавая, что след все равно исчезает. Я настаиваю только на одном: смысл нам всем тут проживать в том, чтобы найти любовь. Если у вас ее нет, то все покрывает и охватывает абсолютный хаос, разруха, убийства, так называемая нелюбовь. Моя сверхидея только в поисках любви. И в надежде ее дождаться. – Но любовь разнообразна в своих проявлениях. – В каком-то ты смысле да. А в каком-то страшно однообразна: все равно хочется к кому-то прижаться. Когда пурга на дворе или выстрелы. Войны, катаклизмы, вирусы. С кем-то быть вместе, переждать зиму, держась за руку. – А искусство может заменить любовь, дать эту точку опоры? – Мне оно помогает сублимировать свою боль, но мне кажется, что это так цинично – заменять человека на что-то эфемерное. Говорят, есть только две вещи – работа и любовь, но побеждает работа. Да, и работа побеждает, и зло побеждает часто, а смерть побеждает всегда, но мы же про сверхидею сейчас говорим, про стремление и желание. Я хочу, чтобы побеждали добро и любовь. Хотя бы на каком-то промежутке.  – Двадцать лет назад вы сняли фильм «Нет смерти для меня». Пять историй больших звезд советского кино. Что было в этих актрисах, в этих людях, что мы утратили сегодня? – Они не хотели денег, чего-то вещественного, они все хотели только новых ролей. Да, сейчас эти насечки поменялись. Масштаб уходит. В каком-то смысле наш спектакль я делаю как оду вот тому великому масштабу, которым обладали творческие люди прошлого, – и в характере, и в образе жизни, и в свободе своего человеческого проявления, и своих ролях. Они были абсолютными личностями. И несмотря на то, что кто-то из них был монстром в системе общепринятых координат, это были прекрасные великие монстры. Священные чудовища. И да, я в спектакле перехожу на их сторону. – Кто из героинь фильма «Нет смерти для меня» мог бы сыграть сегодня роль вашей героини Маргариты Леско, священного чудовища? – Нонна Мордюкова, она гений, которая могла сыграть все. И еще была потрясающая актриса, зыбкого невероятного трепетания, как ангел какой-то, Татьяна Самойлова. Два явления, создания с удивительной, странной энергией. Одна – с бушующей, другая – с мерцающей. И обе заполняли собой все пространство фильма, весь экран. – Почему вашу героиню зовут Маргарита Леско? Невозможно не спросить про ассоциацию… – …с Манон Леско? А мне просто нравится словосочетание «Маргарита» и «Леско» – как леска, натянутая струна, вот-вот оборвется. Мне нравятся в русском языке не только значения слов, но и сочетание звуков. И вибрация, которая возникает. Маргари-и-ита Леско-о-о… – Маргаритами зовут всех ваших героинь, а имя это в мировой литературе колдовское, ведьминское. – У меня все Маргариты, да. Но, как сказала мне композитор нашего спектакля Земфира, «в конце концов, черт с тобой, это концепция!». Мои героини настолько из меня самой мною выпестованы, что я могу позволить называть их всех Маргаритами. – Земфира всегда оформляет ваши произведения. Как она работает? Читает пьесу, вы ее обсуждаете? – Да, конечно, она прочла пьесу. Мы уже шестнадцать лет работаем, и она, мне кажется, изучила все мои прихваты. И ей не кажется странным мой метод работы, а мне – ее. Есть же такие режиссеры, которым надо угождать, а мне угождать не надо. Мне надо дать хоть что-нибудь, что мне надо. А Земфира – гений, она улавливает главное – интонацию, так что мне абсолютно повезло с автором. – Ваш стиль работы над спектаклем командный или авторитарный? Пауза. Рената задумывается. В поисках «гласа народа» оборачивается к своей бессменной помощнице и секретарю Саше. Рената: Саша, я командный или авторитарный режиссер? Саша: Мне кажется, это некорректный вопрос. Рената: Это надо вставить в интервью. Ветеран движения Саша отвечает. Саша: Вы всегда держитесь своей концепции, но учитываете интересы команды. А учитывая интересы команды, никогда не жертвуете своей концепцией. Рената, смеясь: Вот чем не японка? Спасибо, Саша. – Я всегда действую в интересах спектакля. Я не обслуживаю артистов. Я обслуживаю свой замысел. Но я очень люблю своих артистов – они у меня красиво наряжены, красиво накрашены. И я хочу, чтобы они хорошо играли, я переживаю, чтобы они нигде не провалились. Но мне важно, чтобы они, в ответ на мое отношение к ним и повинуясь своему творческому существованию в жизни, старались ровно настолько, насколько я того требую. Чтобы случился замысел.  – У вас уже сложился в МХТ круг своих артистов-единомышленников, это необходимо вам? – Да, в основном я работаю с теми, с кем уже работала. Кого нащупала, изучила. С Юрием Чурсиным мы до этого не встречались на сцене, но работали в кино. В этом спектакле два новых для меня артиста: Соня Евстигнеева и Павел Ващилин. И оба очень подходят, очень френдли. Мне нравится работать с людьми, которым нравится работать со мной. Если человек не хочет или делает одолжение – до свидания! И тем более у нас же здесь есть правила существования актера в театре, сочиненные Станиславским. («Этика Станиславского». – Ред.) – И вы их читали? – Читала и была восхищена. И подумала: почему же сейчас такого не преподают в театральных школах? Чтобы это отпечаталось навек, как… Помните, мы учили таблицу умножения, гимн и клятву пионера? А вот теперь так бы учить правила Станиславского. – Давайте процитируем. «Гугл» помнит все, сейчас найдем. Вот, например: «Интриги и самолюбие. Лучшее средство против них – понять, что как чистые отношения, так и дурные на сцене тотчас же передаются зрителям. Кроме того, объяснить им бренность актерской славы. Единственно, что интересно в искусстве, – его научение и самая работа». – Вот! А спросите сейчас даже выпускников театральных школ – знают ли они эти правила? Уверена, что не знают. – Рената, вы помните свои самые первые ощущения, когда вы вышли на большую сцену МХТ в «Вишневом саде»? – Это был ужас. Я с книжечкой Чехова, с пьесой не расставалась года три. И в своей роли шла сначала от страшной личной претензии к Антону Павловичу, особенно к этому: «О, мой сад, о, мое детство, о чистота моя!» Я все думала, что же это за «о!» такое? Чехов, я знаю, писал это в горячке, с температурой под сорок, а Книппер-Чехова стояла рядом с кинжалом, вероятно, и требовала, чтобы он скорее написал пьесу. Весь театр давил на Книппер, а она давила на больного мужа. А потом мне внезапно открылось: как потрясающе он состроил эту пьесу, с какого бока ее ни бери – она не стареет, она актуальна. И безупречна по стилю, Чехов вообще пишет безупречно, вот уж у кого краткость – сестра таланта. В «Вишневом саде» он позволил себе писать длиннее, чем обычно. И в этом есть особый трагизм прощального произведения, где автор, наверное, Фирс или этот сад… А на какой вопрос я отвечала?  – О своих первых ощущениях после прихода в МХТ. – Меня одна артистка за другой выселяли из гримерных, говорили, что Литвинова на сцене, да еще в роли Раневской, – это позор театра. Меня поддерживали Адольф Шапиро, Олег Павлович Табаков и, как ни странно, Олег Иванович Янковский, хоть и не был артистом этого театра. И группа артистов, с которыми мы выпускали «Вишневый сад». А так я жила в какой-то странной атмосфере… Недоверия, настороженности. – Вам тяжело было работать в такой атмосфере или вы ее не замечали? – Я ее замечала. Но мне не привыкать. У меня так часто бывало – на пороге чего-то нового встречаешься с большим сопротивлением. И это нормально. Вдруг возникают препоны, откуда не ждали, со всех сторон. Но ты от этого крепнешь еще сильнее. – Это самодостаточность? Вы совсем не нуждаетесь в одобрении? – Я нуждаюсь в одобрении важных мне людей, а в конечном счете ты и сам про себя все понимаешь – да-да или нет-нет. Для меня одним из таких людей был Олег Павлович. Однажды я спросила его: а когда можно будет вводить актрису, которая бы в очередь со мной играла роль Раневской? Ведь ей лет сорок или тридцать пять. А он говорит: «У каждого своя скорость старения, вы у нас, Ренаточка, будете играть Раневскую долго». Это я сейчас цитирую. – Рената, вы себе нравитесь как актриса? – Все артисты хотят побольше текста, а я сейчас думаю: «Господи, ну зачем им много текста? Мне бы дали поменьше». Вот я себя в этой пьесе только вырезаю. Чик-чик, чик-чик. Актеру не надо быть много – ни на экране, ни на сцене. Надо быть – точно. Когда-то Тарковский сказал, что для того, чтобы выявить как можно больше талантливых людей в кино, оно должно стать доступным в производстве. Сейчас что может быть доступней, кажется? Ты и на телефон можешь снять шедевр. Только где они, эти шедевры? Так что место гения всегда вакантно. На фото: В роли Маргариты Леско. «Звезда вашего периода» (реж. Рената Литвинова, 2021). Фото Абдулл Артуев В роли Ромэйн с Алексеем Агаповым – Мэйхью. «Свидетель обвинения» (реж. Мари-Луиз Бишофберже, 2012). Фото Екатерина Цветкова В роли Маргариты Леско с Кириллом Трубецким в роли Отто. «Звезда вашего периода» (реж. Рената Литвинова, 2021). Фото Александр Иванишин В образе Раневской. “Вишневый сад” (реж. Адольф Шапиро, 2004). Фото Vera Undintseva | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
