Режиссеры

Миронов здесь, Миронов там…

Алена Карась, Радио «Маяк», 27.12.2006
Накануне на сцене Театра им. Моссовета состоялась премьера спектакля «Фигаро. События одного дня» в постановке Кирилла Серебренникова. Это продюсерский дебют Евгения Миронова и его Театральной компании. Как сообщает ИТАР-ТАСС, «Фигаро» играли более четырех часов и закончили в двенадцатом часу ночи.

МИРОНОВ: Нам очень хотелось с Кириллом Серебренниковым сделать после нашей с ним встрече на «Головлевых» что-то радостное. Мы даже не предполагали, до какой степени это тяжелая радость, потому что материал оказался прекрасным. Это чудесная пьеса, комедия положений, лучшая пьеса XVIII века. Но там столько подводных течений. Сам Бомарше берет и разрушает ее, вставляя монологи Марселины или Фигаро, которые вдруг останавливают комедию. Очень интересно, но очень сложно.

Плюс я полностью понимаю Фигаро. Это крылатое выражение «Фигаро здесь, Фигаро там» ко мне сейчас полностью можно применить как к продюсеру и к артисту. Я занимался просто всем: от того, как выглядят билеты, до последнего гвоздя на сцене. Я очень понимаю этого парня.

Если говорить серьезно, то эта пьеса всегда ассоциировалась с революцией, о чем мы вообще забыли. Тогда была настоящая революция при Бомарше. У Станиславского она была в смехе. А потом это стала такая гламурная милая штучка.

Интересный поворот предложил Кирилл Серебренников — революция каждого в себе. У нас все герои меняются в конце спектакля. Один безумный день меняет всех. У нас собралась очень хорошая команда, начиная от совсем молодых — Юлия Пересильд, главная героиня, Саша Новин, так и мэтры — Лия Ахеджакова и Авангард Леонтьев, которые бегают и прыгают в таком же темпе-ритме, как и все остальные. Надо сказать, даже еще быстрее.

Ближайший спектакль — 27 декабря.

На премьере побывала наш обозреватель Алена Карась.

КАРАСЬ: Тот, кто, быть может, ждал от новогодней премьеры «Фигаро» новогоднего настроения и вкуса шампанского, горько разочаровался. Спектакль Серебренникова, затянутый в полуофисные, полугостиничные панели из коричневого и белого, переписанный под сегодняшний день им самим и Марией Зониной, ничем не напоминает своего знаменитого предшественника в Театре Сатиры.

На этот раз Кирилл Серебренников обошелся без лишних доказательств актуальности своего замысла. Актуальность сама пришла на премьеру: от Леонида Парфенова до Ксении Собчак — вся как есть. Самому же режиссеру просто хватило контраста с тем «Фигаро», в котором полная драматизма и тревожащей глубины музыка 40-й симфонии Моцарта аккомпанировала спектаклю кокетливому, игривому, театральному, кринолиновому, легкомысленному. У Серебренникова музыка Сержа Генсбура. Она плохо и по-нижегородски спета наспех сколоченным актерским виа. И она аккомпанирует всему спектаклю. Может, и хотели бы, чтоб было похоже на «Восемь женщин» Озона, но качество пока не тянет.

В начале спектакля Фигаро-Миронов предсказывает всему действию провал и оказывается, как ни странно, ни печально, прав. Здесь очень много разговоров и совсем нет драматического театрального смысла. Зрительный зал смеется и все же больше по привычке, чем реагируя на саму театральную игру. А театральная игра текла, мягко говоря, вяло. И вялым был сам Фигаро. Он пришел в этот мир в элегантном офисном костюме с цитатой из Бомарше под мышкой, в которой он повторяет на все лады и каждый раз со все более и более нарастающим чувством, пожалуй, единственным чувством, которое в этом спектакле возникает: «Кто такой этот Я, о котором я так пекусь?» Ни о чем больше Фигаро Миронова и не печется. Уж, конечно, ни о какой Сьюзан, которую играет дебютантка Юлия Пересильд. Комедию они с Серебренниковым ставить и не хотели. Видимо, хотели сочинить мрачноватую, полную горьких раздумий о времени, довольно тяжелую драму об эпохе. И хотя время от времени бросают они в зал ультрасовременные монологи, самый яркий из них феминистский монолог Лии Ахеджаковой, в котором она обвиняет все мужское племя в эгоизме и равнодушии, или монолог самого Фигаро о свободе. Все это все-таки вызывает реакцию гораздо менее сильную.

Обилие современных аллюзий — только внешняя часть замысла. Главное ощущение от спектакля — в нем могло быть многое, но в конце концов нет ничего. Конечно, публика к этому привыкла, довольствуется и этим, с радостью хохоча над шутками, которые даже самим артистам не кажутся смешными. Страшная пустота разъедает этого Фигаро и весь спектакль. Драматический диалог никак и никому здесь не дается.

Слова, даже самые актуальные, улетают в пустоту, в пространство. Театр живет действием. Быть может, господин Серебренников этого не знает. Действием, даже если самого действия нет. Если оно выражено только в слове. Если за ним стоят воля, мотивы, цели, желания, тайные и явные страсти. За этим «Фигаро» — с надеждой скажем — пока что не стоят никакие цели и страсти, и это, пожалуй, главный казус спектакля и его главный провал.