Режиссеры

Хайль Акбар!

Елена Кутловская, Метро, 26.11.2002
Впервые за последние десять лет на сцене МХАТа модный режиссер поставил модный спектакль. Зовут режиссера Кирилл Серебренников, а его творение носит вызывающе-крикливое и одновременно угрожающее название — «Терроризм».

Над сценой — большие таблоидные часы. Они показывают Время: 2 часа 40 минут. Ровно столько будет идти спектакль, иначе говоря, зрителю с самого начала представления предлагают соединить время реальное и время условно-театральное. Отныне его ход — это совместное Действо. Внезапно (неожиданное начало — отличный и испытанный режиссерский трюк, без которого немыслим ни один хороший спектакль) появляются люди в камуфляжах. Секунда — дыхание зала не слышно, легкий страх «навис» над каждым зрителем. Но тут же всеобщий выдох — перед нами самые настоящие актеры с самыми настоящими игрушечными автоматами, которые они радостно демонстрируют собравшимся. Парочка выстрелов — зал почти счастлив. Смешно.

В ГИТИСе у меня была мечта увидеть на сцене МХАТа спектакль под названием «Буденный». И чтобы вся легендарная конная армия — дядьки в длинных шинелях и с красными полосками на груди — выехали на деревянных игрушечных лошадках. Чем меньше в это верилось, тем сильнее этого зрелища хотелось. И вот я дождалась! Дядьки в камуфляже (то ли наши спецназовцы, то ли чеченские террористы — эта путаница умело воссоздана режиссером) тарарахают из пластмассовых «стрелялок», и при этом совершают головокружительные танцевальные «па». А часы жестоко отмеряют время в обратном направлении: 2–20, 2–00, 1–45… Это соединение нескольких штрих-кодов (если кому удобно, можно назвать это метафорами, или символами) ввергает сознание в водоворот противоречивых ощущений: здорово, интересно, но что это, да зачем, да как страшно, и боже как смешно. Зритель не успевает «отойти» от увиденного — появляются люди. Оказывается, захвачен аэропорт. Начинается первая история. Этих историй — несколько. Весь спектакль — это парад историй и парад аттракционов. Блестящая театральная феерия. Начинается она с бытовых мук матери и сына. Мать уходит из дома, потому что сын путает дни недели (а ему уже 9 лет!), говорит «чефтелг» и считает, что живет в стране под названием Лоссия. 

Если у кого-то до спектакля Кирилла Серебренникова и возникало некоторое чувство, что все мы россияне — то после спектакля никто и не усомнится — все мы, увы, лишь лоссияне — загадочная и непонятная нация. (Кстати, спектакль, который не идет на сцене и месяца, уже «растащили» на цитаты благодарные зрители.) Нация, для которой терроризм явление почти народное, национальное. В Лоссии принято с малых лет пестовать и лелеять внутри себя маленького Бен-Ладена, который однажды встанет во весь рост и излупит сына за ошибки в контрольной, а потом «отравит» ненавистного зятя, на худой конец исподтишка толкнет кого-нибудь в метро? И никто не защитит, никто не встанет из недр земли и не помешает маленькому террористу исчезнуть. Да и где взять нового лоссийского бэтмэна? Ни одного героя вокруг, ни одной личности. Жизнь окончательно разделилась на два противоположных пространства: в одном все отдано на откуп фарсу, в другом — на откуп драме. Нет середины. Поэтому сначала над маленькими внутренними бен-ладанами все смеются, а потом — от их «шуток» плачут и умирают. Этот лозунг в спектакле пронизывает каждую мизансцену, каждый шаг, каждый аттракцион. Даже на уровне актерской манеры игры — она криклива, нарочито вызывающа, — мы считываем лозунг: «вахабистский террорист — внутри каждого из нас». Актер ведь тоже террорист и зритель сейчас в зоне его беспредела.

Спектакль имеет безупречную форму (пусть со мной не соглашаются многие коллеги-критики). Фантазия режиссера (она же все тот же террор) — безгранична. И Серебренников от мизансцены к мизансцене «наступает» на ошалевшую от такого натиска, но довольную бесконечной визуальной изобретательностью, аудиторию. Вот по сцене идут пять японских гейш во главе с хозяином. Они идут солдатским шагом, строем, но слегка обмахиваясь (изящно к тому же) маленькими японскими веерами. Всплеск зрительских эмоций, как автоматная очередь. Смех, изумление и - вот уже мальчик, откровенно похожий на Дэвида Боуи (только что не поет свою «Китайскую девушку») на каблуках идет по сцене как по подиуму. Вспышка света — новый всплеск удивления. Выясняется, что одна из служащих фирмы (она же гейша) — повесилась?

Вспышка — и уже две бабки в мусульманских одеждах, всплеск эмоций — и то ли чеченка, то ли красавица Медея исполняет рэп, и ее последние фразы тонут в море аплодисментов.

И уже дух захватывает от страшной и красивой сексуальной драмы. Она хочет, чтобы Он ее связал (цитата из Альмадовара), а он - лось, елы-палы, лоссийский, пока вязал, есть захотел, а потом и спать. Тут вернулся муж. И мило отравил сладкую парочку газом.

Ошарашенная публика не успевает прийти в себя, как на сцену вываливается пять Мэрилин Монро. Аттракционы, сделанные в чистейшем ностальгическом стиле поп-арт очаровывают. Я даже подпрыгиваю в кресле. Это куда занятнее, чем Буденный на деревянной палке-коняшке! А дальше, выясняется, что, когда Мэрилин пела «С днем рождения мистер президент» (ну Америки, а не Лоссии, разумеется), вышел казус. Во-первых, дива опоздала, ибо никак не могла придти в чувство от передозировки (наркотик — еще один супер-террорист). Явившись на торжество, красавица-блондинка спела песенку, изображая счастье. На самом же деле, несчастная Мэрилин едва стояла на ногах и по ее лицу блуждала дурная «героиновая» улыбка. Но все мы уже столько лет именно этот портрет, снятый именно в этот момент на миллион фотокамер, и растиражированный по всему миру как «улыбка Америки», принимаем за икону западной цивилизационной идиллии. А это всего лишь отпечаток героинового терроризма. Какой фарс! Какой трюк! Какое драматическое разочарование. 

Но тут — новый кошмар — самолет взлетел и загорелся. По сцене роскошным фейерверком рассыпается огонь. Что-то кружится, что-то звенит?А на часах уже: 00–00. Пора покидать пространство театрального «терроризма» и идти на улицу. Пора отсчитывать время вперед. Жаль, не знаешь, до скольких успеешь сосчитать, потому что, если ничего нигде и не взорвется, то может быть, твой сослуживец уже заточил ножичек и, сладострастно облизываясь, ожидает тебя в подъезде? А бэтмэна, дык елы-палы, все нет и нет. Но вот чего я боюсь: когда это самый бэтмэн наконец-то появится, вдруг вместо привычного лоссийского «здлавствуйте», он возьмет да крикнет зычно: «Хайль Акбар!»?