Драматурги

Виктор Астафьев
Кен Людвиг

Переводчики

Михаил Мишин
Тамара Скуй

Любовь как сверхидея

Нина Суслович, Камергерский, 3, 12.01.2022
Ко дню рождения Ренаты Литвиновой публикуем ее интервью для журнала МХТ им. А. П. Чехова «Камергерский,3». Оно было приурочено к премьере спектакля «Звезда вашего периода», которая состоялась в прошлом сезоне. Это второй авторский проект Ренаты в Художественном театре, где она одновременно выступает как драматург, режиссер и исполнительница главной роли. В 2017 году Литвинова выпустила на Малой сцене спектакль «Северный ветер». И вот – дебют на Основной сцене МХТ. 



– Рената, ваш режиссерский выход на Основную сцену МХТ со спектаклем «Звезда вашего периода» состоялся. Насколько это событие для вас значительное?

– Очень значительное, я бы даже сказала – устрашающее. Ответственное. Это как зайти в горящий дом и сказать: «Мне очень холодно». У меня абсолютная необходимость согреться в этом огне. Это главная театральная сцена, главная театральная школа… Я ведь не прошла эту школу, не закончила актерский факультет, но здесь и стены учат. И с такими гигантами, как Олег Табаков, Адольф Шапиро, которые меня сюда позвали, ты экстерном проходишь эти актерские курсы. Я шестнадцать лет в театре, так что можно сказать, я закончила Школу-студию МХАТ уже четыре раза. И начинаю вновь.

– Шестнадцать лет в театре – это длительный роман.

– Мучительный роман. Но сейчас я воспринимаю театр как свою вторую половину, как неотъемлемую часть самой себя. Как это можно отринуть? Все равно что руку себе отрезать. И это здание великолепное. Может, люди, как кошки, влюбляются в помещение, в место и оно заколдовывает?

– Вы делаете авторское кино и спектакли – сами пишете, ставите, играете…

– …представляете?! Я как Чарли Чаплин или Орсон Уэллс. Делаю все и все контролирую.

– Вероятно, главное – что же вы хотите сказать. Как бы вы сформулировали свою сверхидею?

– Запечатлеть себя на земле как можно отчетливей – осознавая, что след все равно исчезает. Я настаиваю только на одном: смысл нам всем тут проживать в том, чтобы найти любовь. Если у вас ее нет, то все покрывает и охватывает абсолютный хаос, разруха, убийства, так называемая нелюбовь. Моя сверхидея только в поисках любви. И в надежде ее дождаться.

– Но любовь разнообразна в своих проявлениях.

– В каком-то ты смысле да. А в каком-то страшно однообразна: все равно хочется к кому-то прижаться. Когда пурга на дворе или выстрелы. Войны, катаклизмы, вирусы. С кем-то быть вместе, переждать зиму, держась за руку.

– А искусство может заменить любовь, дать эту точку опоры?

– Мне оно помогает сублимировать свою боль, но мне кажется, что это так цинично – заменять человека на что-то эфемерное. Говорят, есть только две вещи – работа и любовь, но побеждает работа. Да, и работа побеждает, и зло побеждает часто, а смерть побеждает всегда, но мы же про сверхидею сейчас говорим, про стремление и желание. Я хочу, чтобы побеждали добро и любовь. Хотя бы на каком-то промежутке.



– Двадцать лет назад вы сняли фильм «Нет смерти для меня». Пять историй больших звезд советского кино. Что было в этих актрисах, в этих людях, что мы утратили сегодня?

– Они не хотели денег, чего-то вещественного, они все хотели только новых ролей. Да, сейчас эти насечки поменялись. Масштаб уходит. В каком-то смысле наш спектакль я делаю как оду вот тому великому масштабу, которым обладали творческие люди прошлого, – и в характере, и в образе жизни, и в свободе своего человеческого проявления, и своих ролях. Они были абсолютными личностями. И несмотря на то, что кто-то из них был монстром в системе общепринятых координат, это были прекрасные великие монстры. Священные чудовища. И да, я в спектакле перехожу на их сторону.

– Кто из героинь фильма «Нет смерти для меня» мог бы сыграть сегодня роль вашей героини Маргариты Леско, священного чудовища?

– Нонна Мордюкова, она гений, которая могла сыграть все. И еще была потрясающая актриса, зыбкого невероятного трепетания, как ангел какой-то, Татьяна Самойлова. Два явления, создания с удивительной, странной энергией. Одна – с бушующей, другая – с мерцающей. И обе заполняли собой все пространство фильма, весь экран.

– Почему вашу героиню зовут Маргарита Леско? Невозможно не спросить про ассоциацию…

– …с Манон Леско? А мне просто нравится словосочетание «Маргарита» и «Леско» – как леска, натянутая струна, вот-вот оборвется. Мне нравятся в русском языке не только значения слов, но и сочетание звуков. И вибрация, которая возникает. Маргари-и-ита Леско-о-о…

– Маргаритами зовут всех ваших героинь, а имя это в мировой литературе колдовское, ведьминское.

– У меня все Маргариты, да. Но, как сказала мне композитор нашего спектакля Земфира, «в конце концов, черт с тобой, это концепция!». Мои героини настолько из меня самой мною выпестованы, что я могу позволить называть их всех Маргаритами.

– Земфира всегда оформляет ваши произведения. Как она работает? Читает пьесу, вы ее обсуждаете?

– Да, конечно, она прочла пьесу. Мы уже шестнадцать лет работаем, и она, мне кажется, изучила все мои прихваты. И ей не кажется странным мой метод работы, а мне – ее. Есть же такие режиссеры, которым надо угождать, а мне угождать не надо. Мне надо дать хоть что-нибудь, что мне надо. А Земфира – гений, она улавливает главное – интонацию, так что мне абсолютно повезло с автором.

– Ваш стиль работы над спектаклем командный или авторитарный?

Пауза. Рената задумывается. В поисках «гласа народа» оборачивается к своей бессменной помощнице и секретарю Саше.

Рената: Саша, я командный или авторитарный режиссер?

Саша: Мне кажется, это некорректный вопрос.

Рената: Это надо вставить в интервью. Ветеран движения Саша отвечает.

Саша: Вы всегда держитесь своей концепции, но учитываете интересы команды. А учитывая интересы команды, никогда не жертвуете своей концепцией.

Рената, смеясь: Вот чем не японка? Спасибо, Саша.


– Я всегда действую в интересах спектакля. Я не обслуживаю артистов. Я обслуживаю свой замысел. Но я очень люблю своих артистов – они у меня красиво наряжены, красиво накрашены. И я хочу, чтобы они хорошо играли, я переживаю, чтобы они нигде не провалились. Но мне важно, чтобы они, в ответ на мое отношение к ним и повинуясь своему творческому существованию в жизни, старались ровно настолько, насколько я того требую. Чтобы случился замысел.



– У вас уже сложился в МХТ круг своих артистов-единомышленников, это необходимо вам?

– Да, в основном я работаю с теми, с кем уже работала. Кого нащупала, изучила. С Юрием Чурсиным мы до этого не встречались на сцене, но работали в кино. В этом спектакле два новых для меня артиста: Соня Евстигнеева и Павел Ващилин. И оба очень подходят, очень френдли. Мне нравится работать с людьми, которым нравится работать со мной. Если человек не хочет или делает одолжение – до свидания! И тем более у нас же здесь есть правила существования актера в театре, сочиненные Станиславским. («Этика Станиславского». – Ред.)

– И вы их читали?

– Читала и была восхищена. И подумала: почему же сейчас такого не преподают в театральных школах? Чтобы это отпечаталось навек, как… Помните, мы учили таблицу умножения, гимн и клятву пионера? А вот теперь так бы учить правила Станиславского.

– Давайте процитируем. «Гугл» помнит все, сейчас найдем. Вот, например: «Интриги и самолюбие. Лучшее средство против них – понять, что как чистые отношения, так и дурные на сцене тотчас же передаются зрителям. Кроме того, объяснить им бренность актерской славы. Единственно, что интересно в искусстве, – его научение и самая работа».

– Вот! А спросите сейчас даже выпускников театральных школ – знают ли они эти правила? Уверена, что не знают.

– Рената, вы помните свои самые первые ощущения, когда вы вышли на большую сцену МХТ в «Вишневом саде»?

– Это был ужас. Я с книжечкой Чехова, с пьесой не расставалась года три. И в своей роли шла сначала от страшной личной претензии к Антону Павловичу, особенно к этому: «О, мой сад, о, мое детство, о чистота моя!» Я все думала, что же это за «о!» такое? Чехов, я знаю, писал это в горячке, с температурой под сорок, а Книппер-Чехова стояла рядом с кинжалом, вероятно, и требовала, чтобы он скорее написал пьесу. Весь театр давил на Книппер, а она давила на больного мужа. А потом мне внезапно открылось: как потрясающе он состроил эту пьесу, с какого бока ее ни бери – она не стареет, она актуальна. И безупречна по стилю, Чехов вообще пишет безупречно, вот уж у кого краткость – сестра таланта. В «Вишневом саде» он позволил себе писать длиннее, чем обычно. И в этом есть особый трагизм прощального произведения, где автор, наверное, Фирс или этот сад… А на какой вопрос я отвечала?



– О своих первых ощущениях после прихода в МХТ. 

– Меня одна артистка за другой выселяли из гримерных, говорили, что Литвинова на сцене, да еще в роли Раневской, – это позор театра. Меня поддерживали Адольф Шапиро, Олег Павлович Табаков и, как ни странно, Олег Иванович Янковский, хоть и не был артистом этого театра. И группа артистов, с которыми мы выпускали «Вишневый сад». А так я жила в какой-то странной атмосфере… Недоверия, настороженности.

– Вам тяжело было работать в такой атмосфере или вы ее не замечали?

– Я ее замечала. Но мне не привыкать. У меня так часто бывало – на пороге чего-то нового встречаешься с большим сопротивлением. И это нормально. Вдруг возникают препоны, откуда не ждали, со всех сторон. Но ты от этого крепнешь еще сильнее.

– Это самодостаточность? Вы совсем не нуждаетесь в одобрении?

– Я нуждаюсь в одобрении важных мне людей, а в конечном счете ты и сам про себя все понимаешь – да-да или нет-нет. Для меня одним из таких людей был Олег Павлович. Однажды я спросила его: а когда можно будет вводить актрису, которая бы в очередь со мной играла роль Раневской? Ведь ей лет сорок или тридцать пять. А он говорит: «У каждого своя скорость старения, вы у нас, Ренаточка, будете играть Раневскую долго». Это я сейчас цитирую.

– Рената, вы себе нравитесь как актриса?

– Все артисты хотят побольше текста, а я сейчас думаю: «Господи, ну зачем им много текста? Мне бы дали поменьше». Вот я себя в этой пьесе только вырезаю. Чик-чик, чик-чик. Актеру не надо быть много – ни на экране, ни на сцене. Надо быть – точно. Когда-то Тарковский сказал, что для того, чтобы выявить как можно больше талантливых людей в кино, оно должно стать доступным в производстве. Сейчас что может быть доступней, кажется? Ты и на телефон можешь снять шедевр. Только где они, эти шедевры? Так что место гения всегда вакантно.

На фото:
В роли Маргариты Леско. «Звезда вашего периода» (реж. Рената Литвинова, 2021). Фото Абдулл Артуев
В роли Ромэйн с Алексеем Агаповым – Мэйхью. «Свидетель обвинения» (реж. Мари-Луиз Бишофберже, 2012). Фото Екатерина Цветкова
В роли Маргариты Леско с Кириллом Трубецким в роли Отто. «Звезда вашего периода» (реж. Рената Литвинова, 2021). Фото Александр Иванишин
В образе Раневской. “Вишневый сад” (реж. Адольф Шапиро, 2004). Фото Vera Undintseva