Бабье царство
Преступление и наказание (2000)
Венецианский антиквар
Лесная песня
Девушки битлов
Гамлет в остром соусе

Тот и другие

Александр Соколянский, Время Новостей, 5.11.2002
Премьера во МХАТе им. Чехова готовилась специально к 50-летию Виктора Васильевича Гвоздицкого — актера, давно заподозренного в гениальности. Церемониальный показ состоялся второго ноября. Гвоздицкого завалили букетами, речами, приветственными телеграммами и подарками. Среди последних следует отметить икону, принесенную в дар Екатериной Васильевой (а что еще она могла придумать?), и кольцо, которое надел на палец юбиляру Олег Табаков, — в память о тех кольцах, которые, по прихоти Саввы Морозова, дарились пайщикам старого, дореволюционного Художественного театра. Юбиляр, только что отыгравший большую и весьма запутанную роль, изнемогал. Отчасти его поддержали молодые мхатовцы и мхатовки, гурьбой исполнившие in voco нечто вполне моцартианское: от их старательности, их веселья, их любвеобильности (какие обожающие взгляды они посылали Гвоздицкому! как наслаждались они участием в ритуале!) на душе у юбиляра заметно полегчало.

Роль свою он сыграл, как обычно, с блеском. Она пришлась ему впору: немного тесновата и вряд ли разносится, но вообще-то порой можно вырядится и в Тота. В клоуна, который выучил один-единственный трюк и выходит на арену, чтобы получать пощечины (количеством пощечин измеряется его успех: 72 — хорошо для дебюта; 100 — дружище, да ты настоящий артист!). В неведомого миру гения (разумеется, литератора), который требует от ближних столько ума и сочувствия, что они просто не в силах отозваться: вот если бы все то же самое, но только попроще… «Ты - ты, великий осквернитель! — сделал мои мысли доступными даже для лошадей!» — кричит клоун Тот некоему Господину, преуспевающему писателю. Тут из-под клоунской шапки Тота явно высовываются уши Леонида Андреева, автора пьесы. Андреев никак не мог понять, почему его раньше (году этак в 1905-м) многие хвалили, а теперь, в 1916 году, все подряд ругают, хотя читают, как прежде, запоем. Почему его больше не ставят в Художественном театре, почему русские символисты — ни младшие, ни старшие — в упор не видят его, такого популярного… Следует добавить, что Леонид Андреев был очень хорош собою и знал это. Можно посмотреть фотографии: каждая поза, выбранная писателем, обдумана и выверена, каждый снимок — просто чудо. Поза гения, который выходит на арену получать пощечины — под смех пресыщенного партера и глумливой галерки, — отфигурирована Андреевым просто замечательно.

И еще: Тот — это, конечно, бог мудрости из древнеегипетского пантеона, покровитель писцов: «…Переодетый, старый бог, который спустился на землю для любви к тебе. К тебе, глупая Консуэлла!» — так в пьесе Андреева гений, получающий пощечины, изъясняется в любви к прекрасной цирковой наезднице. «По внешности она должна быть богиней — по точному смыслу законов классической красоты. Высокий рост, стройность, правильные и строгие черты, смягченные выражением почти детской наивности и прелести…» — так в 1915 году наставлял автор некоего Дуван-Торцова, управляющего труппой Московского драматического театра. «Истинный узел драмы… не в Тоте, а именно в Консуэлле», — писал он Елене Полевицкой, которая и должна была сыграть «богиню под мишурой наездницы». Все те, кто уже догадался, что главная женская роль Андрееву удалась плохо, могут себя поздравить: догадка верна на все сто процентов. Авторскую мечту не удалось воплотить ни в одном театре. Включая МХАТ им. Чехова.

За Консуэллой (Екатерина Соломатина) ухаживает богатый барон Реньяр (Вячеслав Жолобов); его ухаживаниям всячески потакает, настаивая, однако, на женитьбе, мнимый отец Консуэллы граф Манчини (Станислав Любшин); в финале Консуэлла и Тот пьют из одного бокала отравленное шампанское… Леонид Андреев — хороший писатель, дурно в нем лишь то, что он слишком часто и слишком грубо путает интеллектуальную драму с опереттой — а сам, недотыкомка, убежден, что сочиняет мистерии. 

О постановке, в сущности, говорить нечего. Приглашенная из Финляндии режиссер Райя-Синикка Рантала — режиссер неглупый, добротный, но не более того. Борозды не испортит, но новую колею не проложит. Таких режиссеров — сотни и сотни; от прочих г-жу Рантала отличает занимаемая ею должность председателя финского отделения Международного института театра. Она обеспечивает хорошие отношения с деловитыми зарубежными коллегами.

Художница по костюмам Кайя Саласпуро, которую г-жа Рантала привезла с собою, попыталась сыграть на контрасте: долго и неизобретательно варьируя тему «убожество цирка», она под конец постаралась ошеломить зрителей «блеском цирка» — и переодела всех в красное, бордовое, алое, иногда даже с позументами. «Убожество», смею заметить, выглядело несколько живописнее.

Сценограф Александр Боровский сочинил нечто дощатое: то ли это закулисье, из которого выходят на арену (вид сзади), то ли это предбанник, из которого входят в сауну. Чего у Боровского не отнимешь, помимо таланта, так это чувства юмора.

И надо бы ставить точку. Если б не Виктор Гвоздицкий. 

Гвоздицкий — актер небывалый: аналогов не сыскать. Когда-то он поразил (не потряс, а именно поразил) своей способностью ломать линию роли, переиначивать душевную жизнь персонажа: вот вроде бы человек прояснился, и ясно, чего нам ждать от него в дальнейшем, а тут вдруг — раз! Финт, выкрут, планируемая травма, и перед нами не то чтобы другой — в том и дело, что тот же самый! — человек, живущий по каким-то новым законам, им самим над собою поставленным. Так он играл в «Эрмитаже», где отработал одиннадцать лет, так он играл в постановках Камы Гинкаса. Роль Порфирия Петровича в спектакле"Играем «Преступление» обязывала задуматься: шут его знает, вдруг перед нами действительно великий актер? Роль барона Тузенбаха в прощальных ефремовских «Трех сестрах» подсказала: актерские сюжеты Гвоздицкого, не теряя в гибкости, утратили ломкость. И поначалу даже было жаль: такая хрупкая, такая сверкающая, вся из осколков — в ком теперь ее искать…

Талант ломаться, сверкая в отместку, многие (в их числе и я) искони почитали честнейшим из талантов. Гвоздицкий напомнил элементарную вещь: можно сверкать и не ломаться.

Тот, который получает пощечины, сыгран Виктором Гвоздицким в полном сверкании мастерства и мужества. Клоун, гений, несчастный влюбленный, счастливый убийца, египетский бог — в игре Гвоздицкого, при всех ее умопомрачительных перепадах, нет ни одного надлома. Высший пилотаж.

При том, что пьеса все-таки посредственная.

При том, что роль Тота понудила актера продемонстрировать все свои навыки и кунштюки, но не посулила ничего нового.

Надеюсь, что МХАТ им. Чехова найдет для Виктора Гвоздицкого настоящую роль. Это стало бы лучшим подарком к его юбилею.
Пресса
Клоуны тоже плачут, Ольга Смирнова, Культура, 6.11.2002
Неприятности в цирке, Мария Львова, Вечерний клуб, 5.11.2002
Лучше закрыть театр…, Виктория Никифорова, Ведомости, 5.11.2002
Пощечины достались зрителям, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 5.11.2002
Настоящий Гвоздицкий, Григорий Заславский, Независимая газета, 5.11.2002
Тот и другие, Александр Соколянский, Время Новостей, 5.11.2002
Пляска смерти, Ирина Корнеева, Время МН, 29.10.2002
Русско-финские страсти, Ольга Фукс, Ваш досуг, 22.10.2002