Бабье царство Преступление и наказание (2000) Венецианский антиквар Лесная песня Девушки битлов Гамлет в остром соусе | Лабораторная работаГригорий Заславский, Независимая газета, 28.02.2003 Ну, что сказать? Это, конечно, не Карцев и Ильченко. Хотя кое-какие веселые минутки в спектакле встречались и они вызывали смех, может быть, даже больший, чем предполагали сами шутки. Зал успевал стосковаться по живой реакции и потому каждую такую возможность использовал с некоторым «плюсом», на живое реагировал с особой живостью.За мгновениями веселья следовали новые пространные периоды многословных споров, и зал мало-помалу снова скисал, терял нить рассуждения, не без труда продираясь сквозь физические термины, детали научно-политической дискуссии, которую без малого три часа на большой сцене МХАТа имени Чехова вели Нильс Бор (Олег Табаков), Вернер Гейзенберг (Борис Плотников) и супруга Бора Маргрет (Ольга Барнет). Такова пьеса англичанина Майкла Фрейна «Копенгаген» (перевод Зои Андерсен, сценическая редакция Александра Попова). Три актера одновременно появляются откуда-то снизу, из-под сцены, — из «архива истории». И начинают вести разговор и спор, начатый более полувека назад, а теперь, кажется, уже нескончаемый, а в финале так же - медленно и молча — погружаются обратно, возвращаются в свое время. Три актера все время на сцене. Больше — ничего, вернее, почти ничего, поскольку на сцене — ряды мониторов с бегущей строкой, какие в театрах используют для синхронного перевода. В финале, когда герои возвращаются в историю (а актеры уплывают под сцену), мониторы «доигрывают» пьесу, прерванную актером на полуслове, «дочитывают» последние слова. Здесь все, кажется, «против театра»: текст с длинными, сложными для слуха монологами, и «вспомогательная», «нехудожественная» конструкция Александра Боровского, и скромный, как будто случайный, репетиционный реквизит. Костюмы Светланы Калининой максимально «приближены» к уютным домашним кофтам. Актеры и играют почти без нажима, в сдержанной манере (хотя, может быть, как раз так должны говорить представители «строгой», точной науки, которым к тому же известно, что каждое их слово отслушивается и отслеживается?). Тут вспоминаешь, что вначале пьесу Фрейна должен был репетировать Темур Чхеидзе, мастер таких вот «скучных» разговорных сюжетов (в Тбилиси он выпустил недавно очередную такую драму, где Отар Мегвинетухуцеси играет Пилата и весь спектакль — это длинный и сложный религиозный диспут). Когда пьеса осталась без режиссера, Табаков пригласил ученика Фоменко Миндаугаса Карбаускиса, который спектаклями в подвале на улице Чаплыгина и на новой сцене МХАТа имени Чехова успел заработать доброе режиссерское имя. Среди молодых экспериментаторов, поклонников новой драматургии, Карбаускис считается последователем психологического театра. Но с народными артистами он работал впервые. Такая разговорная пьеса, мне кажется, нуждалась в почти балетной партитуре, то есть в хореографической расчерченности каждой фразы, в мелкой пластике и инкрустации. Режиссер не стал ничего «досочинять». Напротив, он скромен в выборе дополнительных средств. (Или актеры не слишком доверились ему? Во всяком случае, на премьере каждый из них полагался больше на свой собственный большой актерский опыт.) Зачем? Зачем он приезжал в Копенгаген? Некоторые вопросы живут дольше, чем мы. Некоторые вопросы вообще остаются без ответа. Пройдя по кругу, в очередной раз попытавшись восстановить все подробности визита, который в сентябре или в октябре 1941 года нанес немецкий физик Гейзенберг своему учителю Нильсу Бору, герои возвращаются к началу. Говорят об уране, о физике, немного, конечно, о евреях и много — об ответственности ученых за свои научные открытия, которые редко когда используют в мирных целях. И кто более виновен (и в чем?): Гейзенберг, который остался в Германии и, кажется, самообманом заставил себя отказаться от участия в разработке атомной бомбы, или Бор, чья бомба в итоге взорвалась? Маргрет (Ольга Барнет) — помощница в непростых разговорах и непростых воспоминаниях. Поскольку ей не нужно много говорить об элементарных частицах, то кажется, что и играть ей проще. Она и играет: проще, свободнее, человечнее, в ней нет напряжения, которое сопутствует общению ученых-актеров, их многословным и трудным спорам. Табаков без передышки раскуривает трубку, утопая и прячась в клубах дыма (к слову, дым — единственный настоящий «реквизит»; все прочее — и вино, которым он угощает гостя, и чай, который приносит его жена, — воображаемое или нарисованное). Видно, что Табакову Бор интересен. А Плотников — всячески пытается постичь сомнения и смятения Гейзенберга. Очень хочется понять все, о чем говорят со сцены. Но всего понять не получается. И на какое-то время зал теряет нить рассуждения. Потом оживает снова — когда среди физических выкладок, за понятиями и «уравнениями», как в фотолаборатории, вдруг проявляются люди, слабые или, напротив, сильные в своем противостоянии (или в своем понимании протеста). В этот момент они и сами становятся яснее друг другу, яснее становится их жизнь, их отношение к самим себе, друг к другу, чем когда они только физики-теоретики и политические оппоненты. Среди несомненных свойств «Копенгагена» — благородная манера (самого замысла спектакля «для ума», равно как и его воплощения). Накануне премьеры Олег Табаков высказал надежду, что зритель еще не разучился думать, напомнил, что театр создан не только для отдыха и развлечения (к чему приучали нас и многие опыты во МХАТе имени Чехова). Кажется, он не ошибся. Но и актеры давно уже не играли на этой сцене с таким благородством и достоинством. В финале они вдруг резко рвут с научными выкладками и выходят на простые, очень понятные, банальные, но от этого не менее значимые и важные и, конечно, до чрезвычайности сентиментальные человеческие истины. Зал утирает слезы и прощает многословие пьесы и «немногословие» режиссуры. Пресса О любви к метафизике, Алла Шендерова, Экран и сцена, 12.04.2003 Физика без словаря, Александр Смольяков, Где, 8.04.2003 Очная ставка физиков и лириков, Ирина Алпатова, Культура, 6.03.2003 Чистейший Эльсинор, Мария Хализева, Вечерний клуб, 6.03.2003 Ядерная физика в действии, Нина Агишева, Московские Новости, 5.03.2003 Производственное совещание физиков во МХАТе, Ольга Галахова, Россiя, 4.03.2003 У Нильса Бора улыбка Табакова, Любовь Лебедина, Труд, 4.03.2003 Слова, слова, слова…, Итоги, 4.03.2003 Копенгаген, Еженедельный журнал, 4.03.2003 Девять дней одного 1941 года, Елена Дьякова, Новая газета, 3.03.2003 Не Копенгаген, Артур Соломонов, Газета, 28.02.2003 Во МХАТе изучают физику, Марина Райкина, Московский комсомолец, 28.02.2003 Лабораторная работа, Григорий Заславский, Независимая газета, 28.02.2003 Только для умных, Елена Ямпольская, Новые известия, 28.02.2003 Что сказал покойник, Олег Зинцов, Ведомости, 28.02.2003 МХАТ расследует дела физиков Третьего рейха, Александр Соколянский, Время Новостей, 27.02.2003 Элементарные частицы, Роман Должанский, Коммерсантъ, 27.02.2003 Неочевидное вероятное, Марина Давыдова, Известия, 26.02.2003 Скучнее учебника по физике, Полина Игнатова, Газета.Ru, 25.02.2003 Физики — лирики, Павел Руднев, Ваш Досуг, 24.02.2003 Ольга Барнет, барыня-хулиганка: Не хочу кина!, Екатерина Васенина, Новая газета, 13.02.2003 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
