Имена

И ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ?

М. Кузнецова, Нижегородские новости, 23.06.1998
21 июня нижегородцы получили уникальную возможность познакомиться с творчеством Театра-студии Олега Табакова. В рамках V Сахаровского фестиваля был представлен спектакль «Последние» по одноименной пьесе М. Горького (постановка А. Шапиро).

Спектакль этот, пожалуй, можно назвать агрессивным. Это и удивляет больше всего: пьеса, написанная почти век назад (1908 г.), буквально «хватает за горло» вас, зрителя конца столетия, и держит в состоянии волнения, тревоги, страха, заставляя эмоционально соучаствовать в происходящем. Не устаешь удивляться: как же, как им это удается? Как получается, что вы, спокойный и отстраненный наблюдатель, вдруг оказываетесь в эпицентре событий: в темной неуютной комнате с низкими потолками, среди большой недружной семьи, в доме, где каждую минуту ждут несчастий, в мире, который на ваших глазах сходит с ума?

Может быть, дело в том, что в этом спектакле все? настоящее. Мы уже привыкли к той огромной степени условности, которая наблюдается в большинстве гастрольных спектаклей, а тут? Живая музыка (духовой оркестр из четырех человек), предваряющая каждое явление и превосходно передающая «колорит эпохи». Медь тяжело и тускло поблескивает в полумраке, звучит марш, вальс, бравурно-гротескная полька, и в каждом фрагменте ощущение горькой «надтреснутости» (эта особенность парковой музыки кА нельзя более уместна). Сцена, заставленная старинной мебелью, — чувствуется даже специфический запах пыльного дерева. Нянька Федосья (ее блестяще играет Н. Журавлева) настолько органична, что кажется частью общего интерьера, и настолько естественна в интонации и пластике, что делает (можно сказать, одним своим присутствием) все происходящее абсолютно достоверным.

«Последние» — пьеса о вырождении русского дворянства. Тема звучит жестко и страшно, без чеховского сочувствия, сострадания и ностальгии. Горьковские дворяне уже почти не различают понятий низости и благородства. Иван Коломийцев, бывший помещик, а ныне полицмейстер (Олег Табаков) разорен бесконечными кутежами; он и его большая семья живут в доме брата Якова, постоянно выпрашивая у него деньги. Яков (Е. Киндинов) сохранил остатки дворянского достоинства и даже некоторого идеализма? но идеализм в этой среде выглядит, по меньшей мере, наивностью, — к тому же Яков смертельно болен. Вся семья ждет его кончины (кто-то со страхом, кто-то со злорадством, кто-то — рассчитывая на наследство). Жена Ивана Софья (О. Яковлева) вызывает в памяти византийское предание о матери и погибших дочерях, Софья и ее отдаленный «прототип» связаны темой мученичества. Дочери Коломийцевых также носят имена-символы (Вера, Надежда, Любовь), но это символы с обратным знаком: Любовь в этом доме может быть только уродливой и несчастной (Любу играет молодая актриса М. Салакова — кстати, наша землячка, родом из Дзержинска — и это очень удачный дебют). Надежда (Н. Тимохина) — «чувственное животное без ума и сердца», однако расчетливое и своекорыстное. Вера, недалекая романтическая барышня, почти ребенок (М. Шульц), сбегает из дому с околоточным Якоревым (Д. Бродецкий)? ее собственная вера в благородно-возвышенные чувства рассыпается в прах.

Старший сын Александр (А. Смоляков) циничен и груб, младший Петр (С. Безруков), не вынеся страшного прозрения («Наш отец — негодяй»), начинает пить. В воздухе повисает предчувствие катастрофы, которое пытаются заглушить трескучими патетическими монологами: Иван произносит пошлые речи об отцовском долге, о семье и детях (куда девалось природное и, казалось бы, неотъемлемое обаяние Олега Табакова? Коломийцев в его исполнении насквозь фальшив и отвратителен).

Несколько неожиданный для эстетики горьковского реализма образ создает Е. Германова. Ее героиня, госпожа Соколова, — единственный в пьесе «носитель истины». Пришедшая к полицмейстеру женщина прости за своего невинно осужденного сына, при этом не теряет гордости и достоинства. «Она вызывает уважение», — говорит Софья. Соколова в исполнении Германовой вызывает скорее недоумение: она нелепа и даже слегка карикатурна. Возможно, такое прочтение оправданно и даже необходимо — вряд ли назидательно-пропагандистский образ «дамы без страха и упрека» был бы адекватно воспринят зрителями конца XX века.

Общее впечатление высокого мастерства, таланта и профессионализма — редкий случай в восприятии гастрольного спектакля. Нижегородцы, попавшие в ТЮЗ вечером 21 июня, получили блистательную возможность увидеть НАСТОЯЩЕЕ произведение сценического искусства.
Пресса
В Камергерском переулке столицы раздавали «Чаек», видеосюжет телеканала ТВ-Центр, 30.10.2012
«Последние» станут первыми, Маргарита Львова, Московский комсомолец в Пензе, 16.11.2004
Легкое дыхание, Светлана Тарасова, Досуг&развлечения, 25.06.2004
Четвертая стена, пятая стена, Григорий Заславский, Независимая газета, 24.05.2004
Радость, которой не миновать, Дина Годер, Газета.Ru, 20.05.2004
«Дядя Ваня» против «Чайки», Марина Райкина, МК, 20.05.2004
Деревенский романс, Алена Карась, Российская газета, 20.05.2004
Торгующие во МХАТе, Роман Должанский, Коммерсант, 18.12.2003
Снежное шоу, Елена Ямпольская, Русский курьер, 17.12.2003
И ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ?, М. Кузнецова, Нижегородские новости, 23.06.1998
Но умный человек не может быть не плутом, Ирина Алпатова, Культура, 22.01.1998
Табаков против Лицемерия, Елена Ямпольская, Новые Известия, 6.01.1998
МОЛОДЫМ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО «ПЕПСИ»?, Марина Райкина, Московский комсомолец, 30.12.1997
Психотерапия от Житинкина, Елена Курбанова, Московская Правда, 22.11.1995
ПОЗДНИЙ РЕАБИЛИТАНС РЕАЛИЗМА, Марина Райкина, Московские новости