Шапиро поставил Шехтеля

Глеб Ситковский, Газета, 3.06.2004
Фестиваль «Черешневый лес» настаивает на своей особой любви к Чехову. Только за последний месяц в рамках фестиваля на разных московских сценах прошла тройка премьер по пьесам великого драматурга. Маленькая черешневая чеховиана началась «Чайкой» Андрея Кончаловского и продолжилась «Дядей Ваней» Миндаугаса Карбаускиса. Последним номером программы стал «Вишневый сад» во МХАТе имени все того же Чехова.

Наверное, Адольф Шапиро хотел поставить спектакль про МХАТ — про тот художественный и общедоступный вишневый сад, который мы потеряли. Шехтелевский оливковый занавес с чайкой художником Давидом Боровским обыгран элегантно и изобретательно. В начале спектакля он не раздвинется в стороны, а распахнется вглубь с тем, чтобы затем, окружив героев, распасться на узенькие трепещущие полоски. К оливковой краске, само собой, позже добавится и белая — прозрачный тюль, напоминающий о вишневом цветении. 

С Шехтелем придумали, дальше надо что-то и с актерами делать. Прекрасным дополнением к шехтелевскому занавесу Шапиро посчитал актрису Ренату Литвинову. Дескать, если уж пошла игра в модерн, то все должно быть по-взрослому. Кто у нас лучше, чем Литвинова, заломит острые руки? Кто элегантней отведет в сторону папироску в мундштуке? Дошло до того, что Литвиновой даже платье пошили из «шехтеля» — на юбке каймой подпущена знаменитая закрученная спиралька, напоминающая о морской волне. Анекдот, да и только. Но все, что в силах продемонстрировать в роли Раневской Рената Литвинова, — это туалеты (она, отдадим ей должное, носит их отменно) и всем знакомые интонации. За тем, собственно, и приглашена, и спрос с нее, в конце концов, невелик — не театральная актриса, чай. Продемонстрировала интонацию — отходи в сторону, поворачивайся в профиль и печально замирай.

Куда печальней, что ничего мало-мальски интересного не показывают и ее более опытные партнеры по сцене. Такое впечатление, что режиссер, сосредоточившись на Шехтеле с Литвиновой, про остальных просто позабыл. Мудрого совета Пети Трофимова не размахивать руками не слушается никто. В этом махании преуспевает не только Андрей Смоляков в роли Лопахина, но даже и Гаев (Сергей Дрейден). Все монологи обоими безнадежно погублены, а в диалог с Раневской им вступить не слишком-то просто — и, видно, поэтому они предпочитают говорить сквозь нее, а порой, подойдя к авансцене, и прямиком в зал.

Устроенные «Черешневым лесом» соревнования режиссеров по любви к Антону Павловичу никаких серьезных художественных благ театру не принесли. Веселая фестивальная чехарда премьер — это, конечно, здорово, но, отскандировав «Черешня, Чехов, чехарда», осознаешь, что ни один из этих спектаклей режиссеру по большому счету был не нужен. Все делались на заказ, все ставились по принципу «чтоб в хозяйстве было». Самой агрессивной, пошлой и откровенно-бездарной оказалась крикливая «Чайка». Самым выверенным и психологически-точным стал тихий «Дядя Ваня». Но и от интеллигентного «Дяди Вани» Карбаускиса порой веет легкой скукой: грубо говоря, спектакль хороший, но его могло бы и не быть, и ничего ужасного не приключилось бы. По всей видимости, дело в том, что, как любит выражаться Лев Додин, режиссеры не придумали, какие у них есть вопросы к Чехову.

Такая же беда постигла и Шапиро. Если он и ведет с кем разговор, то только не с Чеховым. Шапиро вступает в диалог с великим «Вишневым садом» Станиславского и Немировича, вышедшим ровно век назад. Игриво окликает Шехтеля, снабдившего дом в Камергерском своими завитками 102 года назад. И только в диалоге с Чеховым рассеянно молчит — вроде и спросить нечего: не о погоде же с Антоном Палычем разговор заводить.