Шапиро поставил ШехтеляГлеб Ситковский, Газета, 3.06.2004 Фестиваль «Черешневый лес» настаивает на своей особой любви к Чехову. Только за последний месяц в рамках фестиваля на разных московских сценах прошла тройка премьер по пьесам великого драматурга. Маленькая черешневая чеховиана началась «Чайкой» Андрея Кончаловского и продолжилась «Дядей Ваней» Миндаугаса Карбаускиса. Последним номером программы стал «Вишневый сад» во МХАТе имени все того же Чехова.Наверное, Адольф Шапиро хотел поставить спектакль про МХАТ про тот художественный и общедоступный вишневый сад, который мы потеряли. Шехтелевский оливковый занавес с чайкой художником Давидом Боровским обыгран элегантно и изобретательно. В начале спектакля он не раздвинется в стороны, а распахнется вглубь с тем, чтобы затем, окружив героев, распасться на узенькие трепещущие полоски. К оливковой краске, само собой, позже добавится и белая прозрачный тюль, напоминающий о вишневом цветении. С Шехтелем придумали, дальше надо что-то и с актерами делать. Прекрасным дополнением к шехтелевскому занавесу Шапиро посчитал актрису Ренату Литвинову. Дескать, если уж пошла игра в модерн, то все должно быть по-взрослому. Кто у нас лучше, чем Литвинова, заломит острые руки? Кто элегантней отведет в сторону папироску в мундштуке? Дошло до того, что Литвиновой даже платье пошили из «шехтеля» на юбке каймой подпущена знаменитая закрученная спиралька, напоминающая о морской волне. Анекдот, да и только. Но все, что в силах продемонстрировать в роли Раневской Рената Литвинова, это туалеты (она, отдадим ей должное, носит их отменно) и всем знакомые интонации. За тем, собственно, и приглашена, и спрос с нее, в конце концов, невелик не театральная актриса, чай. Продемонстрировала интонацию отходи в сторону, поворачивайся в профиль и печально замирай. Куда печальней, что ничего мало-мальски интересного не показывают и ее более опытные партнеры по сцене. Такое впечатление, что режиссер, сосредоточившись на Шехтеле с Литвиновой, про остальных просто позабыл. Мудрого совета Пети Трофимова не размахивать руками не слушается никто. В этом махании преуспевает не только Андрей Смоляков в роли Лопахина, но даже и Гаев (Сергей Дрейден). Все монологи обоими безнадежно погублены, а в диалог с Раневской им вступить не слишком-то просто и, видно, поэтому они предпочитают говорить сквозь нее, а порой, подойдя к авансцене, и прямиком в зал. Устроенные «Черешневым лесом» соревнования режиссеров по любви к Антону Павловичу никаких серьезных художественных благ театру не принесли. Веселая фестивальная чехарда премьер это, конечно, здорово, но, отскандировав «Черешня, Чехов, чехарда», осознаешь, что ни один из этих спектаклей режиссеру по большому счету был не нужен. Все делались на заказ, все ставились по принципу «чтоб в хозяйстве было». Самой агрессивной, пошлой и откровенно-бездарной оказалась крикливая «Чайка». Самым выверенным и психологически-точным стал тихий «Дядя Ваня». Но и от интеллигентного «Дяди Вани» Карбаускиса порой веет легкой скукой: грубо говоря, спектакль хороший, но его могло бы и не быть, и ничего ужасного не приключилось бы. По всей видимости, дело в том, что, как любит выражаться Лев Додин, режиссеры не придумали, какие у них есть вопросы к Чехову. Такая же беда постигла и Шапиро. Если он и ведет с кем разговор, то только не с Чеховым. Шапиро вступает в диалог с великим «Вишневым садом» Станиславского и Немировича, вышедшим ровно век назад. Игриво окликает Шехтеля, снабдившего дом в Камергерском своими завитками 102 года назад. И только в диалоге с Чеховым рассеянно молчит вроде и спросить нечего: не о погоде же с Антоном Палычем разговор заводить. |