Мечтатель из Петербурга

Александра Машукова, Камергерский, 3 (№ 2, 2020), 22.02.2022
Главную роль в спектакле Натальи Назаровой «Ювенильное море» – инженера и изобретателя Николая Вермо – играет Евгений Перевалов. Ученик петербургского режиссера Григория Козлова, он стал известен еще в институте, когда вышел в роли князя Мышкина в дипломном спектакле «Идиот. Возвращение». В нем есть что-то от трагического клоуна – может, потому, что Перевалов в свое время работал с Вячеславом Полуниным.

– Артистом я хотел быть с детства – в своем родном городе Сухой Лог под Екатеринбургом играл и в школьных спектаклях, и в КВН. Меня хвалили, говорили: тебе надо развиваться в эту сторону. Поэтому после школы я поехал поступать в Екатеринбург, в Свердловский колледж искусств. Поступил на курс Елены Алексеевны Казаковой и одновременно страшно увлекся клоунадой. Раздобыл видеокассету с «Лицедеями», выучил наизусть все номера. В колледже искусств было не только драматическое отделение, но и цирковое, и я с цирковыми артистами начал разъезжать по области. Они мне показали несколько клоунских реприз, с этими номерами я и выступал.
А дальше как-то летом мы с двумя друзьями поехали в Питер. План был четкий: найти Вячеслава Полунина и поступить к «Лицедеям». Интернет в ту пору был еще не сильно развит, и о том, что Полунин вообще-то уже лет десять как живет во Франции, мы узнали только в Питере. Но вернуться обратно в Екатеринбург не могли: дело в том, что перед нашим отъездом нас как раз выгнали из общежития колледжа.

– За что выгнали?

– А за что обычно выгоняют восемнадцатилетних ребят? За хорошее поведение, конечно. (Смеется.) Выгнали и обратно не пустили. Так что по Питеру я ходил в тапочках, в которых находился в момент изгнания из общаги. Мы решили, что раз уж приехали, будем поступать в Театральную академию. Мне приятель говорит: «Да что ты все в этих тапочках? Возьми мои кеды!» На экзамены я явился в его кедах, на пять размеров больше. И поступил – единственный из нас троих. 

– Ваш мастер в Петербургской театральной академии Григорий Михайлович Козлов – один из самых известных режиссеров Петербурга, руководитель театра «Мастерская», который был создан в 2010 году как раз на основе вашего курса. Вы знали, кому сдаете экзамены?

– Нет. Но Григорий Михайлович произвел на меня большое впечатление. Мы шумели в фойе института – знаете, как ведут себя абитуриенты: кто-то поет, а кто-то стихи вслух читает. Он вышел из аудитории, такой колоритный: длинные черные волосы, черные усы, черные глаза навыкате, белая рубаха навыпуск, – да как рявкнет! Все сразу замолчали. Я подумал: какой сильный человек!
«Идиотом» Достоевского мы стали заниматься уже на первом курсе. Все ребята пробовали все роли – девочки, например, играли и мужских персонажей. Я тоже многих героев примерил на себя, и мне ужасно понравилось играть Фердыщенко. Но потом мне сказали: нет, давай ты уже сосредоточься на Льве Николаевиче Мышкине, у тебя может интересно получиться.

– У Мышкина, Мечтателя из «Белых ночей», которого вы играете в МХТ, да и у других ваших героев, есть удивительное свойство: они и здесь, и будто немного отсутствуют. Согласны?

– Да, мне иногда говорят люди, что я так смотрю на человека, словно где-то витаю. Такой улетевший человек, лунатик. Но я здесь. Если и улетел, то не далеко. (Смеется.)

– Вам все-таки удалось познакомиться и поработать с Вячеславом Полуниным. Как это произошло?

– Слава приехал в Петербург набирать актеров для «Снежного шоу» на роли Зеленых, есть там такие персонажи. Я пришел на кастинг, и меня взяли. Со «Снежным шоу» уезжал на гастроли во время студенческих каникул, чуть с ума не сошел. Нельзя же было никому говорить об этом, и, мне кажется, меня бы выгнали из института, если бы узнали. Где мы только не гастролировали: в Австралии, Новой Зеландии, Мексике, Бразилии! Приходилось летать далеко и надолго. Меня из-за этого даже девушка бросила.
Когда ты рядом со Славой, то постоянно пребываешь в тренинге. Но этот тренинг больше нацелен не на результат, а на процесс, на получение радости от жизни. Такое круглосуточное дуракаваляние, в самом высоком смысле этого слова. На Желтой мельнице, в своей творческой мастерской под Парижем, Слава собирает фриков со всего мира и устраивает фестивали. В эти дни по речке плывут кровати, в небе парят огромные полумесяцы, а стволы деревьев расцвечиваются всеми цветами и превращаются в инсталляции. Вообще, если к клоунаде прикоснулся однажды, это с тобой уже навсегда. Это трудно изжить.

– Потом вы вернулись к своему учителю Григорию Козлову, в его театр «Мастерская». А как он отреагировал, когда Константин Богомолов позвал вас в МХТ на роль д’Артаньяна в спектакле «Мушкетеры. Сага. Часть первая»?

– Я пошел к мастеру и сказал: «Григорий Михайлович, не отпускайте меня. Я в Москву уеду и не вернусь, я там завязну». Я же действительно был каким-то блудным сыном. С Константином Юрьевичем Богомоловым мы давно планировали поработать вместе. Он меня и в Питере в свои постановки звал, и в Театр наций приглашал в спектакль «Гаргантюа и Пантагрюэль», но я все был занят. Григорий Михайлович отпустил меня легко: «Один спектакль сделаешь и возвращайся». Но думаю, это была видимая легкость, ведь мы же его дети. Просто он к нам снисходителен.

– С Богомоловым сложно работать?

– С ним очень смешно. Я обожаю его юмор – когда он шутит, ты хохочешь как сумасшедший. У него высокая планка, и ты иногда долго мучаешься во время репетиций, но, если потом действительно что-то получается, от этого испытываешь огромное удовольствие. Вот, например, «Три сестры» здесь, в МХТ, где я играю Соленого: внешне вроде бы бесстрастный спектакль, но внутри там идет очень интенсивный процесс.

– Мир «Ювенильного моря» Натальи Назаровой тоже очень интенсивен, в том числе и внешне, это какая-то яркая, бурлящая среда. А вы понимаете желание своего героя Николая Вермо перестроить Вселенную?

– У моего героя была личная трагедия, он потерял супругу через неделю после свадьбы. И решил, что не принимает мироустройства, что все на земле Богом задумано неверно, и нужно все переделать. Вермо говорит себе: я больше не буду чувствовать, не буду влюбляться. Отныне мною правит только мысль. Аналогичная с Иваном Карамазовым история. Но, так как человек он очень чувствующий, у него ничего не получается. И вот на этом контрасте: я не подпускаю к себе эмоцию, но она у меня внутри кипит, – и строится моя роль. Мне нравится такой взгляд на Вермо, есть чем жить на сцене.
Репетировали этот спектакль мы радостно и довольно лихо вошли в мир Андрея Платонова, который выглядит для нас таким чудным. Возможно, потому, что делали много этюдов на ощущение эпохи, на понимание того времени.
Я вообще люблю работать этюдно. Когда в театре «Приют комедианта» мы делали спектакль «Братья» по «Братьям Карамазовым», то в течение года каждую неделю приносили режиссеру Евгении Сафоновой этюды на тему «Все позволено». Так мы разнесли репетиционную базу «Приюта комедианта» вчистую, даже сломали металлический стол! В том спектакле я играл и Алешу Карамазова, и Черта. Сначала речь шла только об Алеше, но я засомневался: «Ну какой я Алеша? Я уже не Алеша!» «А кто ты?» – спросила режиссер. «Минимум Смердяков. А на самом деле – Черт». – «Не знаю, не знаю…» И я, чтобы убедить режиссера, принес ей восемьдесят этюдов на тему Черта. Убедил. Правда, от своей идеи она тоже не отказалась, поэтому я сыграл обе эти роли.

– Когда-то давно, еще в Питере, вас спросили, с каким словом у вас ассоциируется понятие «театр». Вы ответили – «компания». А сейчас бы как ответили?

– Компания. 

– В МХТ она есть?

– Конечно. Поэтому мы с таким удовольствием и репетировали «Ювенильное море».