Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Ляйсан Мишарина
Артемий Харлашко
Евгений Зубов
Вячеслав Авдеев
Наталья Перегудова
Альфия Васенина
Алексей Чирков
Константин Шихалев
Екатерина Капустина

Творческая часть

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева
Алёна Соколова

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Отдел маркетинга и стратегического развития

Лилия Сидорова
Мария Баженова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Пиф-паф

Марина Зайонц, Итоги, № 51, 14.12.2009
Режиссер решил, что действие чеховской пьесы будет развиваться здесь от конца к началу. И самое интересное, самое сильное в этой постановке — как раз режиссерский замысел. Идея начать спектакль с несостоявшейся свадьбы и финального выстрела Иванова не для оригинальности придумана. Бутусов взялся рассказать историю о человеке, для которого смерть слишком легкий выход из положения. 

У Чехова, как известно, есть два варианта пьесы «Иванов». В одном герой в финале внезапно умирает от сердечного приступа, в другом, ставшем каноническим, он стреляется. У Бутусова он стреляется многократно. Пиф-паф, и лежит наш Иванов, пока не подойдет к нему доктор Львов или кто-то иной с очередным невыносимым вопросом. Застрелившийся герой встает, покорно отвечает и продолжает жить дальше. До самого, можно сказать, начала, абсолютно безысходного. И все это под бодрый, подпрыгивающий мотивчик расстроенного пианино, как будто какой-то неумелый тапер равнодушно озвучивает чужую жизнь. Запущенная усадьба Иванова усыпана бревнами, сучьями и ветками, о которые вечно спотыкаются, через которые шагают, нелепо задирая ноги, чеховские персонажи (сценограф Александр Боровский). Молодой энтузиаст взялся когда-то расчистить этот сад, наладить в нем жизнь — и надорвался, перегорел. Доктор Чехов нашел для него выход в смерти. Реалист Бутусов приговорил его к жизни. Иванов у него обречен тянуть лямку, ну или таскать бревна, те самые, что надорвали ему спину. И это бессмысленное, унылое существование гораздо страшнее, трагичнее смерти, полагает режиссер.

Трагедию, однако, Бутусов практически всегда прячет, разбавляет фарсом, создавая тем самым изрядные трудности для артистов. В «Иванове» уже сейчас замечательно играет Сарру Наталья Рогожкина, фирменным бутусовским трагифарсом она овладела уверенно и как-то неожиданно мощно. Едва ли не лучшую свою роль сыграл здесь Игорь Золотовицкий (Лебедев). Как всегда, хорош Сергей Сосновский (Шабельский). Да, пока не устоялись ритмы, в каких-то сценах кажется, что режиссеру не хватило решимости увести актеров и их героев от привычного бытового психологизма к экзистенциальной, гротесковой по форме трагедии, но в сущности самая серьезная и драматическая проблема этого спектакля — Иванов. Его играет отличный актер Андрей Смоляков. Что случилось, не знаю, но только Иванов его мается на сцене как-то уж чересчур буквально. Как будто не знает, куда встать, куда деть руки и как выразить то, что чувствует, если он что-то чувствует, конечно. Сталкиваясь с этой чеховской пьесой, всякий раз встаешь перед вопросом: как относиться к главному герою, в тоске своей походя оскорбляющему, убивающему в конце концов близких людей. Понимают его режиссер с актером, сострадают ему или приговор выносят? Судя по всему, Бутусов не просто понимает, он трагедию тут видит, хоть и бежит от сентиментальности, как всегда, во весь дух. Но Иванова — Смолякова не жаль ничуть. Он сам себя страшно жалеет, да, а ты сидишь и ничего при этом не чувствуешь. Получается, что думать потом о спектакле гораздо интереснее, чем его смотреть. Такая вот беда.