Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Больше жизни

Александр Соколянский, Время новостей, 20.05.2004
Я вовсе не собираюсь утверждать, что спектакль, поставленный Миндаугасом Карбаускисом на Основной сцене МХАТа, войдет в историю, что он гениален и т.п. Как раз спектакли, отмеченные печатью режиссерской или актерской гениальности, сейчас чаще всего оказываются «театром не для всех» (очевиднейший пример — постановки Някрошюса). Важно сказать, что постановка, декорация, игра актеров в «Дяде Ване» содержательны и красивы. Боже мой, как много в этом спектакле придумано по делу и сделано со вкусом — с радостным и благодарным отношением к жизни. Какой замечательный ум чувствуется во всем: спокойный, не изнуряющий себя неврастенией, деловитый — да, но не чересчур, т.е. не позволяющий деловитости заслонить собою все прочее. И еще: какая замечательная и естественная любовь к крупным задачам здесь выявляется. Вот слово, которое следовало употребить первым: «Дядя Ваня» — крупная работа. Своей значительности этот спектакль не стесняется нимало: так все и задумывалось. И я уверенно предрекаю ему крупный, значительный успех.

Почему «Дядя Ваня» считается постановкой не Художественного театра, а Театра-студии п/р О. Табакова, для меня является загадкой. Играют там в основном мхатовцы, как бы ни лукавила на сей счет программка, предлагающая считать Олега Табакова (профессор Серебряков) и Марину Зудину (Елена Андреевна) «студийцами»; идти этот спектакль будет на большой мхатовской сцене, для нее он делался, и там ему самое место. Может быть, так придумано просто потому, что чеховский спектакль во МХАТе на следующей неделе выпустит Адольф Шапиро: это будет «Вишневый сад» с Ренатой Литвиновой в роли Раневской, и надо же было как-то развести премьеры. Может быть, потому, что Олег Павлович, который крепко вцепился в Карбаускиса (и правильно сделал: в новом поколении этот режиссер наиболее серьезен и вполне свободен от модных грехов корыстолюбия, самодовольства и кокетства), прочит его в главрежи чаплыгинской студии. Может быть, здесь присутствуют какие-то хитроумные отношения со спонсорами — но стоит ли думать об этом, когда есть о чем поговорить по существу.

Повторяю: перед нами большая, крупная вещь, и художественная ценность ее совмещается с гарантированным зрительским успехом. Табаков за три года выполнил оба пункта своей программы: он сделал так, чтобы в зале театра больше не было пустых мест (на «Дяде Ване» было забито все, включая галерку), и он сумел сделать так, чтобы на сцене существовало, извините за выражение, серьезное искусство. Есть с чем поздравить худрука.

Когда раздвигается занавес, публика дружно делает: «Ах!» Еще бы: когда декорации сочиняет Олег Шейнцис (здесь — в сотрудничестве с Алексеем Кондратьевым), а световую партитуру разрабатывает Дамир Исмагилов, шелест первого восторга публике обеспечен. Шейнциса было бы неверно назвать «восхитительным» театральным художником; он - художник восхищающий: сразу же переносящий в некое новое измерение жизни.

На сцене — снизу доверху — фасад деревянного усадебного дома; точнее сказать, застекленная веранда (в четвертом действии окна завесятся массивными, метра в три высотой, ставнями, и это будет как стук топоров в «Вишневом саде»). Не у задника, нет, а примерно на уровне первой кулисы. Дом вытесняет людей на авансцену; конечно, какая-то жизнь будет идти и там, за стеклами, но все главное случится здесь: перед домом, на воздухе.

Воздуха, впрочем, нет: вместо него — тягостный зной. Физически ощущаемая духота. Двое сомлевших мужчин. Один, в гамаке, окажется Иваном Войницким, или, как все его называют, дядей Ваней (Борис Плотников); второй, растянувшийся прямо на земле, точнее на деревянном настиле, — доктором Михаилом Астровым (Дмитрий Назаров). С его пробуждения и первого разговора со старой няней Войницких, принесшей Астрову стакан чаю (Наталья Журавлева) — «Кушай, батюшка. — Что-то не хочется. — Может, водочки выпьешь? — Нет. Я не каждый день водку пью…», — появляется уверенность: первый укол восхищения не обманул.

Главное, может быть, свойство пьес Чехова: они дают жизнеподобному, психологически и всячески достоверному театру особое право (тем самым накладывая обязанность): быть больше жизни. Напоминать естественной, общедоступной жизни то, о чем она старательно забывает; делать с ней то, о чем она даже не подозревает. Да, конечно: деревянная конструкция, сочиненная Шейнцисом, Кондратьевым и Исмагиловым, — это веранда усадебного дома, стоящего где-то в России и в недалеком будущем обреченного на поджог. Пьеса написана и напечатана в 1897-м, Художественный театр поставил ее в 1899-м — через двадцать лет от дома Войницких останутся головешки, и, право, проф. Серебряков не зря предлагал в 3-м действии заложить имение и купить дачу в Финляндии. Но также это мавзолей, склеп, в котором беспокоятся судьбы нескольких поколений (уже почти привидений). Начиная с постепенно выживающей из ума, но старающейся сохранять осанку вдовы тайного советника Войницкого (Ольга Барнет играет Марию Васильевну безжалостно и изящно), заканчивая бедной Соней, которой ни в труде, ни в любви никогда не будет счастья (Ирина Пегова). Талант Пеговой, прелестной, бойкой и трогательной толстушки из «Мастерской Петра Фоменко», давно привлек внимание критиков; в «Безумной из Шайо» она была чудо как хороша. В спектакле Карбаускиса актриса приработала к своим превосходным данным какую-то более глубокую, потенциально трагическую серьезность — и как она выросла!

Пегова вступила в пору зрелости и будет, смею заверить, одной из лучших актрис десятилетия — может быть, не только этого.

Вот то главное, что есть в «Дяде Ване» 2004 года: умение нефальшиво работать с правдой жизни и нести поверх нее свою особую, художественную правду, которая радует людей самим своим существованием, — о чем бы ни вели речь писатель, художник, актер, режиссер и так далее. Очень стоило бы поговорить подробно о том, как играет здесь Борис Плотников (и насколько он верит, что из дяди Вани мог бы, при благоприятных обстоятельствах, получиться Достоевский или Шопенгауэр); как Олег Табаков ведет роль Серебрякова — с излишней, на мой вкус, осторожностью; как обольстительницу Елену играет Зудина (точно и умно, с единственным замечанием: актриса ни на одну секунду не забывает о том, что она красива, и это ее очень сковывает), но - нет времени, нет места. Единственное, о чем не сказать нельзя: лучшая роль спектакля. Возможно, лучшая роль сезона. Доктор Астров — Дмитрий Назаров.

Всем знакомый добродушный богатырь, главный Дед Мороз, регулярно приезжающий на Главную елку в Кремль, ведущий кулинарных телепередач (Назарова, в отличие от очень и очень многих, телевизор опустошить не сумел), — я не могу вспомнить актера, у которого внешность былинного размаха соединялась бы с такой тонкостью душевных движений. Любовь, с которой он зовет Елену-Зудину поехать с ним в лесничество, неподдельна и абсолютна. Его печаль по поводу астровских чудачеств («Да и сама по себе жизнь скучна, глупа, грязна… Затягивает эта жизнь. Кругом тебя одни чудаки…») правдива так, что хоть Окуджаву пой под гитару. А правда: почему бы и нет. История доктора Астрова в исполнении Назарова — история человека, который был всячески достоин счастья и не получил его по глупой (возможно, исторической, но все равно глупой) ошибке.

Давайте восклицать, друг другом восхищаться, высокопарных слов не стоит опасаться. Я все равно опасаюсь: профессия такая. Я не могу назвать «Дядю Ваню» великим спектаклем, хотя — видит Бог! — очень этого хочу. Но я могу сказать, что этот спектакль чудесен. И что он необходим в сегодняшней жизни: посмотрите его.