Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Узнай самого себя

Марина Давыдова, Время новостей, 4.04.2000
Адольф Шапиро, уже второй раз обратившийся к драматургии Горького на сцене «Табакерки» (его «Последние» — один из лучших спектаклей театра), как Шерлок Холмс, предпочитает в своих режиссерских поисках дедуктивный метод. То есть разгадывает пьесу, исходя из деталей и мелочей. Он не придумывает концепцию, чтобы потом уложить в ее прокрустово ложе авторский текст, а внимательно вчитывается в каждую фразу. Не раболепствует перед традицией, но и не борется с ней. Не соскребает с героев хрестоматийный глянец, а лишь смахивает романтический флер.

Начать с распределения ролей. Было вполне естественным выбрать на роль Луки самого пожилого артиста «Табакерки». И неудивительно, что им оказался сам Табаков. Но можно ли, вместе с тем, представить себе более странный выбор. Жизнерадостный облик всеобщего любимца выдает в нем человека от мира сего, крепко стоящего на ногах и не склонного к прожектерству. Табаков и не пытается играть поперек своей природы. Главное в его герое не просветленность, а добродушное лукавство. Хитрющий такой старик получается. Дед Щукарь, утешающий постояльцев ночлежки, но и подтрунивающий над ними. Никакой стройной жизненной философии у этого Луки, похоже, нет. Историю о праведной земле он придумывает по ходу дела, чтобы хоть как-то утихомирить буйных обитателей «дна».

Или, например, Сатин, которого играет приглашенный со стороны главный кинематографический злодей Александр Филиппенко. Не то чтобы он оказался отрицательным персонажем, но «речь о достоинстве человека» прозвучала совсем уж без пафоса. В исполнении Филиппенко это не опустившийся Пико делла Мирандола, а скорее постаревший Мэкки-нож. Во-первых — шулер, и только во-вторых — резонер. Сразу видать, что срок мотал. В то, что работал на телеграфе, верится несколько меньше.

Образы прочих героев тоже не переосмыслены, но чуть-чуть уточнены. Клещ (Александр Мохов) — угрюмый мизантроп. Жалеть органически не способен. За умирающую жену (Марина Салакова) ему неловко — кашляет, мешает окружающим. Предложенные Квашней (Галина Чурилова) пельмени он поедает — точнее, пожирает — воровато оглядываясь по сторонам. Привык, что жизнь лупит, и сам готов дать отпор каждому, кто сунется. Проститутка Настя (Евдокия Германова) тоже снижена. Такая анти-Соня Мармеладова — только взглянешь, сразу угадаешь профессию. Очень любит все пошлое — яркую одежду, мелодраматические романы. Пронзительная тоска по любви, которую когда-то подчеркивала в этой роли Книппер-Чехова, здесь подменена страстью к дешевым эффектам. Сапожник Алешка (Сергей Безруков) и вовсе радостный олигофрен с трясущейся головой. Почему-то ходит в летном шлеме, всегда с гармошкой и всегда поет. Его появление выглядит как вставная интермедия. Вот так наши русские люди в загул уходят — исступленно и на всю жизнь. Вообще спектакль получается очень актерский (во всяком случае, на номинацию «лучшая мужская роль» здесь претендентов пруд пруди) и очень желчный.

Единственный герой, чей облик несколько приподнят, — Актер в великолепном исполнении Андрея Смолякова. Если кто и противостоит житейской мерзости, так не Лука, а этот забросивший сцену лицедей с трагически-просветленным лицом. Он-то уж точно не от мира сего. Ему и странствующий утешитель не особенно нужен, он и без него уверовал бы в какую-нибудь праведную землю. Потому и вешается. От неизбывной тоски по идеалу.

Когда в начале века Горький писал свою пьесу, романтизация «дна» была еще в моде. Натуралистический антураж лишь оттенял возвышенность речей, а гуманистический пафос то и дело переходил в ницшеанский. Шапиро вытаскивает своих героев со дна, но и спускает с котурнов. «Дно» в его спектакле — это обыденность. Герои пьесы не бомжи (тех-то еще можно как-то романтизировать), а простые обыватели. Совершенно такие же, как мы. Спектакль начинается зеркальной мизансценой. Выстроенная Александром Боровским декорация — фрагмент трибуны на стадионе — недвусмысленно рифмуется с амфитеатром самой «Табакерки». Занавес уходит в сторону, и мы видим персонажей, сидящих на деревянных скамьях и пристально всматривающихся в зрителей. Ход нехитрый, но эффектный. Называется — узнай себя. И когда Сатин-Филиппенко кричит финальную фразу «Испортил песню, дурак», простирая руку вверх и обращаясь не к герою пьесы, а известно к кому, это крик от всех от нас. Тщетно. Весь спектакль то под сурдинку, то громко играет «Болеро» Равеля, музыкально иллюстрируя невозможность выйти из порочного круга. Тем, в ком не осталось ни капли романтизма, никогда не достучаться до небес.