Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Е. Миронов в поисках потрясений

Юлия Шигарева, Аргументы и факты, 6.04.2005
КНЯЗЬ Мышкин в «Идиоте» у В. Бортко, Иван Карамазов у В. Фокина, Гамлет у П. Штайна, Борис Годунов у Д. Донеллана. Плюс «Мусульманин», «Анкор, еще анкор!», «Мама», «Любовь», «В августе 44-го», «Побег»? На подходе еще две премьеры: «На Верхней Масловке» К. Худякова, где Женя сыграл вместе с Алисой Фрейндлих, и фильм А. Учителя «Космос как предчувствие». А к многочисленным наградам Миронова — премиям «Триумф», «Кумир», ТЭФИ, «Хрустальная Турандот», «Золотой орел» и пр. — добавилась еще одна: «Национальная гордость России» за личный вклад в развитие культуры.

 — Я ХОЧУ поблагодарить читателей «АиФ» за столь высокую оценку. Для меня большая честь находиться в одной компании с Леонидом Рошалем, Жоресом Алферовым, Майей Плисецкой и другими лауреатами премии «Национальная гордость России». Еще я хочу поблагодарить ваше издание за то, что на сегодняшний день, когда вранье продается дороже, чем правда, вы сохранили порядочность и высокий профессионализм. И не «заболели» той желтизной, которая поразила другие газеты. А это дорогого стоит. 

«Раньше я свысока смотрел на артистов, снимающихся в боевиках. Теперь понимаю, как был неправ»

 — В ПОСЛЕДНЕЕ время на экраны вышло много российских фильмов, сделанных по голливудским стандартам. Означает ли это, что в нашем кино началась новая эра?

 — Да! К нам пришла эра мирового кино. Со всеми плюсами и минусами. Первыми растерялись критики. Они стали как бы не нужны. Нет, они могут, конечно, пересказать эти простые сюжеты. Но зрители сами в состоянии разобраться, хорошая картина или нет. Лично я был горд, когда увидел на сеансе «Побега» в будний день полный зал. К сожалению, для нас это пока еще редкость.
Вторыми растерялись многие мои коллеги: «Как же так? Мы снимаем наше русское кино, а оно никому не интересно». Значит, снимайте так, чтобы было интересно! «Интересно» совсем не означает, что надо «подкладываться» под Америку. Все обвинения в американизации идут, мне кажется, от беспомощности. Мало того, коммерчески успешные наши фильмы помогут всему российскому кинематографу в конце концов встать на ноги, дадут возможность запускать в прокат не только боевики, но и более глубокое кино.
Просто есть жанры, на которые во всем мире охотно ходят зрители, — триллер, комедия, боевик. У них есть свои законы, которые надо выдерживать. Нашим же режиссерам до сих пор не дают покоя лавры Тарковского. Им обязательно нужно в простую историю что-то такое вплести, где ручей течет по желтым осенним листьям? Из этого, как правило, ничего хорошего не выходит. 

 — Вы сыграли главную роль в фильме Егора Кончаловского «Побег». У Егора репутация человека, снимающего добротное коммерческое кино. Вы - мастер психологической игры. Не боялись, что он заставит вас играть какое-нибудь «добро с кулаками», тупо крушащее челюсти негодяям?

 — Я не тот артист, которому режиссер что-то ДАСТ или не ДАСТ играть. Я достаточно взрослый мальчик и сам знаю, что мне делать. Что касается работы с Егором, то мне захотелось попробовать себя в новом жанре. И если раньше я свысока смотрел на артистов, снимающихся в боевиках («Боже, как это просто!»), то теперь понимаю, насколько был неправ. Эти роли даются очень тяжело — тяжело физически! Я по новой учился играть. Серьезно! Вплоть до того, что там другие мускулы лица работают. И Егор помог мне в этом разобраться.
С другой стороны, мне было интересно проследить за судьбой человека, который был успешен, знаменит и вдруг в секунду становится никем, теряет все. Ведь я, как и мой персонаж, достаточно известный человек, с каким-то багажом за спиной. Но при этом прекрасно понимаю: все, что я имею, может разрушиться в секунду. Смогу ли я это пережить? Таким образом, то, что вы говорили обо мне как о психологическом артисте, тоже пригодилось.

 — Ваши герои под единый ранжир не подходят. От «Идиота» — к беглому врачу, от «смершевца» — к Солженицыну. Как можно так перевоплощаться? Это все живет внутри вас? Или вы обладаете необходимым набором «профессиональных инструментов»?

 — Трудно сказать. Когда Эймунтас Някрошюс предложил мне сыграть Лопахина в «Вишневом саде», это была чистой воды авантюра. Я даже по голосу не подхожу для этого персонажа. У меня тенор, а у Лопахина баритон. Но мне интересно ломать себя. Потому что иначе чувствую? комфорт какой-то, что ли, которого начинаю бояться. Конечно, я нормальный человек, и мне хочется какого-то уюта и покоя. Но когда это состояние наступает, то больше трех дней не выдерживаю.

 — И все же: можно ли в актерстве выехать на чистом ремесленничестве? Как в том же балете, где после долгих лет тренировок, когда балерина часами скачет-скачет-скачет у станка, а после танцует балет любой сложности?
 — Конечно, есть определенная система. У меня, к примеру, была школа Табакова — очень жесткая. Олег Павлович дал нам платформу, отталкиваясь от которой можно идти в этот мир. А дальше? Все свои знания об этой профессии нужно запереть в ящик и ключ выбросить навсегда. Потому что если ты будешь тупо следовать заученным правилам, то, кроме сухой схемы, ничего живого не сыграешь.

 — Сейчас в Москве будет играть спектакли Ален Делон — звезда мировой величины. Вам есть чему у него поучиться?

 — Нет. Я не отношусь к почитателям таланта Алена Делона. Он, безусловно, замечательный артист, но каких-то откровений я не жду. Если бы сюда приехали Брандо, Лоренс Оливье или Роберт Де Ниро, я бы, конечно, пошел. Потому что в них существует некая тайна, которую мне интересно разгадывать как простому зрителю. Мне хочется потрясений, что сегодня в театре случается довольно редко.


«Наша история — это какое-то колесо, которое крутится и крутится на одном месте, повторяя ошибки»

 — ВЫ ИГРАЕТЕ Нержина в фильме Глеба Панфилова по роману «В круге первом» Солженицына. Прототип Нержина — сам автор. Чем вам интересен Солженицын?

 — А что, Солженицын может быть кому-то неинтересен? Он может нравиться, не нравиться, но равнодушным не оставляет никого.

 — Не согласна. Для людей старшего поколения Солженицын действительно властитель дум, но молодежь относится к нему достаточно равнодушно.

 — Они и к Чехову так же относятся, и к Толстому. И хорошо, если найдется один, которому эти имена небезразличны. Но, может, этот один, неравнодушный, и сделает что-то такое, что нас всех удивит. В хорошем смысле, разумеется.
Мне посчастливилось лично познакомиться с Александром Исаевичем. Я ехал к нему задавать вопросы по поводу роли, а в итоге спрашивал о жизни вообще. Мне была интересна его позиция по всем вопросам. И очень огорчила одна его реплика: «Я всегда был оптимистом по отношению к России, а сейчас становлюсь пессимистом». Хотя за те три часа, что я с ним провел, я понял, что более жизнерадостного человека не видел. И вообще эта встреча — одно из самых сильных впечатлений в моей жизни.

 — У вас остается время и желание следить за тем, что происходит в стране, или вас интересует только творчество?

 — Не участвуй я в жизни — не мог бы играть свои роли. Я сейчас репетирую в МХТ им. Чехова Иудушку Головлева у Кирилла Серебренникова. Вы не представляете, сколько ассоциаций с сегодняшним днем вызывает эта история! О стране, о людях, о русском менталитете. О том, что, как ни прискорбно, наша история — это какое-то колесо, которое крутится и крутится на одном месте, повторяя ошибки. И непонятно, есть ли из этого выход, и если есть, то какой.

 — А вам самому наше время каким кажется — тяжелым? Сумасшедшим? Или нам повезло все-таки больше, чем нашим родителям?

 — С одной стороны, нам повезло. С другой — я давно не вижу улыбок на лицах. И это не только от того, что жизнь тяжелая. Возникла какая-то озлобленность от той неразберихи, в которой мы все оказались. От невозможности понять, кому сегодня верить. Люди растерялись. Они закрываются в свои коробочки, чтобы их никто не обидел. Хотя не улыбаться, может, лучше и честнее, чем когда тебе улыбаются фальшиво, как это часто происходит за границей. От этих улыбок осадок еще неприятнее.

 — Многие актеры сейчас активно идут в политику. А вы пока ни в какую партию не вступили. Почему?

 — С детства слышал выражение, что художнику всегда надо быть подальше от власти. Иначе приходится очень часто прогибаться, а этого делать не хотелось бы. Я лучше вместо этого хорошо сыграю роль. Думаю, что умные дяди наверху понимают: есть какие-то деятели культуры, которых они могут использовать, а есть те, которых лучше не трогать.

 — Голливудские актеры вашего уровня ездят на «Роллс-ройсах» и имеют гонорары в миллионы долларов. А вы - богатый человек?

 — Я состоятельный. Но не могу позволить себе «Роллс-ройс» или личный самолет. На Западе все живут очень хорошо, в какой бы дыре (чуть не сказал ж?) они ни находились. У нас пока с уровнем жизни, увы, катастрофа. Поэтому мне не приходит в голову афишировать свой достаток. Пусть все идет своим чередом. Когда у нас все будут хорошо получать, тогда, наверное, и заведу свой самолет. И куплю носилки, потому что самостоятельно передвигаться в этом возрасте вряд ли смогу.