Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Теорема Табакова

Виктория Никифорова, Русский телеграф, 27.12.1997
Новый спектакль в главном драмтеатре Москвы, кузнице актерских (а в последнее время и режиссерских) кадров, демонстрирует, как можно совместить идейность пьесы с простодушным традиционализмом режиссуры. Жертвы неизбежны — замыслы Островского трещат по швам, — зато качество актерских этюдов и какое-то инстинктивное, на уровне интонации, но не мизансцены, чутье современности обеспечены.

Ставя «Мудреца», Табаков превратил «обличительную» пьесу в добродушный анекдот. Не очень смешной, не очень внятный. Так? Случай из жизни. Любой персонаж по-человечески понятен и вызывает если не симпатию, то сочувствие. Поэзия частной жизни сменяет сухую правду идейных разборок.

Поэтому беспроигрышный диалог о реформе — «вот, возьму и поставлю стол вверх ногами?» — безнадежно провален. Поэтому Крутицкий в исполнении специально приглашенного из МХАТа Евгения Киндинова вышел бледно, как засвеченный снимок. (Кстати, зачем сцена оборудована под старинную фотомастерскую? Только ли затем, чтобы обеспечить пару завалящих метафор жадным зоилам?)

Зато с неожиданной четкостью оказался прописан роман четы Мамаевых с Глумовым: как они его делят, как друг друга ревнуют и интригую по-домашнему. Зато нешуточная страсть Турусиной к племяннице — «милое дитя!» — была сыграна убедительно и смешно, в слезах и поцелуях. В итоге получилась «Теорема» а-ля рюс: смазливый молодой человек попадает в приличное общество и всех сводит с ума. Русская душевность — коммерческий вариант духовности — сглаживает возможные конфликты и позволяет всем любить друг друга долго и безмятежно. Атмосфера на сцене царит нежнейшая. Грех да беда на кого не живет. Худой мир лучше доброй ссоры. Когда Глумов в финале кричит на собравшихся, видно, как он их любит. Как ему хочется, чтобы они стали лучше. Они слушает его, смущенно улыбаясь, надеясь, что сейчас он отшумит, уйдет опомнится и вернется прежним — милым и любящим. 

Тем более что Сергею Безрукову нравится играть милого и любящего. Он мужественно сражается со своей привычкой строить глазки публике, но это ему не очень удается. Любовь к своим начальникам выходит у него очень искренне, а переливы злого лицедейства — самая суть роли — его совершенно не занимают. Наверное, у Евгения Миронова Глумов получится и умнее, и неприятнее, но старательное безруковское обаяние идеальное вписывается в общий настрой спектакля.

Этот «Мудрец» освещен любовью к начальнику русской драмы. Табаков подходит к его тексту на цыпочках, не пытаясь ни осовременивать его, ни дописывать. Он покончил с привычкой подгонять диалоги «Мудреца» к водке новостей — привычкой, откровеннее и гениальнее всего сказавшейся в легендарном эйзенштейновском спектакле. Табаков почувствовал исчерпанность агрессивных интерпретаций. Его «Мудрец» сделан в духе тех лет, когда не то что о режиссуре — об актерском ансамбле было еще не слыхать.

Понятно, что премьерный разнобой еще сгладится, но никакой цельной картины в «Мудреце» так и не возникнет. Его герои — каждый сам по себе, каждый при своих глупостях и мелких злодействах — упорно не желают превращаться в метафору «общества как такового». Обитатели маленькой сцены связаны друг с другом не постановочной идеей, а короткими психологическими этюдами, пристроенными к знакомым ситуациям.
Но странное дело — эта нейтральная режиссура, никак не выдающая своего присутствия, эта манера тактично обходить любые сложности идейного и эстетического порядка позволяет открывать достаточно тонкие соответствия между старым текстом и сегодняшним контекстом. Главные удачи «Мудреца» в Табакерке возникают на периферии сюжета: мы с живым удовольствием узнает ловкость Городулина, репортерский азарт Голутвина и жестокую конкуренцию, царящую среди гадалок в доме Турусиной.

Это умиротворяющее равновесие между режиссерскими и актерскими амбициями, между традицией и конъюнктурой, меду старым и новым позволяет, не заскучав, но и восхитившись, досмотреть «Мудреца» до конца.