| Входит и выходитНаталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 9.01.2023 «Входит и выходит. Замечательно выходит». Ну кто ж не помнит, что говорили игрушечные зверюшки Алана Александра Милна, когда принесли ослику Иа-Иа свои сомнительные подарки на день рождения! Винни-Пух принес пустой горшок, потому что мед съел по дороге, а Пятачок — лопнувший шарик, так как очень торопился и упал.
Шарик, превратившийся в тряпочку, замечательно входит в пустой горшочек, и это обстоятельство персонажи культовой сказки считают весьма важным, а подарки, таким образом — полезными. Они вообще все время видят важные смыслы в вещах, сплошь и рядом представляющихся взрослым людям совершеннейшими пустяками. И, кажется, именно это свойство философского рода подвигло Евгения Гришковца на написание пьесы и постановку спектакля «Винни-Пуховские чтения». Так подумаешь: нечем, что ли, больше заняться Московскому Художественному театру, как ставить историю про медвежонка, ослика, поросенка и сову? А ректору Школы-студии МХАТ, народному артисту Игорю Золотовицкому не хватало, что ли, в репертуаре роли шестилетнего Кристофера Робина? А Гришковец-то что, тоже в детство впал?
Впрочем, у Гришковца-то как раз, начиная с монолога «Как я съел собаку», давно прослеживается эта тенденция — зафиксировать поток сознания простодушного существа, сосредоточиться на совершенно произвольных, на первый взгляд, абсолютно ничтожных мелочах, которые, на самом деле, и составляют отдельно взятый, уникальный мир каждого индивидуума. Гуманист, одним словом. Разным бывал, но этого свойства у него не отнимешь.
Пьесу он написал в форме научной конференции и тут, конечно, попал в яблочко. Право слово, гуманитарии со своей любовью к научным «чтениям» очень даже напоминают философствующих персонажей сказки «Винни-Пух и все-все-все». Это вам не математика или физика, здесь все приблизительно и субъективно, все сосредоточено на странных мелочах (одному предмету или речевому обороту в ином научном труде посвящено этак три печатных листа). Прагматику такое зачастую смешно и кажется чистым надувательством.
«Чтения» так и проходят: артисты по очереди читают фрагмент книжки и по ходу дела цепляются за что-нибудь этакое. Например, вылезает долгое соображение по поводу возраста Иа-Иа — он, дескать, единственный здесь старый персонаж. А почему? То ли игрушка досталась Робину в наследство от предков, то ли она затрепана до старости от долгого употребления? Даже признаки деменции «ученые» находят в его рассуждениях. Или вот образ Кролика с его пустопорожней энергией — припоминается целая галерея типов из нашей жизни (чиновников, начальников разного ранга), которые все время мобилизованы, а, в сущности, не делают ровным счетом ничего полезного. Встречаются и совсем абсурдные «научные» догадки. Это касается, к примеру, происхождения слонопотамов или «спорного» вопроса о том, какие звери в книжке игрушечные, а какие настоящие (сова? кролик?).
Отличные артисты, безупречно подобранные по типажам и одетые в мягкие, нейтральные одежды интеллигентов, располагаются вокруг стола на ножке из высокого пня. Стол уставлен банками с медом и вареньем. Перед нами участники «чтений», так сказать, специалисты, филологи, которые и высказывают глубокомысленные соображения, и читают отрывки из Милна, слегка остраненно, но все же преображаясь в этот момент в соответствующего героя, — тут-то типаж и надобен.
Признаться, тексты Гришковца часто проигрывают текстам Милна. Научная часть периодически вязнет и буксует, в то время как фрагменты литературного оригинала говорят сами за себя. Пародийный прием — и на популярные нынче театрализованные читки, и на всевозможные научные чтения, — разбросанный по двухчасовому действу, временами перестает работать. Зато актеры, их тонкие «оценки» и их ненавязчивая характерность, не перестают доставлять удовольствие. Респектабельный Золотовицкий, который здесь и Кристофер Робин, и некий типа профессор, модерирующий чтения, чудо как хорош именно своими реакциями и оценками. Как смеется на одному ему ведомых моментах милновского текста! Как смакует нечто до того тонкое, что никто из зрителей и даже участников научного бдения этого не в состоянии постичь! Тут я все время вспоминала своего профессора старославянского языка, который, рассказывая о первой или второй палатализации, начинал звонко подхохатывать, вызывая недоумение у студентов. Казалось, описывая языковые процессы, он получал некое тайное физическое наслаждение.
Великолепен Александр Усов, читающий за Пятачка: трогательный, тонкоголосый, постоянно испуганный и очень ранимый. Отменно хороша Сова, которую как бы рефлексирует Вера Харыбина, играя одновременно и типичную филологическую даму, чуть восторженную, чуть заумную и безнадежно начитанную. Олег Тополянский — ослик Иа-Иа, здесь, вопреки научным «прозрениям», совсем даже не старый, просто зрелый, умудренный горьким опытом и, вероятно, бесконечно одинокий. А Валерий Трошин соединяет в себе две одинаково подозрительные энергии: вездесущего Кролика и прыткого научного работника, у которого на каждый вопрос есть моментальный ответ. Наконец, Пух — Артем Волобуев, крепкий, коренастый, этакий поэт-деревенщик (не забудем, что медвежонок усердно сочинял стихи) и одновременно какой-нибудь филолог-почвенник, каких немало на наших факультетах да кафедрах.
В спектакле читается и анализируется знаменитый русский перевод Бориса Заходера. Нам кажется, что он едва ли не «наше все», но книжку-то сочинил английский писатель Милн! И, чтобы не запамятовать это обстоятельство, «чтения», как в лучшие времена, становятся международными, в них участвует английский «эксперт-лингвист» — Эмили Нина Гамбрилл (настоящая уроженка Британии, студентка Школы-студии МХАТ). Именно она воспроизводит на языке оригинала ослиный крик, звучание имен и прочие тонкие прелести. «Англосаксонская» тема ненавязчиво встраивается в повестку. Туда же неумолимо отправляются и возникающие по ходу дела, в частности, у меня, учившейся литературоведению, вопросы. Ну, например, каков пол Пятачка: не девочка ли это, или… Спектакль Гришковца, впрочем, деликатен, но воображению ведь не откажешь? Тем более, что сама форма, да и содержательное наполнение отлично входят в искушенное сознание, а также замечательно выходят, обрастая разного рода свежими ассоциациями.
Ты уж было совсем забыл этот дивный мир сопелок-пыхтелок, пчел и меда, обретенных хвостов, так и не напавших ни на кого слонопотамов. Между тем, одно из многочисленных «научных» наблюдений, озвученных на Малой сцене МХТ, явно стоит того, чтобы обратить на него особое внимание. Весь этот «Лес», который, в сущности, и не лес вовсе, ведь начисто лишен конфликтов. Здесь и процесс познания мира, и даже его совершенствование вполне успешно обходятся без них.
Спектакль заканчивается теми же словами, что и книжка: «И они пошли. Но куда бы они ни пришли, и что бы ни случилось с ними по дороге, — здесь, в Зачарованном Месте на вершине холма в Лесу, маленький мальчик будет всегда, всегда играть со своим медвежонком».
Оригинал статьиТри Герды, Екатерина Ченчикова, Проект «Молодые критики о Художественном театре», 3.11.2023 Два по 125, Эсфирь Штейнбок, Коммерсантъ, 21.10.2023 Мы — пыль…, Ирина Виноградова, Театральный смотритель, 11.10.2023 Начните с воды, Полина Куревлева, проект «Молодые критики о Художественном театре», 10.08.2023 Живут миражами, Елена Жатько, Проект «Молодые критики о Художественном театре», 2.06.2023 Входит и выходит, Наталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 9.01.2023 | |
