Анатолий Смелянский на смерть Евгении Добровольской
Когда уходит из жизни такая актриса, как Женя Добровольская, невозможно описать чувства оставшихся, тех, кто с ней играл на сцене, или хотя бы раз был обожжен выплеском таившейся в ней эмоциональной силы. Этой силе нет еще точного названия. Это женская душа на изломе, это страдание, боль, ожог, невостребованная любовь, чувство всемирной несправедливости. Это способность прямого воздействия одного человека на сотни людей, сидящих в темноте зала, это то, что держит театр на плаву и без чего нет настоящего искусства. Ей не так часто доставался материал, в котором Женя могла проявить свою актерскую силу. Она играла не только Арманду Бежар и Нину Заречную, были разные режиссеры, были бесконечные сериалы, но она каким-то своим способом пыталась сохранить горящий в ее душе огонь. Зато, когда наступал ее час, когда сходились над ней ее звезды, она буквально оглоушивала публику. Глагол «оглоушивать» применял в таких случаях Константин Сергеевич, когда хотел описать настоящую мощь актерской игры. Лучшие роли Жени, ее высшие сценические минуты оставались в памяти навсегда. Так это было в «Чайке», так это было в булгаковском «Мольере», «Господах Головлевых» или в спектакле «Кому на Руси жить хорошо». Она знала свою силу, именно поэтому страдала от невоплощённости, невысказанности. Она не раз терзала режиссеров и своих сценических партнеров, но ни у кого не было сомнений в том, какой творческий огонь таится в ее душе. У Ахматовой есть строчки о том, как меняется на портретах лицо человека после ухода. «По-другому глаза глядят, и губы улыбаются другой улыбкой». Посмотрите на лицо Жени Добровольской сейчас, посмотрите в ее глаза и как теперь улыбаются ее губы – вы поймете, что мы все потеряли, что потерял Художественный театр.
