Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

ОКСАНА МЫСИНА: «РАДИ ЗАРАБОТКА Я НЕ ДЕЛАЮ НИЧЕГО»

, 05.2006
(авторский вариант)

 — Оксана, широкой публике вы известны в трех ипостасях: как лидер собственной рок-группы «Окси-рок», как театральный режиссер и как актриса театра и кино. Что сегодня для вас более важно?

 — А кого вы больше любите из своих детей? Я всему отдаюсь до конца. Нет у меня, что я там немножко, чуть-чуть, а тут тоже капельку. И музыка, и режиссура, и актерские работы — это то, что заставляет меня не спать до пяти утра, думать, сочинять какие-то тексты, образы. Это безумно интересно — из ничего что-то создать.

 — Для вас это чистое творчество? Или есть направление прибыльное, а есть — неприбыльное?

 — Для меня это путь. Ничего прибыльного не бывает. Чтобы получать гонорар, который я сегодня получаю в кино, надо было 20 лет попахать. В музыке, я отдаю себе в этом отчет, мы - новички. Здесь идет такой же процесс. Ради заработка я не делаю ничего. Если мне предлагают большие деньги, а дело никак не сочетается с тем, как я вижу себя в нем, я ни за что не пойду на большие деньги.

 — Бывали такие случаи?

 — Скажем, у Юры Мороза я в «Каменской» сыграла, и от этого у меня многое пошло. Моя эпизодическая роль понравилась Тодоровскому, дальше от этого пошли «Семейные тайны». Мне с Юрой было легко и приятно работать. Но когда он предложил мне роль, которая перекликается с тем, что я уже делала, я не могла согласиться. Хотя прекрасно понимаю, что раз я отказалась, то режиссер больше вообще не будет звать. Но я не могу быть не самой собой.

 — Вам удается не изменять себе?

 — Творчество — очень хрупкая вещь, очень тонкая, как любовь, это пыльца на крыльях бабочки. Если отнесешься к этой пыльце без того трепета, который нужен, то бабочка может не взлететь. Я дважды в своей жизни вводилась в уже готовые спектакли. Один раз — во МХАТовский спектакль «Тойбеле и ее демон». После смерти Елены Майоровой меня уговорили сыграть ее роль. Театр обратился ко мне, сказал, что спектакль будет посвящен памяти Лены, что это не ввод, что это с чистого листа. Я интуитивно чувствовала, что не надо входить в эту роль, но меня убеждали партнеры, режиссер? В результате — после шестого спектакля Сергей Шкаликов, мой партнер, умер от передозировки наркотиков? Такая судьба у спектакля.
Так что стараюсь слушать внутренний голос, который говорит, чтобы я делала свое, потому что не успею схватить все куши, которые висят на кустах вокруг. Считаю, что профессионализм и высокий уровень, достигнутые в чем-то, всегда выскочат в нужный момент. Нужно быть к этому моменту готовым.

 — Вы готовы?

 — Мой барабанщик, Миша Золотарев, говорит: «Я понял, мне полтинник. Мы старые, но мы всю жизнь били в одну точку, не разменивались, не играли попсу. Мы должны продолжать бить в одну точку и ждать, когда это выстрелит». Сегодня мы играем свою музыку в клубе, но я верю, мы верим, что наступит наш момент? В прошлом году мы выступали перед 10-тысячной аудиторией кинофестиваля на Азовском море, и я слышала как публика реагирует на наши песни! Мы ощущали, как шла волна энергии. Нас просто подбрасывало! В «Б-2» на рок-фестивале мы дали жару недавно. Американские студенты говорили, что когда смотрели на нашего лидер-гитариста Сергея Щетинина, то думали, что это «Роллинг Стоунз» — по звуку, по имиджу. На большой площадке нас «несет», и, как американцы говорят, мы «даем шоу».

 — Когда вы выпустите свой альбом?

 — Я раньше не знала, что такое наш шоу-бизнес: разговор на студиях часто заканчивается выяснением, кто за нами стоит, сколько денег, какой банк. Большие президенты крупных студий просто не скрывая говорят, что не любят музыку, она их не интересует. Вопрос один:"Чего вы хотите от нас, и сколько мы на этом заработаем? Сейчас появился банк, который, возможно, будет нам помогать. Впрочем, я на это сильно не рассчитываю, хотя понимаю, что в нашей стране для успеха нужна финансовая поддержка. Ццинизм современного мира беспределен, как в политике, это все идет оттуда: человеческая жизнь не стоит ничего.

 — Вы интересуетесь политикой?

 — Я далека от политики, хотя в курсе основных событий. Меня гложет, терзает то, что происходит. Я не тот человек, который закрывает на все глаза, живет и ничего не видит. 

 — Что задевает вас сегодня?

 — В Америке шесть высоких военных деятелей, уйдя в отставку, заявляют о том, насколько бездарная война идет в Ираке. Даже военные говорят о том, насколько все это отвратительно!
К сожалению, иракская и чеченская войны чем-то похожи. В Чечне, может, не такой размах, но я убеждена, что информация просто не доходит до нас. Наше общество питается пропагандой, оно не знает о действительном положении вещей. И это только кажется, что война — там. В том-то и дело, что она давно уже вся здесь. Мы живем, утром просыпаемся и радуемся, что солнышко встало, весна на дворе, а при этом? Может, я сейчас и занимаюсь нашей музыкой потому что, не ударяясь в политику, только языком искусства можно говорить на эту тему.

 — Музыканты разделяют вашу позицию?

 — То, что сейчас со мной мои ребята, — это чудо. Мы искали друг друга всю жизнь, может быть. Хотя у нас у всех абсолютно разный человеческий, жизненный, музыкантский опыт. Найти людей, с которыми будешь сочинять, чувствовать друг друга, понимать, говоря на своем каком-то птичьем языке — очень большое дело.

 — Так что, рок в нашей стране жив?

 — Я не отвечаю за весь рок, я не музыкальный критик. Я даже не успеваю слушать большинство наших музыкантов. Хотя была не раз на концерте Гребенщикова. Когда с мужем бываем в Штатах, ходим на концерты Боба Дилана, на блюзовые концерты великих американских певцов и музыкантов, ведь вся эта музыка пошла оттуда.

 — В чем заключается ваш музыкальный эксперимент?

 — В том, чтобы найти такие русские тексты, такое сочетание слов, звуков, которые гармонировали бы с музыкой, выросшей из блюза. Музыка нашей группы — это, скорее, ритм энд блюз, такое сплетение рока и блюза, какой-то балладности европейской. Мне кажется, что в нашей рок-музыке только Виктору Цою по-настоящему удавалось это сочетание рок-музыки и русского текста. Все, кто знал Цоя, говорят, что на него это как бы снисходило, эти тексты и сочетания звуковые.

 — Чем можно объяснить постоянные неудачи наших англоязычных проектов за рубежом?

 — Все равно остается русский акцент. И английский для русского поэта — это все равно переводной язык. Есть Пушкин в оригинале, а есть Пушкин на английском или финском языках. Это два разных Пушкина.

 — Где больше фальши на сцене — у нас или у них?

 — Я не знаю. Но я буквально балдею от того, как работают музыканты там. Насколько каждый концерт для них — это жизнь и смерть. Такое впечатление, что это последнее в жизни выступление, такая энергетическая выкладка. Они что-то про это знают, они знают, как воздействовать на публику. Они знают, что надо тратиться и умирать здесь на глазах, и не рассчитывать каждый свой шаг. У нас же полно людей, которые «поют» и «играют» под фонограмму.

 — Вы всегда работаете вживую?

 — Всегда только вживую. Это естественно, нормально.

 — Как поживает «Театральное братство Оксаны Мысиной»?

 — Прекрасно поживает. Мы сделали новые версии наших спектаклей — «Аристон» и «Кихот и Санчо» — в пространстве молодого молодежного театра «АпАРТе», в потрясающем белоснежном подвале на Тверском бульваре.

 — Вас можно поздравить, наконец, с получением «прописки»?

 — Да, я прописываюсь в «АпАРТе». Мне там нравится: очень творческая атмосфера, не надо выяснять ни с кем отношений. Приняли нас очень по-дружески. Так что теперь ищите мои новые работы в театре «АпАРТе».
Кстати, на новой площадке в свой день рождения я вошла в собственный спектакль как актриса. Играю в «Аристоне» Иокасту, жену Эдипа, которая покончила с собой. Большое удовольствие получила от этого акта в очередной раз. Очень люблю умирать на сцене, это потрясающее занятие. В Достоевском, у Камы Гинкаса, я очень много умирала — 275 раз уже.

 — Вы - просто Феникс!

 — «Птица Феникс» — моя первая роль в рок-опере в Театре Спесивцева. Там я в первый раз с рок-музыкантами и спела. И как раз играла птицу Феникс. Пять человек делали мне кто лапы, кто крылья, кто хвост. Я сидела в такой «штуке» и пела в микрофон басом. Потом я вырастала, у меня отпадал хвост, когти исчезали, и оказывалось, что у меня бесконечно длинные ноги, плюс я была на каблуках и в короткой юбке?

 — В каких новых проектах мы сможем увидеть вас в следующем театральном сезоне?

 — Буду играть Раневскую в «Вишневом саде», в спектакле Андрея Любимова. И с питерским режиссером Алексеем Янковским делать моноспектакль «Девочка и спички» по пьесе Клима — авангардного потрясающего режиссера, драматурга, получившего премию «ЮНЕСКО». Я очарована Янковским, он что-то знает об этой профессии, чего не знаю я.

 — Что в кино?

 — В кино отснялась у Рязанова в фильме об Андерсене, сейчас идет озвучивание. А буквально сегодня меня утвердили на главную роль в 12-серийный телевизионный фильм «Кровавая Мэри». Режиссер Нонна Агаджанова, прослушав запись альбома нашей группы, отобрала три песни, которые, по всей видимости, в фильме и прозвучат.

 — Ваш муж Джон — американец, и кому как не вам задать вопрос: какие они, американцы?

 — Да разные все, так же, как и русские. Вы ждете обобщения, а мне хочется разделения на личности. Я не понимаю слова «массы». Все люди разные. Есть те, кому нравится фашизм, а есть те, кто читает Иосифа Бродского.

 — Сегодня на ваш концерт пришел дедушка в медалях, и очень увлеченно слушал…

 — Это наш постоянный зритель. Он и на спектакли мои приходит, ждет после спектакля, был и в ЦДХ на концерте. Ему нравится рок-музыка, и он мне все время звонит (узнал где-то телефон) и спрашивает, когда наш концерт. Сегодня говорю ему, что концерт в клубе, поздно все-таки, зачем ехать, дождь идет. Он мне: «А что делать? Мне мой друг полковник сказал, что ничего выше любви нет. А что, если я вас люблю? Вы должны это терпеть. Выше любви ничего нет, значит, я приду на концерт даже если поздно и дождь».