Хореография, пластика | Не как на войнеМарина Райкина, Московский комсомолец, 22.09.2010 Художественный театр открыл сезон по-мужски сурово. Жестко, без соплей и полутонов… Ориентация — традиционная. Роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты» других красок не допустил. Малая сцена МХТ. Деревянный, свежеструганый помост и экран — больше ничего. За экраном при определенном освещении — фигуры, точнее, их туманный абрис: стоят как в хоре — плечом к плечу. Мужчины? Женщины? Не важно. Когда в черных одинаковых костюмах вышли из-за экрана вперед, оказалось — мальчишки, числом 21. Коротко стриженные, в покупных костюмах с белыми метками, наверное, «Моссельпрома». Сгрудились и запели: «В лесу неслышно, невесом слетает желтый лист, осенний вальс осенним днем играет…» Хор стройно-тревожно-напряженный. «Преступно романтизировать войну, делать ее героической и привлекательной. Тот, кто врет о войне прошлой, приближает войну будущую — ничего грязнее, кровавее, жестче, натуралистичнее прошедшей войны не было». Многие наврали, но не Астафьев. Его правда — очень страшная, горькая. Хотя ни у него в романе, ни у режиссера Виктора Рыжакова на сцене страшилок войны нет. Физиология — оторванные конечности, надсадное дыхание, вытаращенные глаза от ужаса, компьютерные чудеса выживания под бомбежкой, как в кино, — отсутствует как факт. На мхатовской сцене война пострашнее — ад внутренний, порожденный адом внешним. Их всего двадцать один — попавших в лагерь для новобранцев в Сибири перед отправкой на фронт. Старшина, лейтенант, майор и бритоголовые новобранцы — все на одном плоту, как на острове. И всего одна женщина (тонкая работа Надежды Жарычевой). На экране латиницей появляется надпись “rjdovoy ryndin”, и из хора выдвигается долговязый парень (Денис Бобышев): — У меня вот бабушка Секлетинья неученая, но никогда не брала чужого, не обманывала никого, всем помогала. Она одну стихиру часто повторяла… Дак вот в одной стихире, бабушка Секлетинья сказывала, написано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийства, будут Богом прокляты и убиты. У Рыжакова получился как будто геометрический спектакль: групповые мизансцены похожи на большие фигуры, которые разрушаются на мелкие. И ничтожность мелких фигур, доведенных до ничтожности обстоятельствами жизни, сталинскими нечеловеческими порядками, — очевидна. У каждого «осколочка» — своя биография и история. Один отмотал срок и под подозрением, двое других сбежали в деревню к мамке повидаться, третий физически не выдержал: «синюшный парнишка, с нехорошим отеком на лице, вечно дрожащий, псиной воняющий, за короткое время дошел до ручки, мочился под себя, сослуживцы били…». Пятый, пятнадцатый послал офицера «нах…» Страшно слушать, как оно было. А ведь было. Но как выясняется (и чем дальше, тем больше), не про прошлую жизнь из прошлого века поставил спектакль Рыжаков с молодой порослью МХТ. Когда эти парни в черных ли брюках с обнаженными торсами или в полотняных подштаниках фронтально стоят к залу, понимаешь, что ни про других, а про них (не голодных, крепких, с хорошими машинами) сделан этот спектакль. Это они (как и множество других парней и мужиков) могут стать в России, а не в СССР проклятыми и убитыми. Как уже было в Афгане, в Чечне, в Северной Осетии… Мостик, перекинутый постановочной группой, невидим, но - вот он, чувствуете?.. Не виден только тем, кому сегодня все «пох…». Пугающая актуальность возникает еще и от игры молодых артистов. Двадцать один работает как один. Одно большое тело, корявое, нервное, то дерзит, то корчится от боли (замечательная работа хореографа Олега Глушкова). Хор слаженно-яростно-громкий, но понимает, что такое пиано, когда с разухабистой плясовой («Пора молодцу жениться») переходит на вальс («На сопках Маньчжурии»). А как работают солисты (те, кто с персональными историями)! Каждую партию вроде и не выводят по нотам, но можно сравнить с оперой — высокий надломленный тенор (Олег Савцов), нахальный бас (Артем Быстров), баритон-оторва (Алексей Варущенко) и сбивчивый речитатив (Павел Ворожцов). И даже с балетом — тыловая гнида делает по сцене па под собственный аккомпанемент: «Наши доблестные войск-а-а ведут ожесточенные бои-и-и» (Николай Сальников). Сравнение с большой музыкальной формой более чем уместно: музыки и не так много, а кажется, что звучит она постоянно. Песня военных лет про осенний вальс в лесу прифронтовом, переведенная в рапидное исполнение, вдруг напоминает литургию. Браво хормейстеру Татьяне Лейкиной! Как и Владимиру Гусеву, автору видеопроекции. Когда в финале вся группа поет «На сопках маньчжурки» зал с трудом сдерживает слезы. А постскриптум к этой театральной истории окажется уж совсем неожиданным — фрагмент битловского Becausе исполнят акапельно — и на высокой ноте она оборвется вдруг и…. «Прокляты и убиты» — на сегодняшний день лучший спектакль о войне. Потому что не к дате сделан из настоящего материала: крик, боль, слезы и сердце на разрыв — все настоящее. И еще потому, что совсем не о войне. Пресса Анна — это ты, Ирина Пекарская, Startup, СТД РФ, 13.04.2020 Толстой — Гроссман — Крымов, Людмила Привизенцева, ЗОНД Новости, 11.10.2018 Фоторепортажи с премьеры спектакля «Серёжа», 9.10.2018 В МХТ имени Чехова сообщили, что на премьере спектакля Дмитрия Крымова будет аншлаг, ТАСС, 9.10.2018 То ли девушка, а то ли виденье, Ирина Корнеева, Российская газета, 12.05.2016 Так захотелось выпить…, Лариса Каневская, Театральный мир, № 1, 28.01.2016 Телеверсия юбилейного вечера Олега Табакова, Первый канал, 16.01.2016 Олег Табаков предпочел дифирамбам семейный вечер, Анжелика Заозерская, Вечерняя Москва, 15.11.2015 Ургант захотел стать Табаковым, Марина Райкина, Московский комсомолец, 15.11.2015 Одиссея фарфорового Эдварда, Анна Балуева, Комсомольская правда, 20.11.2014 Мнимые величины, Кристина Матвиенко, Colta.ru, 9.04.2014 Вырыпаевская вакханалия, Александра Солдатова , Новая газета, 9.04.2014 Сказка для всех, Наталия Колесова, Планета Красота, 12.2011 Здравствуйте, мальчики, Анна Гордеева, Время новостей, 22.09.2010 Не как на войне, Марина Райкина, Московский комсомолец, 22.09.2010 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
