Режиссеры

Финита ля комедия

, 15.01.2007
Под Новый год, так уж повелось, люди хотят веселиться. То ли устают очень, то ли еще что, но праздник этот — самый радостный из всех и какой-то простодушный. Те, кто занимается в эти дни нашим досугом, выдают народу искомое — премьеры разнообразных комедий в театрах и кино, ну и все эти шутки юмора на телеэкране. Чего-чего, а подобного добра у нас в переизбытке. И вот, как хотите, а пресловутый «Аншлаг», в зубах навязший, свое дело сделал. Кто только с ним ни боролся, даже депутаты Госдумы отметились, а он, курилка, продолжал трудиться в поте лица своего. И дотрудился до того, что мы, похоже, окончательно утратили чувство юмора. Ну, или перестали понимать, над чем смеяться-то теперь надо. Давно забытые тонкости, изящные намеки и изысканное остроумие если и остались в обиходе, то проходят по уничижительному разряду: юмор не для всех. А для всех предлагается весомое, грубое и более чем зримое комикование. То есть берут тебя за шиворот и трясут что есть мочи: смейся, паяц, зря мы, что ли, тут стараемся, рожи корчим. 

А в театре, само собой, разнообразные антрепризы, на чес по стране рассчитанные, руку приложили, отвратили от здорового веселья нормальную публику, не готовую, глядя на пошлые кривляния, так уж сразу за живот хвататься. Ну и мы, театральные критики, тоже свою лепту внесли, постарались. Комедии у нас низшим жанром числятся, презрительным словом «коммерческие» обозначаются. Мол, если кому так уж смеяться хочется, животы надрывать, то и бог с ними, но историю театра делают совсем другие спектакли, серьезные, крупные по смыслу, сложные по форме. Может, оно и так, а только ведь и отдохнуть иногда хочется, от проблем отойти и оттянуться на всю катушку. Вот хотя бы в Новый год, под шампанское и конфетти. Я уж не говорю о давно забытом умении через уморительно смешное о серьезном говорить. В этом смысле знаменитый спектакль Анатолия Эфроса по гоголевской «Женитьбе» — вершина непревзойденная. До него нынешним нашим потугам, как до Марса, лететь — не долететь. В нынешних творениях и смешное не смешно, и серьезный смысл никак не просматривается. Вот и выходит — комедии, как и положено, появились, а посмеяться вволю так и не удалось. Ни на «Тартюфе» мольеровском в театре «Ленком», ни на «Фигаро», поставленном Кириллом Серебренниковым в только что созданной Театральной компании Евгения Миронова. Вот разве что мхатовские «Примадонны» не подвели — ну да, глупость полная, а смеешься, наверстывая упущенное.

А как Тартюф?

О спектакле Владимира Мирзоева толком не знаешь, что и сказать. Не то чтобы провал, но и не сказать, что достижение. Возможно, премьерный спектакль был сыроват, не доведен до кондиции, а может, и доводить было особо нечего, как угадать? Мирзоев всегда отличался решительностью по части формы, чего только не придумывал, фантазию подгоняя. В «Тартюфе» он решительно умерил себя, убрал почти все свои фирменные штучки (кроме самой главной — артиста Максима Суханова), но в божественную простоту не впал, нет. Ясности все равно никакой, о чем поставлено, что сказать хотели — гадай теперь, насколько воображения хватит. Кто-то видит в спектакле гомосексуальные мотивы, кто-то — укор бесхарактерной интеллигенции. ..

Какая-то странная вялость опустилась на ленкомовскую сцену и как будто сковала артистов, по большей части хорошо играющих. Александр Сирин, например, — чудный Оргон, робкий и печальный добряк, всегда готовый обмануться. И Мария Миронова играет Эльмиру весьма изящно и тонко, и Елена Шанина (Дорина) подвижна и легка. Вот только кажется, что им негде здесь развернуться, не получается у них стать полноправными участниками представления. А все потому, что главный тут персонаж — нетрудно догадаться — Максим Суханов, Тартюфа играющий. Впечатление такое, что и режиссер никак дождаться не мог, когда же он наконец выйдет на сцену, и публика вслед за ним. Суханов выходит не сразу, примерно через час после начала, и зрители, как по команде, в креслах подтягиваются, мгновенно оживившись. Все шутки-прибаутки, режиссером выдуманные, отданы именно ему, и он не подводит. Выходит, и вялость мгновенно преображается в напор. Играет здорово, ничего не скажешь. Открытий особенных нет, приемы знакомые, не раз опробованные, зато скажет слово, хитро так взглянет в зал, и все мы - у него в плену. Классический текст, как это часто теперь водится, обильно дополняется шутливыми отсебятинами типа: «Поговорим о деле». — «О теле? В постели?» Правда, смешно?

Однако уважающий себя современный режиссер шутит не просто так, с намеком. Вот и здесь, последний мольеровский акт для большей актуальности переписан Михаилом Мишиным. Герои встают на коньки (как хотите, но от этих «звезд на льду» уже буквально деться некуда, они теперь всюду с нами), вокруг елки хороводы водят, а вместо Деда Мороза — злодей Тартюф в роскошной шубе. Здесь забавляются с гласностью, правозащитниками и прощают провинившегося Оргона от имени гаранта конституции. Шутки грубые и плоские, но заскучавшая было публика вновь оживляется, хихикает. На комедию как-никак пришла.

А тут, блин, граф

На спектакле «Фигаро. События одного дня» и вовсе не до смеха. Серьезный режиссер Кирилл Серебренников сразу предупредил, что намеревается Пушкина, некстати сравнившего пьесу Бомарше с бутылкой шампанского, опровергнуть. Поведал в телеинтервью, что не видит в этом тексте ничего особо смешного. Странно, конечно, но пусть так. Только что тогда он в нем видит? Вот в чем вопрос, как сказал бы принц Гамлет.

Текст Бомарше заново переведен Марией Зониной и переписан самим Серебренниковым. И все для того, чтобы перенести действие поближе к современности. Без этого классика — считает режиссер — сегодня неинтересна. Черт с ней, перенесли. Фигаро с Сюзанной режут к свадьбе салат оливье, а слова «сучка», «клево», «хана» и «блин» летят в зал вместо ожидаемых брызг шампанского. Думаете, хоть что-то из этого проистекает? Как бы не так. Громоздкая декорация (сценограф Николай Симонов) живо напоминает недавний мхатовский «Лес» и отсылает нашу зрительскую память в 70-е годы прошлого века. А что тогда с графом делать прикажете, которого так и продолжают величать графом? Да и французские имена никто не поменял. Действие где и когда происходит, граждане? Или это клички такие, и графом называют крутого пахана, который вовсю пользуется правом первой ночи? Так в 70-е они тихо по лавкам сидели, недаром теневиками звались. Условная какая-то современность получается.

Столь же условно и все остальное. У Фигаро печаль в глазах — так задумано. Да еще время от времени он к инструменту присаживается и поет по-французски Сержа Генсбура. А вот отчего он скучает-грустит, понять не удалось. Вроде все в конце концов удачно складывается. На Сюзанне женился, мать нашлась, графа, как положено, облапошили. В чем проблема? Ну да, монолог знаменитый он произнес, рассказал, как трудно ему в газете работалось — самоцензура заела, потом сценарий сочинил — что-то такое про мусульман написал, а это, сами знаете, нынче чревато, не поставили. Но именно тут вслед за Станиславским хочется сказать: не верю. Слова эти, Серебренниковым выдуманные, были просто словами, Фигаро, публике представленный, к ним никакого отношения не имел. Так, слова, слова, слова… Бенефисная, в сущности, роль сыграна Евгением Мироновым как-то совершенно не интересно. Ну, или не увлекательно, так точнее. Заскучавшей публике только и оставалось, что вспоминать о знаменитом спектакле Театра сатиры и о блистательном Андрее Миронове, который, кстати, тоже играл грустного Фигаро (а какая при этом легкость, изящество и артистизм — упоение одно). И монолог его звучал по тем временам весьма современно (слов, однако, не меняли, никакой актуальности не вписывали), публику задевал. Но лучше не вспоминать — окончательно тоска заест.

Справедливости ради скажем, что в этом спектакле, не пойми о чем поставленном, отлично играют Елена Морозова (Графиня) и Виталий Хаев (Граф), редкие минуты вовлеченности в действие связаны именно с ними. И совсем молоденькая Юлия Пересильд, без сомнения, здорово могла бы сыграть Сюзанну в какой-нибудь иной «Женитьбе Фигаро», в той, где меньше претензий и больше смысла. Темперамент, легкость и чувство юмора — все при ней. Отсутствие смысла — и есть главная проблема этого весьма амбициозного «Фигаро». На сцене была явлена не комедия и не драма, а какая-то зияющая пустота, небрежно декорированная. Впрочем, авторы прямо во время спектакля критиков предупредили, чтобы не судили строго. Фигаро среди прочего сказал вдруг ни к селу ни к городу примерно следующее: мол, в первый раз играем, но критикам же не объяснишь, что еще сыро. Действительно, не объяснишь.

Смех и грех

«Примадонны», поставленные режиссером Евгением Писаревым, в МХТ им. Чехова вышли скромно, никаким шумом рекламным не сопровождались. Как будто главный театр страны немного стеснялся дурацкого сюжета, придуманного американским писателем Кеном Людвигом на манер известного фильма «В джазе только девушки». Тут тоже главная хохма в том, что мужчины переодеваются в женщин, потом влюбляются и все такое прочее. Конечно, не по чину МХТ такие пьесы, они афишу не украшают. Но деньги-то надо зарабатывать, темпераментно возразит нам руководство театра. Не одним же только «N 13» (давняя постановка пьесы Рэя Куни) жить прикажете, чего тут ханжество разводить, чай, капитализм на дворе. Ну и как с этим спорить, чем опровергать?

А все же стесняется театр правильно. До победительного «N 13» новому спектаклю далеко. И до другой пьесы Кена Людвига «Одолжите тенора», которую в прошлом сезоне весьма удачно поставил в Театре им. Пушкина тот же самый Евгений Писарев, он тоже не дотянулся. А все потому, что всего лишь хотели успех повторить, не искали ничего нового. Ну и пьеса, мягко говоря, не ахти. Вторичная, поверхностная, концы с концами не очень связываются — как такую хорошо поставить? Какие-то нелепости и дыры сюжетные Писареву раскрашивать пришлось, довольно-таки грубо, ему не идет. А все же «Примадонны» в каком-то смысле честная работа. Зрителя тут не дурачат, не водят за нос, обещая двойные смыслы и бог знает что еще. Он (зритель то есть) пришел повеселиться, и ему дарят эту радость, с превеликим удовольствием дарят. Собственно, в этом удовольствии все и дело.

Плохую пьесу здесь не выдают за откровение, просто валяют дурака, получая удовлетворение от чистого лицедейства. Любовь-морковь, сюжетом заявленную, правду сказать, не играют, актеров занимает один только трюк. Мужчина в женском платье — представляете, какие тут горизонты открываются? Вот они и оттягиваются, так сказать, по полной программе, а что самое удивительное — без пошлости и натуги, профессию не роняя. Юрий Чурсин, Дмитрий Дюжев и самый упоительный — Михаил Трухин. Без шуток говорю — Трухин играет роскошно, тут и серьезный критик не устоит, от смеха задохнется. А смех, знаете ли, дело хорошее, для здоровья полезное. Его теперь в чистом, незамутненном виде днем с огнем не найдешь. Большая редкость, все равно как снег в нынешнюю зиму.